Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения

— В Пвилле его чуть ли не святым считают, — заметил Леогран. — Наш пастырь, когда отец Кармайкл приезжает, первым бежит изъявить почтение.

— Я не думаю, что кто-нибудь, зная Арона, может его не любить.

— Ну да, ну да… однако есть большая разница между знанием и иллюзией знания. А некоторые люди очень хорошо умеют создавать эту иллюзию. — Юный герцог задумчиво качнул фонарём. — Если подумать, мы всегда знаем лишь маску. То, что снаружи. И у каждого есть потаённый уголок души, где спрятаны некие мысли, чувства, воспоминания… вещи, которые мы хотим скрыть не только от близких, но даже от самих себя.

— К чему вы это?

Леогран чуть улыбнулся, и Таша запоздало поняла, что вопрос прозвучал немного резко.

— Да так, ни к чему. — Он учтиво распахнул дверь в гостевую башню. — Только почему-то у меня возникло ощущение, что отец Кармайкл не из тех людей, что дают себя узнать.

— С чего вдруг?

— Вы же сами сказали, что привыкли к его необъяснимости. Но я — нет. Считайте это просто трезвым взглядом со стороны.

Они с Алексасом сговорились, что ли?..

— Думаю, дальше я дойду одна, — сказала Таша.

— На лестнице темно, Таша-лэн. Возьмите фонарь.

— Я прекрасно могу и…

— Нет, не сможете. Вы же не видите в темноте, как кошка. Я знаю каждую неровную ступеньку, а вы — нет. К тому же вы моя гостья, и я должен соблюдать законы гостеприимства. Возьмите, я настаиваю.

Таша решила не просвещать юного герцога, что первая часть его высказывания несколько отличается от истины.

— Спасибо. — Она приняла из руки Леограна тонкую фонарную дужку. — Спокойной ночи, ваша светлость.

И направилась вверх по лесенке.

Когда дверь наверху хлопнула далёким отзвуком, Леогран, слушавший шелест её шагов, задумчиво подкрутил ус. Качнул головой в такт своим мыслям.

— Думаю, она подойдёт, — сказал он негромко.

А потом тихо и аккуратно закрыл башенную дверь.

Фонарь оказался кстати: лампадки в комнате почему-то не горели и загораться не желали. Поставив его у окна, Таша оперлась ладонями на каменный подоконник.

Задумалась.

Старик-трактирщик, Алексас, Леогран… что-то в Ароне тревожило их. И пусть Таша не разделяла их тревог, но в словах Леограна всё же была доля истины.

Ведь что сама она знает о нём?

Он пастырь в деревеньке у озера Лариэт, подумала Таша. У него была возлюбленная по имени Лоура, которая давно умерла. Он обладает множеством интересных способностей и полезных навыков, и…

И всё.

…больно неравное соотношение знаний и неизвестности, прошептал тоненький голосок сомнений.

Таша посмотрела в небесную мглу с рассыпанным по ней звёздным крошевом.

Рассмеялась.

Это просто глупо: сомневаться в Ароне после всего, что он для неё сделал. Да и в чём его можно обвинить? В загадочности?

Она опустила взгляд на свечу, плакавшую воском в фонаре. Прежде чем направиться к кровати, посмотрела на золотистый лепесток пламени, ровно тянувшийся к потолку, и на его отражение в оконном стекле.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Замерла — поняв, что это отражение волнуется на несуществующем ветру.

Что за?..

Таша наклонилась, вглядываясь в тёмное застеколье. В колебании призрачного пламени явно присутствовал некий ритм: точно его сбивало чьё-то дыхание.

Затем подняла взгляд на своё отражение — и осознала, что её глаза никак не могут светиться мягкой осенней синевой.

Таша отшатнулась, ещё успев увидеть, как чужие отражённые губы разомкнулись, шепнув два слова. Обе свечи, здесь и там, рванулись пламенем в сторону и, зашипев, погасли. Дыша тяжело и порывисто, Таша взглянула на змеившуюся от фитиля тонкую белую дымку; судорожно метнувшись к тумбочке рядом с постелью, отыскала в ящике спички. Вновь разожгла свечу — и лишь тогда позволила себе упасть на кровать, судорожно сжимая крестик в ладони, разметав светлые волосы по одеялу.

И нахмурилась, вспоминая то, что видела.

Таша никогда не практиковалась читать по губам. Но почему тогда сейчас она так уверена, что не её отражение проговорило…

«Пусти меня»?..

***

Всплеснув волной обсидиановых волос, Кэйрмиль Норман подошла к кровати и протянула мужу простую глиняную чашку:

— Твоя настойка, милый.

Неровное пламя свечи озаряло комнату с бревенчатыми стенами. Обычную комнатку в охотничьем домике, с отсутствием изысков до аскетизма. Герцог развалился на кровати — рыжеволосый мужчина в длинной белой рубахе, с высеребренными сединой висками и сеточкой морщин в углах тусклых глаз. На лице стыло некое мрачное равнодушие, меж бровей залегла угрюмая складка.

Герцог молча протянул руку. В пару глотков осушив стакан, с тихим стуком поставил на тумбочку. Поднял взгляд.

И сквозь апатию в этом взгляде на миг пробилось что-то до того жуткое…

— Что такое?

Хрусталь её голоса прозвучал чуть удивлённо — но приоткрывшийся занавес его взгляда уже снова сомкнулся.

— Нет. Ничего, — бросил герцог. — Давай спать.

Кэйрмиль, улыбнувшись, легла рядом. Прильнула к мужу, позволив обнять себя, герцог коротко дунул на свечу, прежде чем потянуться к её губам с поцелуем — и в комнате воцарилась тишь и тьма.

***

— Значит, оборотни ещё и истинную сущность призраков видят?

— Для меня это было не меньшим сюрпризом, чем для тебя. Хотя известно, что звери видят то, чего не видно людям… значит, и мы можем. — Таша поболтала в воде босыми ногами, стараясь не поднять брызг и не замочить страниц своих «Мифов и легенд Аллиграна». Водяные лилии, дремавшие среди прозрачной глади, удивлённо качнулись на пробежавшей волне. — Не хочешь всё-таки рассказать, куда вы вчера ходили?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я хотел бы… — Джеми удручённо коснулся рукой воды.

Они сидели в парке Клаусхебера, на широком бортике круглого гранитного бассейна. В воде нарезали ленивые круги золотые рыбки, вокруг радовали глаз заросли шиповника. Ветер нёс водяную пыль: неподалёку рассыпал веер брызг большой фонтан с мраморными бортиками. Немного в стороне сирень бросала длинные вечерние тени на мощёные дорожки, вдалеке, у ограды, сияли золотыми цветами липы, из высокой травы здесь и там выглядывали ирисы. Крапчато-голубые, жёлтые, сиреневые, лиловые и даже чёрные — хоть оранжерею устраивай.