Томчин - Иван Петров

   На другой день после пира один из бывших пленных прямо в стойбище захватил в заложники младшего сына Бортэ, мальчишку лет десяти, и поволок между юртами, приставив нож к горлу. Хорошо, что это увидела моя названная мать и закричала, созывая мужчин. Второй раз хорошо, что недалеко были по своим делам двое из моих ближайших телохранителей, и один из них, Джелме, зарубил террориста топором. Причиной нападения, скорее всего, была месть. Расследования не проводили -- и так ясно, что ничего у меня из затеи сдружить племена не получилось.

   Из большого соседского племени к нам прибыл посол. Жизнь-то налаживается, выходим на международный уровень отношений, послы пошли. Посол -- послом, но на самом деле это звуковое письмо. Заучил наизусть обращение ко мне соседского хана и передает один в один, не занимаясь отсебятиной. Ответ так же озвучит. Бортэ растолковала смысл послания: предлагают заключить военный союз для совместного грабежа прочих соседей и вместе охотиться, если что.

   Охота меня мало волнует, если наше племя не будут тревожить хотя бы несколько лет, табуны и отары на пастбищах снимут продовольственный вопрос окончательно. У нас в племени народ на охоту идет только с голодухи, или я просто не видел пока, как богачи охотятся. Искусство владения луком у степняков такое, что понятно -- их предки когда-то были охотниками и били суслика в глаз. Умение полезное, постараемся сохранить, а сусликов, надеюсь, со временем оставим в покое. Пусть люди баранину едят, все-таки -- монголоиды, а это обязывает.

   Но соседний хан предложил военный союз, да еще по-доброму -- за это надо хвататься двумя руками. На союз племен не всякий враг решится напасть, а совместную агрессию попытаемся отложить, пока племя не восстановит силы и я уже не смогу сдерживать их грабительские наклонности. Вот тогда и союз пригодится, уменьшим наши потери до неизбежного. Для пущей надежности мы с Бортэ предложили скрепить будущий союз браком ее старшего сына с дочерью старшего сына уважаемого хана, а старшему внуку его отдать в жены одну из дочерей Бортэ. Хан помрет, все в силе останется, раз породнимся с его старшим сыном. По-моему -- хорошее предложение, им и зарядили посла в обратный путь.

   Недалеко соседи живут, посол за неделю обернулся. По поводу наших с Бортэ матримониальных предложений ответ прозвучал примерно как -- пошли вы в жопу! Вообще-то даже более оскорбительно, что уж здесь говорить о возможном союзе. Н-да, чего-то я вокруг нас и в оценке наших дел явно не доглядел.

   На другое утро пришла плохая новость. Нас покинули мой драгоценный дядя-мародер со своим сыном-мародером Хучаром и господин Полковник -- Алтан, уведший практически всю свою дивизию. Дядя и двоюродный братец тоже увлекли с собой более пяти тысяч воинов. С учетом погибших в резне у меня осталось менее одной дивизии из тех трех, с которыми я начинал поход. С отбывшими тронулись в путь все их домашние, а также табуны, отары и прочее движимое имущество, поскольку недвижимого здесь нет и не предвидится. В один день я потерял почти половину войск, оставшись с неполной дивизией ветеранов и примерно пятнадцатью тысячами разного сброда, который тут же начал расползаться. Хитрые дядя и Алтан кочевали своими таборами по нашей совместной племенной территории, кочевали-кочевали, и как-то незаметно перекочевали за ее границы, отправившись искать лучшей жизни и более щедрого покровителя. И, очень похоже, они его найдут в лице соседнего хана, только что пославшего меня в жопу.

   Следом пришла информация о многочисленных поджогах на пастбищах на всем протяжении границы с соседом. А я по прежнему ничего не придумал и не мог решить: сниматься нам со стоянок и уводить гражданское население вглубь территории, или подождать дальнейшего развития событий. Народ ускорил темпы расползания. Что-то будет. Расставил частые патрули под командой надежных людей по горящей границе и стал ждать новой информации.

   И она пришла, дурацкая и неприятная до невозможности. Соседушка дал согласие на предложенные нами браки, взял жопу назад и пригласил меня в гости лично, с небольшим эскортом. Господи, до чего меня эти азиатские хитрости задолбали! Вот сидит старичок и думает, что я поверю его ласковым посулам, и он меня зарежет. Он азиат хитрый, а я лох. Баран он, я могу его просто так зарезать, без хитрости, мысль такая в голову придет -- и амбец старичку-обманщику. Чтобы кого-то зарезать, дед, не обязательно его обманывать, просто воткни нож в правильное место и не парься. До нервного срыва довел, гаденыш! Послал людей, чтобы проехали пол-дороги, имитируя меня с охраной, а потом вернулись. И пусть думает.

