История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

У В. Э. Нагорного жена была армянка, и она его похоронила на своем родовом участке на национальном кладбище. Прямых наследников у них не осталось. Спасибо, косвенные хотя бы фамилию великого подвижника спорта сохранили на надгробии. Взывать в данной ситуации к руководству горнолыжной федерации тщетно: единственный и неизменный интерес этих спортивных столоначальников — личное присутствие на любых соревнованиях за границей. Только таковой и больше, как говорится, ни каковой. Как тут не вспомнить слова незабвенного дона Бридуазона: а для чего же я покупал эту должность? Но, может быть, среди бывших московских прыгунов и двоеборцев — настоящих прямых наследников Нагорного — отыщутся патриоты своего спорта, которые окажутся в состоянии как-то более достойно увековечить память Владимира Эдгаровича — непревзойденного в России тренера по прыжкам на лыжах с трамплина.

На кладбище также похоронены: архитектор, участвовавший в проектировании и строительстве станций московского метрополитена «Автозаводской», «Кропоткинской» и «Маяковской», — Алексей Николаевич Душкин (1904–1977); крупный советский разведчик, действующий в 1940-50 годы в Италии и на Ближнем Востоке, Ашот Абгарович Акопян (1914–1981); чемпион мира по шахматам в 1963–1968 годах Тигран Вартанович Петросян (1929–1984). На его надгробии по-армянски написано: Шахматный король; композитор, автор музыки ко многим кинофильмам и, между прочим, к бесподобным «Семнадцати мгновениям весны», Микаэл Левонович Таривердиев (1931–1996); артист и педагог Юрий Катин-Ярцев (1921–1994); герой обороны Брестской крепости, первым из защитников открывший ответный огонь по неприятелю и поднявший гарнизон в контратаку, Самвел Минасович Матевосян (1912–2003); народный артист СССР, солист Большого театра, баритон, Павел Герасимович Лисициан (1911–2004); народная артистка СССР, солистка Московской филармонии, меццо-сопрано, Зара Александровна Долуханова (1918–2007); актриса, любимица миллионов, несравненная Надежда Васильевна Румянцева (1930–2008), сыгравшая в фильмах «Девчата», «Королева бензоколонки», «Женитьба Бальзаминова» и многих других.

Армянское кладбище поражает обилием камня — помпезных, дорогих, но часто безвкусных, а то и прямо аляповатых надгробий. Такой концентрации камня нет больше ни на одном московском кладбище. Но, скорее всего, это что-то национальное, традиционное. Наверное, среди всего этого мрамора и гранита армяне чувствуют себя почти в горах — будто на родном Кавказе, где дерево в дефиците, зато камня вдоволь.

Возвратиться в прах

Еврейское Дорогомиловское кладбище

Первая малочисленная еврейская община в Москве сложилась в 1670-е годы. За несколько лет до этого в столице поселился цирюльник-фельдшер из Силезии Даниил фон Гаден, по-русски — Фунгаданов. Позже он принял православие и стал именоваться Стефаном. Однако, судьба его была незавидна: восставшие в 1682 году стрельцы схватили «жидовина»-лекаря и буквально искромсали его топорами на части.

Но к этому времени в Москву переселилось множество родственников и знакомых лекаря Фунгаданова. Потом подъехали еще и их знакомые и родственники. И, таким образом, в Первопрестольной образовался обычный для городов Восточной Европы еврейский кагал. Причем большинство этих евреев придерживались своего традиционного верования. А, следовательно, они не могли быть похороненными на христианском кладбище. Вспомним, что до середины XVIII века умерших в Москве хоронили либо на приходских погостах, либо в монастырях. Мог ли на такое кладбище попасть иноверец, тем более «жидовин»?!

Но где именно хоронили евреев до появления еврейского кладбища в Дорогомилове, точных сведений не имеется. Одно можно сказать с уверенностью: на православных кладбищах их не хоронили.

Та, первая, еврейская колония конца XVII — начала XVIII веков компактно расселялась в двух московских слободах — Немецкой и Мещанской. В Немецкой слободе тогда жили большей частью лютеране и латиняне. И у этих «ино-славных» уже имелось свое немалое кладбище — в Марьиной роще. Обратим внимание: если Немецкая слобода находится от Марьиной рощи довольно далеко, то Мещанская прямо с ней соседствует. Это лишь наша гипотеза, но, в связи со сказанным, представляется следующее: скорее всего, на старом лютеранском кладбище в Марьиной роще, или вблизи него, был и невеликий еврейский участок.

