Обнаров - Наталья Троицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Принеси мне пистолет. Быстро! Я Обнарова пристрелю.
– Не ругайся, Талгат. Вернусь из Израиля – доснимаем.
– Какой «доснимаем»?! Натура уходит. Снег тает. Смотри, дорога рухнула, лужи стоят. Слушай, какой «доснимаем»?! Это только по календарю февраль. Не бывает февраля с температурой в плюс пять. Через две недели здесь растает все. Работы на час осталось. Соберись, черти бы тебя побрали! Валя!!! – опять крикнул он.
– Уже несу, Талгат Сабирович! – откликнулась та и, юркнув в палатку, протянула Саддулаеву пистолет. – Вот. Как просили.
Последовала немая сцена. Саддулаев не сразу ухватил суть, поэтому какое-то время тупо смотрел на пистолет в руках помрежа и «переваривал».
Обнаров взял пистолет и бросил в руки режиссеру-постановщику.
– Не могу я работать, Талгат. Не мытарь ты меня. Отпусти.
– Как отпусти? Куда отпусти? У меня график! У меня бюджет! У меня не частная лавочка. Кинобизнес не может зависеть от твоих, Костя, капризов! Ты, как Шерстнёв, уважаемых людей подставляешь! Ты на горло мне наступаешь! Я перед тобой сверхзадачи не ставлю. Просто работай!
Саддулаев поднялся, рассерженно топнул ногой. Он хотел еще что-то сказать, но передумал, безнадежно махнул рукой и вышел из палатки.
Андрей Шерстнёв протянул режиссеру руку.
– Здравствуй, Талгат! Не ожидал?
Саддулаев окинул его цепким взглядом. Шерстнёв был пьян, но старательно пытался это скрыть.
– Я вижу, Андрей, у тебя прогресс намечается. Ты сегодня не в стельку. Так, навеселе…
Воодушевленный рукопожатием, Шерстнёв увязался следом.
– Ехал мимо, вижу, ребята твои. Думаю, не прогонишь. Я ведь…
– Витя, готовь свет! – крикнул Саддулаев и погрозил кому-то кулаком. – Звучки, на двадцать четвертой сцене звук, как из преисподней. Я вам, бездельникам, поставлю день простоя. Все на исходную! Три минуты. Гримеры, чтобы мне ни одного блестящего носа и замерзшей морды! Мираб, снимаем сразу с трех точек. Витя, я тебе русским языком сказал, проверь свет!
По съемочной площадке он шел точно полководец среди полков перед началом сражения.
– Талгат Сабирович, нужно подписать, – девушка-бухгалтер сунула в руки Саддулаеву ведомость.
– Видел твоего «Капитана». На премьере, правда, не был. Мне пиратскую копию принесли, – заплетающимся языком Шерстнёв старательно выговаривал слова. – Представляешь, я смотрел и плакал…
Саддулаев вернул бухгалтеру ручку и подписанную ведомость, спросил:
– Андрей, ты сейчас зачем мне это говоришь?
Шерстнёв не слышал. Он неотрывно смотрел на суету съемочной площадки.
– Что ж вы, суки, со мною сделали?! – в отчаянии произнес он. – Ну, ляпнул я со зла англичанам, что вы с Мелеховым треть бюджета картины в карман себе положили. Ну пьяный же я был! Психовал, что меня Обнаровым заменили! Я же не думал, что джентльмены все проверять будут. Интерпол! Скотланд-Ярд! Допросы, опросы… Уголовное дело завели. Как полагается… Деловая репутация! Деловая репутация студии, деловая репутация банка, деловая репутация продюсера, деловая репутация режиссера-постановщика… Даже деловую репутацию бухгалтерши Симы не забыли! Добились. Молодцы! Теперь мне отказывают даже в пробах. Продюсеры… Эти денежные мешки… – он пренебрежительно фыркнул. – Они же все знают друг друга. Мелехов-то не последний! Мелехов в авторитете. Мелехов постарался. Меня после вас никуда не берут. Я бы женские прокладки пошел рекламировать. А меня не берут. Никуда не берут. Кто такой Андрюшка Шерстнёв? Был – и нету! Нету больше Андрюшки-то Шерстнёва! – он обнял режиссера за плечи. – Из театра меня выгнали. Жена меня бросила, все имущество отсудила. В коммуналке кукую. Жрать нечего. Довольны?! Здорово! Блеск! А идейка-то моя «Золотого Орла» в трех номинациях получила. Но кто об этом помнит?! Меня же больше нет…
– Валя! – крикнул Саддулаев помрежу. – Где охрана? Почему посторонние на площадке? Все по местам! Продолжаем съемку!
