Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

Свободная воля существует – это ясно, когда живешь, руководствуясь ей. И предопределение существует – это ясно, когда смотришь издалека на любую цепь событий.

Но в учении «мир как миф» понятия «свободная воля» и «предопределение» ничего не значат. Не имеют семантического смысла. Если мы – просто персонажи в придуманной кем-то фабуле, с тем же успехом можно говорить о «свободной воле» и «предопределении» шахматных фигур. Когда партия сыграна и фигуры сложены обратно в коробку, разве сетует белая королева, не в силах уснуть: «Не надо было мне брать ту пешку!»

Нет, я не согласна. Это просто смешно.

Я не персонаж. Меня никто не выдумал. Я человек, я женщина, дочь своих родителей, мать семнадцати мальчиков и девочек в первой жизни и еще других детей в новом своем воплощении. Если мною правит судьба, то эта судьба заложена в моих генах, а не в мозгу какого-то близорукого интроверта, согнувшегося над робописцем.

Все дело в том, что в конце следующей декады, по утверждению Теодора, должна была произойти одна трагедия, которую можно было предотвратить. Удастся ли мне с помощью своей свободной воли разорвать золотую цепь предопределения? Поможет ли мое знание того, что некое событие произошло, предотвратить это событие?

Поставим вопрос наоборот: если я помешала чему-то произойти, откуда мне тогда известно, что это произошло?

Не пытайтесь разобраться – так и будете кусать собственный хвост.

Возможно ли избежать свидания в Самарре?[137]

Я знала, что должен взорваться энергетический спутник и все, кто был на борту, погибнут. Но в пятьдесят втором году никто, кроме меня, понятия не имел об энергетических спутниках. Их тогда еще и в проекте не было.

В чем же мой долг?

В пятницу доктор Рамси сказал мне, что Присцилла не беременна, но физически созрела для деторождения и он готов выдать ей метрику, проставив в ней любой возраст от тринадцати до девятнадцати. Однако девочка, по его мнению, весьма инфантильна.

Я согласилась с ним:

– Но все же придется сделать ее по меньшей мере шестнадцатилетней.

– Понимаю. Она спит со своим братом, не так ли?

– А здесь хорошая звукоизоляция?

– Да. И медсестра у меня тоже звуконепроницаемая. Мы тут такое слышали, дорогая моя, что будет похуже мелкого инцестика между братом и сестрой. На прошлой неделе к нам обратилась семья – слава богу, не говардцы, – где один брат спит с другим. Радуйся, что у твоих хоть нормальные наклонности. Когда такие игры затевают брат с сестрой, нужно только следить, чтобы она не забеременела и чтобы они вовремя это преодолели и могли вступить в нормальный брак. Так почти всегда и бывает. Ты раньше разве с этим не сталкивалась?

– Было дело, когда твой отец еще не передал тебе практику. Он тебе не рассказывал?

– Смеешься? Папаша относился к клятве Гиппократа как к Святому Писанию. И как же все кончилось?

– Благополучно, хотя одно время меня это беспокоило. Старшая сестра научила младшего брата, а тот научил младшую сестру. Я места себе не находила, не зная, то ли разоблачить их, то ли просто присматривать за ними. Но в привычку у них это не вошло. Немного удовольствия, вот и все. Все мои детки – похотливые козлики.

– А ты – нет?

– Снять штанишки или закончим наш разговор?

– Я слишком устал. Продолжай.

– Слабак. Со временем все они впряглись в говардовскую упряжку, и все три пары дружат между собой, – а иногда, полагаю, устраивают себе афинские уик-энды. От меня они это скрывают, боясь шокировать свою бедную старую маму-пуританку. Но у младших дело так просто не кончится. Джим, эту девчонку надо выдать замуж.

– Морин, Присцилла не готова к замужеству. Лекарство может оказаться хуже болезни. Ты испортишь жизнь и ей, и ее мужу, не говоря уж о том, как могут пострадать их дети. Присцилла мне сказала, что только что приехала из Далласа. Я не знаю Мэриэн. Она из семьи Харди, да? Что она за человек?

– Джим, здесь я пристрастна.

– Если мне говорит это женщина, способная и в самом дьяволе найти хорошие стороны, то все ясно. Может быть, у Мэриэн были хорошие намерения, но с Присциллой у нее явно не получилось. По крайней мере, не настолько, чтобы девочку можно было спихнуть замуж в четырнадцать лет, какими бы ни были размеры ее таза. Морин, я сделаю ей любой возраст, который захочешь, только не выдавай ее замуж так рано.

– Постараюсь, дорогой. Буду держать тигра за хвост. Спасибо.

Он поцеловал меня на прощание.

– Ну, хватит, – сказала я. – Ты говорил, что устал, и в приемной у тебя полно пациентов.

– Слабачка.

– Угу. В другой раз, дорогой. Привет Велме. Я хочу, чтобы вы пообедали у меня на той неделе в честь новоселья. Может быть, тогда…

Принцесса Полли не сразу привыкла к новому месту. Две недели я не выпускала ее из дома и вынуждала пользоваться ящиком для песка.

Потом выпустила и через час, не обнаружив ее нигде, села в машину и медленно поехала за восемь кварталов, к нашему старому дому. Почти рядом с ним я увидела Полли, остановилась и позвала ее. Она прислушалась, подпустила меня к себе, а потом кинулась прочь к старому дому. К Единственному Дому.

Я с ужасом следила, как она по диагонали переходит Мейер и Рокхилл – два бульвара с оживленным движением. Перешла она благополучно, я перевела дух и снова поехала за ней следом, прибыв к дому почти одновременно с ней – я-то подчинялась правилам движения, а она нет. Позволила ей немного обнюхаться в пустом доме, потом забрала и увезла домой.

Это продолжалось десять дней – раз, а то и два в день. Потом, где-то после Дня труда, дом должны были сносить. Джордж предупредил меня заранее, и в тот день я не стала выпускать кошку, а отвезла к старому дому на машине и позволила, как всегда, понюхать внутри. Потом пришли рабочие и взялись за дело. Принцесса убежала ко мне, я взяла ее на колени, так мы и сидели в машине у кромки тротуара.

Она смотрела, как разрушают ее Единственный Дом.

Всю арматуру сняли заранее, так что прекрасное старое здание девятнадцатого века снесли за одно утро. Принцесса Полли смотрела на это, не веря своим глазам. Когда за северное крыло взялись бульдозеры и стена рухнула, Полли зарылась в меня головой и застонала.

Я повернула домой. Мне тоже не хотелось смотреть, как умирает старый дом.

На другой день я опять свозила туда Полли. На месте дома ничего не осталось, кроме голой земли и котлована. Принцесса Полли не стала выходить – может быть, даже не узнала места. Больше она не убегала.

К