До самого царствования Екатерины Второй евреев в России вообще было очень мало. Естественно, и в просторных погостах малочисленные отдельные кагалы тогда не нуждались, — есть где-то клочок земли, и довольно. Но после раздела Польши, когда на территории империи оказались десятки тысяч евреев и часть из них — преимущественно купечество — стали постоянными или временными жителями столиц, в Москве, в частности, потребовалась и дополнительная площадь для устройства места захоронений этих иноверцев.

В 1788 году такая площадь для еврейского кладбища была выделена. Евреям тогда отмерили восемьсот квадратных саженей за недавно появившимся православным Дорогомиловским кладбищем. Это теперь почти центр города. Но тогда это была даже не Москва: только от Дорогомиловской заставы до кладбища по пыльному проселку выходило все полторы версты пути! Спустя без малого век — в 1874 году — к кладбищу была прирезана еще тысяча с небольшим квадратных саженей. По современной системе мер это в сумме получается что-то около гектара. Или приблизительно два футбольных поля. Немного.

Каким было еврейское Дорогомиловское кладбище двести с лишним лет назад, можно разве только вообразить. Да и то не получится. Но вот уникальное свидетельство столетней давности сохранил для нас наш старый знакомый — гид из прошлого — Алексей Тимофеевич Саладин. Он пишет, что на еврейском Дорогомиловском ближе к входу стояли обычные гранитные, как на многих московских кладбищах, разве без крестов, монументы известных московских евреев — И. И. Левитана (обелиск-часовня), Г. Б. Иоллоса (красивый невысокий гранитный портал), М. С. Демент (черный мраморный столб с пылающим светильником и небрежно брошенной пальмовой ветвью), М. И. Эфроса (серый портал полированного гранита, с урной наверху). Так же Саладин упоминает «богатые усыпальницы» столичных евреев-миллионщиков — Понизовских, Высоцких, Слиозбергов. Что именно такое еврейские «богатые усыпальницы», автор не объясняет. Скорее всего, что-то вроде наших часовен.

Но дальше Саладин рассказывает нечто необычное: «Беднейшие могилы расположены в глубине кладбища, ближе к берегу реки Москвы. Здесь мрачно и даже жутко. Какие-то миниатюрные кирпичные домики с железной крышей или просто деревянные ящики, в которых как будто чудится пребывание духа умерших. Приятнее видеть простые доски с надписями на еврейском языке, вколоченные на могилах совершеннейших бедняков».

Саладин приводит неожиданное свидетельство: оказывается, в его эпоху и несколько раньше в Москве жили евреи — «совершеннейшие бедняки». Как же, интересно, они выходили за черту оседлости? Всегда считалось, что в столицах дозволялось селиться евреям либо высших купеческих гильдий, либо с университетским образованием. Но среди таковых вряд ли нашелся бы хоть один «совершеннейший бедняк». Так, может быть, прочная, как государственная граница, черта оседлости — одно из произведений талантливого на мифотворчество еврейского народа?

Еврейские похороны в старину представляли собой совершенно необыкновенное зрелище. Вот какую картину мог видеть русский обыватель, который жил в Дорогомиловской слободе или случайно встречал процессию на Можайской дороге. От заставы к кладбищу процессия двигалась обычным порядком, так же как на похоронах русских: дроги с гробом, экипажи с родными и близкими, или, если последние были не Понизовскими, Высоцкими и Слиозбергами, шли, понурясь, пешим ходом, вслед за дрогами, — все в лапсердаках и широкополых шляпах. Но у самого входа на кладбище происходило нечто потрясающее: закутанного в простыни покойного вдруг вынимали из гроба и бегом — именно бегом! — на руках относили к могиле, где и предавали земле. Наверное, русские мужички, глядя на эту картину, крестились и шептали молитву.

Но это все делалось в соответствии с еврейскими обычаями. Дело в том, что по древнему закону, еврей должен быть похоронен в тот же день, когда он умер, за исключением субботы и национальных праздников. Предположим, еврей умер под вечер, а похоронить его требуется сегодня же. Естественно, выполнив наскоро все причитающиеся обряды, близкие бегом — чтобы успеть засветло, — относили его на кладбище. Причем, предавали земле без гроба. Потому что евреи буквально понимают слова Бога, адресованные провинившемуся Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19). То есть прах, оставшийся от человека, должен непосредственно соприкоснуться с «прахом»-землей. А гроб — это уже что-то незаконное промежуточное между тем и другим.