Практикум для теоретика (СИ) - Анна Стриковская

Я села и каким‑то чудом отодвинулась от Конрада на другой край кровати, радуясь, что она у меня широченная. Пытаясь успокоиться, тяжело задышала и обвела взглядом комнату. Наступил очередной шок.

Накануне я в кои‑то веки поленилась и не стала убирать вещи в шкаф перед сном. Мое „глициниевое“ платье так и осталось валяться на кресле. Рядом с ним на полу притулились мужские сапоги. Ладно, пусть. На столике валялись камзол, рубаха и бархатные штаны. Тоже ничего. Не в верхней же одежде лезть на простыни. Но поверх моего платья нагло раскинулись мужские подштанники!

Это, выходит, он со мной под одним одеялом голый лежит?! Совсем! А я… Вчера я надела свою ночнушку. Она у меня красивая, с вышивкой и кружевом, длиной в пол. Но это когда стоишь. Стоит лечь в постель, рубашка начинает свое путешествие и к утру оказывается в лучшем случае на талии, а чаще всего собирается валиком под грудью.

Сейчас до утра далеко, так что она еще не забралась так высоко, но попа уже ничем не прикрыта.

Я испуганно дернула одеяло к себе, забыв, что оно у нас одно на двоих. Конрад схватил убегающий кусок ткани и не дал себя раскрыть. Соображает: сам‑то под ним вообще безо всего. Затем снова повторил это идиотское слово:

— Прости.

— За что? — хрипло выдохнула я.

— Прости, я не успел тебя предупредить и действовал без твоего согласия.

Понимая, что я ничего не понимаю, он продолжил очень быстро:

— Понимаешь, после того как ты ушла к себе, вернулся Горан. Он искал тебя. Не нашел и отправился проверить, одна ли ты.

Что‑то у меня не сошлось. Ключа от всех дверей Школы у короля не было.

— Он не смог бы сюда войти.

— Марта, он король и имеет право войти в любую дверь. Да, ключа у него нет, но он потребовал от Рика, чтобы тот его впустил. Рик не смог отказаться, только задержать немного. Я еле успел.

— Что ты успел?

— Прибежать сюда и погрузить тебя в глубокий сон, чтобы не волновать. Сам разделся и лег рядом, изображая, что мы любовники. Да, для правдоподобия я разбросал свои вещи и расплел твои косы.

Подняла руку, ощупывая голову. Действительно, сейчас волосы рассыпались по плечами, ничем не сдерживаемые, и уже успели перепутаться. Ужас! Я их всегда заплетаю на ночь, иначе утром мои кудри превратятся в валяную кудель, которую возьмут только ножницы.

Но сейчас это не имело ни малейшего значения. Вся ситуация напоминала какой‑то кошмарный сон, от которого не получается проснуться. Он сказал „прости“, а это значит, что все, что я про него себе напридумывала — не более чем бред. Я ему не нужна. Тогда какой смысл изображать недотрогу и уклоняться от объятий короля?

Хотелось топать, плакать и ругаться, но я молчала. Тогда Конрад снова заговорил:

— Потом ворвался король. Я специально так лег, чтобы прикрыть тебя своим телом, ему была видна только твоя макушка и пряди волос. Горан, увидел нас, не стал ругаться, просто извинился и ушел очень злой. Теперь он отстанет от тебя. Марта.

Я задала один простой вопрос:

— Зачем?

— В смысле? — не понял Кон.

— Я спрашиваю: зачем ты это сделал? Хотел мне помочь? Защитить бедную сослуживицу от домогательств короля? Зачем, Конрад?!

Он вдруг наклонился вперед, схватил меня за плечи и яростно зашептал, да так, что казалось: он орет:

— А ты не понимаешь? Дурочка, я люблю тебя! Я с ума по тебе схожу! Мне никто, кроме тебя не нужен! Я жизни не мыслю без тебя! И не допущу, чтобы развратный мальчишка ради своей прихоти сделал тебя несчастной!

Сказал‑таки! Выговорил! От облегчения я закрыла глаза и стала вдруг заваливаться назад, сама не зная почему. Так как Конрад все еще держал меня за плечи, он опустился прямо на меня, но не стал этим ограничиваться, а впился в мои губы таким поцелуем, что я тут же забыла, как он меня целовал, стремясь излечить от магии короля.

Я вообще обо всем на свете забыла. Голова отключилась напрочь, а ведь я всегда была уверена, что она этого не умеет. Я самозабвенно целовалась с Конрадом ар Герионом, совсем забыв о том, что мои волосы могут спутаться, а рубашка непристойно задралась до талии. Даже начала тереться об него и потихонечку мурлыкать от удовольствия, как кошка.

Вдруг он отстранился и хриплым от возбуждения голосом произнес:

— Марта, нам нужно серьезно поговорить.

Он с ума сошел? Какие разговоры? У меня сейчас кроме мурчания и рычания никаких связных звуков не получится. Я приподнялась на локтях и потерлась лицом о его грудь, затем снова уронила на себя, чтобы оплести руками. Все это происходило на сплошных инстинктах, без участия мозга. Только изумленный наблюдатель где‑то на самом дальнем чердаке сознания лицезрел мое нетипичное поведение и изумлялся.

Я выдохнула Конраду прямо в ухо:

— Потом… Все потом…

И наши губы снова встретились.

В следующий раз я вынырнула из пучин сна, когда было уже утро. У меня под ухом мерно тикал будильник. Будильник? Откуда? Открыв глаза, я поняла, что слышала биение сердца Конрада. Он спал, прижав меня к своему боку, а я умостила щеку у него на груди и прижала к ней ухо.

Вот он, будильничек мой! Что я там себе напридумывала? Долг, честь, самоуважение? Готовила в уме целые речи, собиралась выдвигать требования… Дура бестолковая! Мое тело оказалось умнее меня. Стоило оказаться рядом с этим мужчиной и услышать, что он меня любит, как вся шелуха слетела. Мои шибко умные мозги просто взяли и отключились, зато проснулись инстинкты, о которых я даже не подозревала.

Я ведь не невинная девушка и наивно думала, что знаю кое‑что о физической близости. Глупая! То, что у меня было с Альфом или с Лоренцо не может называться одним слово с тем, что произошло сегодня ночью. Это нельзя охарактеризовать словом „хорошо“, это было волшебно, фантастически, феерично!

Теперь мне все равно как, я просто хочу быть с ним рядом. Чтобы каждую ночь вот так, забывая обо всем на свете, растворяться в наслаждении.

Я подняла глаза: мой мужчина спал. Во сне суровая поперечная складка на лбу разгладилась, лицо помолодело. Я протянула руку и провела пальцем, обрисовывая темную бровь. Ресницы дрогнули и на меня уставился внимательный черный глаз.

— Марта. Моя Марта. Доброе утро, любимая.

Я потерлась лицом об его грудь.

— Доброе утро.

Я очень боялась этого момента. Боялась, что он снова скажет „прости“ и уйдет. И тогда только в омут головой. Но он смотрел на меня ласково, назвал любимой и я вдруг всей душой поверила, что могу быть с ним счастлива.

— У тебя все волосы спутались, — раздался его голос, — Давай разберу.