Заботливые руки гримера только что привели в порядок грим. Теперь гример оценивающе смотрела на лицо Обнарова.
– По-моему, чудесненько вышло! Синячки мы достоверненько нарисовали. Ссадинки освежили. Можно в кадр!
Обнаров кивнул, и тут же, с разворота, лицом к лицу столкнулся с Шерстнёвым.
– Привет, старик! – Шерстнёв был сама любезность. – Я не поздравил тебя с «Золотым Орлом». Поздравляю! – и он с силой ударил Обнарова кулаком в челюсть.
– Прекратите! Прекратите, Шерстнёв! – кричала гримерша. – Талгат Сабирович, сюда! Сюда, скорее!
– Охрана!!! Милиция!!! – истошно вопила помреж Валя и неуклюже, по-женски, отпихивала Андрея Шерстнёва от Обнарова.
Подбежавшие милиционеры тут же скрутили Шерстнёва, враз потерявшего к событиям всякий интерес.
– Оставьте его, – сказал Обнаров.
Он сплюнул кровью, рявкнул:
– Да отпустите, я сказал! – и пошел на площадку.Вечером Обнаров приехал к сестре.
– Привет, Наташка!
– О, братец изволили пожаловать! Счастье-то какое! – всплеснула руками та и подозрительно стала следить за тем, как неуклюже, боком Обнаров протиснулся в приоткрытую дверь, как, слегка пошатываясь, стал снимать куртку и ботинки.
Сестра подошла, обняла и демонстративно понюхала.
– Ай, молодца! – нараспев сказала она. – Узнаю поганца. Жорик! Порежь лимон и завари чай, покрепче. Будем заслуженного артиста спасать.
– Костя, может, лучше еще по рюмашке, и у нас заночуешь? – крикнул из кухни шурин.
– Я вам покажу «по рюмашке», латентные алкоголики!
Из дальней комнаты в прихожую ураганом влетели двое мальчишек в мушкетерских костюмах. Они тут же повисли на Обнарове и, дергая его за руки и за свитер, стали наперебой клянчить:
– Дядя Костя! Дядя Костя! Поиграй с нами в мушкетеров! Ну пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Обнаров обнял мальчишек.
– Привет, мои хорошие.
– Так! Марш в комнату. У нас взрослый разговор, – потребовала Наташа.
Но ребятня точно не слышала. Тогда Наташа взяла за руки сыновей и, несмотря на их просьбы и протесты, невозмутимо повела на второй этаж, в детскую.
– Здравствуй, Жора.
– Привет, Костя!
Стоя на пороге кухни, Обнаров не без интереса смотрел, как одетый в белый халат и белую врачебную шапочку Журавлев сосредоточенно месил тесто.
– Что, и пироги будут? – едва скрывая улыбку, уточнил Обнаров.
– Если часика два подождешь, то обязательно будут. Чего случилось-то?
Обнаров пожал плечами.
– По-твоему, родственники нужны только когда что-то случилось?
Он прошел к дивану, сел напротив Журавлева.
– Жорик, тебе заняться больше нечем?
Журавлев не обиделся.
– С Таей поцапался?
Обнаров усмехнулся, грустно, с издевкой.
– У меня на морде написано?
