Воспоминания - Андрей Достоевский

Братья ваши вчера просили вам передать, что вы свободнее их в это время и чтобы вы прежде им написали. Тогда и они напишут. Я с ними согласен. У них буквально минуты нет свободной. Особенно у Ф. М. бывает иногда падучая, сюрприз, нажитый в Сибири. Но вы ему об этом не пишите, не тревожьте его своим знанием этого…»

Далее заканчивается письмо просьбою прислать ему рисуночек башенки к строимому им в деревне дому, и конец этого письма не представляет ничего интересного, а потому мною и не приводится.

Чтобы совершенно покончить с гнусным поклепом на меня, выдуманным негодяем Краевским, нужно бы было привести письмо брата Федора Михайловича от 6 июня 1862 года. Но письмо целиком напечатано в собрании писем Ф. М. Достоевского (Полное собрание сочинений Ф. М. Достоевского, том I, изд. 1.1883 г. Отдел писем. Страницы 138,139 и 140). Но, ссылаясь на это печатное письмо, я все-таки должен оговорить следующие строки его: «Я помню, дорогой ты мой, помню, тогда мы встретились с тобой (последний раз, кажется) в знаменитой Белой зале. Тебе тогда одно только слою стоило сказать кому следует, и ты немедленно был бы освобожден, как взятый по ошибке вместо старшего брата. Но ты послушался моих представлений и просьб: ты великодушно вникнул, что брат в стесненных обстоятельствах, что жена его только что родила и не оправилась еще от болезни, вникнул в это и остался в тюрьме…»; слова эти совершенно несправедливы; объяснения по этому поводу мною уже высказаны на странице 189 этих воспоминаний.

В начале июня 1862 г. у нас заболел наш дорогой малютка Ваня и после 2–3 дней трудной и резкой болезни он скончался. Доктор Бойченко ничем не мог помочь ему. Болезнь закончилась родимчиком, и мы так и не узнали, какая, собственно, болезнь была у нашего малютки.

Около этого времени, т. е. около половины июня мне предстояла спешная поездка в город Ростов для освидетельствования работы острога; и я, недолго думая, предложил Домнике ехать вместе со мною, конечно, и со всеми тремя детьми. Жена с радостью ухватилась за это предложение, и мы, собравшись в 2 дня в далекое путешествие, с половины июня были уже в дороге. Конечно, мы поехали в нашей карете шестериком лошадей с одной прислугой (няней). Путешествие наше было очень приятно. Лучшее время года, стоявшая все время отличная и жаркая погода, свежий степной воздух, пропитанный ароматом только что скошенной травы, — все это делало тысячеверстное путешествие не тяжелым путешествием, а приятною прогулкою. Мы ехали, торопясь, засветло останавливаясь на ночлег и рано поднимаясь после ночлегов; и 473 ½ версты, считавшиеся от Екатеринослава до Ростова, мы сделали в течение 3 ½ суток.

Город Ростов с первого раза показался нам и грязным, и пыльным, и душным. Гостиницы оказались там отвратительные и донельзя грязные, но мы пользовались гостиницей только для ночлегов, потому что все время дня проводили или в гулянье по городу и его окрестностям или бывали в гостях у знакомых, случившихся тут еще по прежней моей службе. Вблизи города Ростова расположен другой значительный город — Нахичевань или Качевань. Это окружной город Нахичеванского армянского округа в Ростовском уезде Екатеринославской губернии. В 1862 году он был очень хорошо обстроен — 15 тыс. жителей. Правильное устройство улиц и чистота в них нам понравились более, чем в самом Ростове, вообще Нахичевань очень богатый город и населен преимущественно армянами. Четырехверстный проезд от г. Ростова в Нахичевань, по гладкому и ровному пути, производится просто на легковых извозчиках. И оба города как на ладонке видны друг другу. Нам тогда рассказали в г. Ростове анекдот про посещение императором Николаем I города Нахичевани.

Раз как-то император Николай I, бывши в Ростове, посетил, конечно, и Нахичевань. Там все армяне, дожидавшиеся государя в полном сборе, в громадной массовой толпе, лишь только завидели приближающиеся экипажи царского поезда, то, дождавшись их прибытия, закричали благом матом: «Караул! Караул!»… Государь, понявши сейчас, в чем дело, спросил, однако же, генерал-губернатора Воронцова, ехавшего с ним в одной коляске, что обозначает этот крик. Генерал-губернатор сконфуженно отвечал, что они, вероятно, хотели кричать «ура!», да вместо этого кричат «караул!»… Государь много смеялся этому проявлению радости и, говорят, заметил: «Их следовало бы поучить!» Воронцов, в свою очередь, передал это замечание государя — губернатору, а губернатор, конечно, — исправнику. Исправник это замечание намотал на ус и по выезде государя и всего начальства из уезда явился в Нахичевань с возами розог и начал по-своему учить армянских обывателей, и на кого был за что-нибудь зол, то тем всыпал гораздо большее количество розог. Это оригинальное учение покончилось в один день, и армяне вовсе не были в претензии на него. «Ежели надобно учить, так и учи», — говорили они. Но они были в страшной претензии за то, зачем учение было неровное: одному дано более ударов, другому менее. И только по поводу этого обстоятельства они, говорят, возбудили жалобу на исправника. Рассказывавшие мне этот анекдот добавляли: «Попробуйте сказать в присутствии армянина фразу: „Зачем не ровно?“, и вы увидите, какой эффект произведет эта фраза». Признаться сказать, я и сам испытал это.

Раз как-то, находясь в Москве в 1866 году по делам службы, идя вместе с мебельщиком Париковым по Армянскому переулку, я встречал на каждом шагу армян, и мне пришло на ум сошкольничать, и, повстречавшись с одним из них, я, как будто беседуя с Париковым, внезапно проговорил: «Зачем не ровно». Армянин неистово посмотрел на меня и, видя, что я беседую с Париковым, с остервенением плюнул и пошел дальше.

Покончив свои дела в Ростове, мы после трехдневного в нем пребывания собирались уже в обратный путь. Но мне хотелось воспользоваться очень близким расстоянием и побывать в г. Новочеркасске, который от Ростова в расстоянии всего 36 ½ верст. Хотелось сделать эту маленькую излишнюю поездку, чтобы повидать казацкую столицу. Я предложил этот добавочный вояж Домнике, и она очень была рада осуществить его. А потому мы и двинулись из Ростова на Новочеркасск.

Новочеркасск, областной и единственный в то время город Земли Войска Донского (ибо все другие поселения в виде уездных городов называются не городами, а станицами). В год нашего посещения, т. е. в 1862 году, город был очень неказист для Донской столицы; в нем считалось до 20 тысяч жителей, но хороших построек было мало, и город, хотя и стоящий на горе и имеющий издали вид очень красивый, на самом деле был очень заурядным городом. В то время в городе строился собор, несколько раз обрушивавшийся, и донцы, недовольные Платовым, говорили, что собор будет до тех пор обрушиваться, пока из него не удалят праха атамана Платова, который похоронен был в этом недоконченном соборе. Недовольны же донцы Платовым были за то, что он главный город, так сказать, столицу казаков, удалил от их родного Дона!.. Дона Ивановича!..