Трагедия Цусимы - Владимир Семёнов

«Из общей ведомости в орудийные должны быть внесены сведения, касающиеся каждого орудия в отдельности, как по убыли людей, так и по повреждениям, влияющим на действие данного орудия непосредственно или отвлекающим на время прислугу его.

С подробностями плана должны быть знакомы не только офицеры, составлявшие его, но в равной мере и причастные к его исполнению нижние чины: артиллерийские и минные кондукторы и квартирмейстеры, комендоры, гальванеры, минеры, трюмные и проч. — до санитаров включительно».

Приказ заканчивался так:

«Не следует смущаться непорядком, который будет иметь место при первых учениях: их следует доводить до конца и повторять. К учениям этого рода приступить немедленно и выполненные планы представлять еженедельно, или на стоянках, в мой штаб».

Нужно ли говорить, что этот приказ выполнялся? Что личный состав эскадры прилагал все усилия к осуществлению задач, поставленных адмиралом? В искреннем желании недостатка не было. Делали все, что могли. Но… план боя, вычерченный «на бумаге», проделанный во всех подробностях, «примерно», во время учения, — мог ли вознаградить недостаток опыта, дать знание «ремесла», которое приобретается только практикой многолетнего эскадренного плавания, маневров и действительных стрельб?..

С одной стороны, лучше что-нибудь, чем ничего, а с другой… я не мог не вспомнить одного резкого изречения адмирала, командовавшего в 98-м году эскадрой Тихого океана, по поводу доклада флагманского артиллериста о неимении снарядов и зарядов для производства новой стрельбы, так как «количество, по штату положенное», уже израсходовано и можно стрелять только пулями из ружейных стволов, прикрепленных к большим орудиям.

Все-таки что-нибудь! — комендор будет стрелять из ружья, но наводить ему придется самую пушку. Лучше, чем ничего! — говорил артиллерист.

Значит, вы держитесь правила, — перебил его адмирал, любивший крепкие народные пословицы, — что «лучше хоть вошь во щах, чем совсем без говядины»? А я с этим не согласен! Уж лучше пустые щи, чем этакое утешение!

21, 22 и 23 ноября — все то же. Облачно и крупная зыбь. SO пассат, дующий прямо с Южного Ледовитого океана, создает на западноафриканском берегу, южнее экватора, климатические условия, вовсе не похожие на тропическую область, лежащую в Северном полушарии.

23 ноября я записал в моем дневнике: «Широта 16°, а температура в 9 ч. утра +14° R. Спал под теплым одеялом. Распарившись за три недели, многие жалуются на собачий холод».

Около полдня того же 23 ноября подошли ко входу в Great-fish bay. Здесь, в океане, мотаясь на зыби, нас уже поджидали угольщики. Молодцы немцы! — работают, как хронометр!

В 1 ч. 30 мин. пополудни стали на якорь в самом устье бухты, прикрытые косою от зыби и в то же время и от косы и от материка в расстоянии более 3 миль. Вглубь, где было бы еще спокойнее, не пошли, так как, немедленно по входе, была нами «усмотрена», находившаяся здесь, очевидно, в ожидании нас, довольно нелепого вида небольшая посудина под португальским флагом. Оказалось — речная канонерская лодка «Лимпопо», постройки 90-го года, с одной пушкой в 65 мм и парой митральез. Это было не слишком внушительно, а потому когда командир этого «Лимпопо» приехал на «Суворов» просить нас о немедленном выходе, то адмирал, совершенно спокойно и крайне любезно, разъяснил ему, что от любого из берегов, принадлежащих Португалии, мы стоим в расстоянии более 3 миль, т. е. вне пределов территориальных вод, и значит — сами себе господа.

Но вы стоите в бухте! Ведь это факт.

В этом отношении мы можем только благодарить Господа Бога, что вход в бухту устроен Им шире 6 миль и между двумя прилегающими к берегам полосами территориальных вод Португалии, нейтралитет которых для меня священен, имеется узкая полоса открытого для всех моря.

«Лимпопо» рассердился и пошел в Бенгуэлу с протестом.

— На здоровье, миленький! Всего хорошего! — напутствовали с «Суворова» канонерку, которая, тяжело переваливаясь с борта на борт, медленно удалялась на север. — На этой зыби пока доскребешься до Бенгуэлы и вернешься назад с ультиматумом — нас тут и духу не останется!..

Конечно, будь здесь английская эскадра и на ней хотя бы исправник из Бенгуэлы — разговор был бы другой…

Международное право, о котором так много говорят в наши дни… не есть ли все оно сплошь только подгонка под правовые нормы фактов грубого произвола, стремление ученых юристов «не потерять лица», подыскать оправдание силе, не считающейся ни с каким правом?

На следующий день, 24 ноября, около 4 час. пополудни, снялись с якоря и пошли в Angra Pequena. Этот переход, по условиям погоды, резко разнился от предыдущих. SO пассат южной части Атлантического океана, под берегом переходящий в SW муссон, совсем не похож на ласковый N0 Северного полушария. Обыкновенно к рассвету небо заволакивалось низкими, быстро бегущими облаками, и ветер свежел; к полудню разъяснивало; после полудня несколько стихало; к закату солнца — опять облачно и свежо; к полночи — тише и яснее до рассвета. Словом — попеременно, каждые 6 часов, то довольно сносная, то пренеприятная погода. Температура воздуха, даже в полдень, не поднималась выше 16° R.

28 ноября, около 1 ч. дня, стали на якорь в Angra Pequena. Расположились в западной части бухты, отделенной узким скалистым мысом от восточной части, где собственно и находится сама германская колония. Угольщики нас уже ожидали, но приступить к погрузке оказалось невозможным из-за погоды — ревел SSW баллов на 8 (сила ветра оценивается баллами: 0 — штиль, 12 баллов — ураган.), и даже в бухту заходила с океана крупная волна. Зато со стороны местных властей было встречено полное сочувствие. Флаг-капитан, ездивший на разведки (в западную бухту), сообщил, возвратившись, что губернатор (в чине майора) принял его крайне радушно, а на дипломатический намек — не будет ли препятствий для стоянки эскадры — сделал большие глаза, спрашивал: «Какая эскадра? Где она находится?» — и категорически заявил, что, так как из бухты, в которой он живет, никаких кораблей не видно и так как флота для дозора за берегами колонии у него не имеется, а сам он человек сухопутный и отнюдь не обязан и не намерен крейсировать в море на туземной пироге, да еще в такую погоду, — то хоть бы сражение произошло за ближайшим мысом, он все равно ничего предпринять не может.

При этом случае как нельзя более ясно сказалось, что то, заметно подавленное, настроение, которое господствовало на эскадре, вызывалось не утомлением от сверхсильной работы, не физическими трудами и лишениями… Когда офицерство (а конечно, и команда через вестовых) узнало о «майорском» ответе; узнало, что нас не только не гонят, но даже и не ругают по поводу нашего прихода; особенно когда распространился слух, что «майор» только бранился самыми нехорошими немецкими словами по поводу перекупленного у него под носом большого транспорта зелени и овощей, привезенных из Капштадта якобы по его заказу и для его «войск»… — все как-то ожили, развеселились. Про «майора» начали слагаться целые легенды, и само слово это сделалось нарицательным.