   Досиделся! С утра прискакали разведчики: войска хана пересекли нашу границу. Примерно пятьдесят тысяч, может, больше, с ними пятнадцать тысяч бывших наших. Темпы продвижения конницы мне известны, приказал всем все бросать, садиться о двуконь и срочно уходить вглубь нашей территории, на восток. Ведь ясно же все было, чего тянул? Сам с дивизией Чжирхо остался невдалеке, прикрывать отход гражданских. Надо было посмотреть на состав войск и действия противника и прикинуть возможную операцию, но без реальной подготовки Генерал и Полковник на раз раскусят мои ходы. Что делать?

   Двое суток мы пятились, отступая, прикрывали отход, угрожали ударом то на левом, то на правом фланге, избегая входить в соприкосновение с противником. Постепенно это стало бессмысленным: все, кто хотел и мог спастись -- спаслись, пришло время подумать о дальнейшем ведении войны. Я оставил две тысячи воинов под командованием Джелме для прикрытия нашего отхода в отрыв от противника. Их задачей было только временное сдерживание, затем Джелме мог действовать по обстановке и уйти на север. Мы же, наконец, вырвались из-под давления основных сил вероломных соседей и галопом ушли на самый восток наших владений, в предгорья хребта, синеющего на горизонте. Там дали отдохнуть и подкормиться измученным лошадям, люди валились с ног от бешеной скачки последних дней.

   Но недолгой была тишина отдыха, на третий день, вдали, у степного горизонта, показались клубы пыли, враг настигал нас. Оставив в лагере двести всадников для охраны запасных коней, я во главе оставшихся восьми тысяч выступил навстречу судьбе нашего племени. Биться до последнего с противником, захватившим почти всю нашу землю, выполнить свой долг перед доверившимися мне и поверившими в меня людьми, или смириться с исчезновением моего народа, который растворится в ордах захватчиков, подобно многим и многим, прошедшим этот путь до него?

   Не знаю, что бы я выбрал еще полгода назад, но, давая слово Бортэ, внутренне я дал ей слово офицера. Сейчас это решит мою и их судьбу. Врагов было около двадцати тысяч, увидев нас, они остановились и стали традиционно выстраиваться для атаки, тасуя разноплеменные части, со стороны не поймешь, слабого или сильного выставляя на ее острие. Наших бывших коллег было не видно, наверное, разлетелись по дороге, не удержались от традиционно любимого занятия, как и остальные приблуды, отправившиеся пограбить на халяву тех, на кого в другое время опасались даже тявкать из-под забора. Нашу участь это не слишком облегчало, перед нами оказался костяк, наиболее сплоченная и профессиональная часть войск соседнего племени, многие годы воюющих бок о бок умело и жестоко. Ветераны против ветеранов, только моих в два раза меньше, и нам некуда отступать. Никакого выигрыша от отсутствия Генерала и Полковника я не получаю, идей все равно нет, как нет и пространства для маневра. Голая степь и две толпы друг против друга, большая и маленькая, а играть придется по их правилам.

   Единственный наш шанс -- использовать состояние бешеной злобы наших воинов, схожее со злобой загнанного охотниками волка, ощутимо реющее над последней дивизией. Я буду четырежды бросать по две тысячи этих берсеркеров в самый центр наваливающейся на нас толпы и, уверен, каждый перед смертью уничтожит гораздо больше двух воинов врага.

   До заката я наблюдал, как сносило ураганом и буквально растворяло вражеские эскадроны на пути моих отрядов. Как постепенно их продвижение замедлялось, направленные с флангов удары начинали сдвигать их несущие смерть ряды, и я снова слал очередное подкрепление. Мы никуда не хотели прорваться, мы хотели как можно больше их уничтожить. На закате я повел последние наши силы в атаку, и все повторилось, потом сопротивление ослабло, и мы увидели спины наших врагов. Они бежали. Наступила ночь. Поле битвы осталось за нами.

   Более-менее собрались, поискали раненых и скрытно выдвинулись к назначенному ранее месту сбора -- лагерю. Всю ночь подъезжали отставшие, израненные, потерявшие сознание в битве и каким-то образом очнувшиеся позже. Нас осталось две тысячи восемьсот, из них две трети ранены, многие тяжело. Из известных мне лично преданных воинов погибло более двадцати. Второй сын Бортэ ранен, тяжело ранен Хоилдар, один из моих офицеров. Потери соседей меня не интересовали. Много, наверное.