Черт-те где - Андрей Геннадьевич Кощиенко

тремя большими драгоценными камнями по центру. Гордый, холодный взгляд и чуть видная усмешка в правом уголке губ. На запястьях широкие темные браслеты. Какая-то линия в районе талии, намекающая, что там все-таки что-то тоже надето на эти упругие ягодицы.

– Вот это да! – ошеломленно прошептала Эльвира. – Ну ты, Дин, даешь! Ты что, голая ему позировала?

– С ума сошла?

– А откуда он тогда…

– Я тоже хочу об этом узнать!

– А ведь как похоже! И бедра… и грудь у тебя точно такая…

– Эльви, заткнись! Мы тут не одни! – сердито сказала Дина, с неудовольствием глядя на Бинко, который попытался заглянуть из-за картины, чтобы увидеть, что же там нарисовано.

– Все, заворачивай! – сказала ему Дина, накидывая на картину серый лист бумаги.

– Дин, а тут еще бумажка какая-то! – сказала Жаклин, беря со стойки и разворачивая лист белой бумаги, выпавший при распаковке. – И что-то написано!

«Уважаемая леди Дина, если Вы читаете это письмо, то это значит, что, к моему большому огорчению, мне не удалось передать Вам портрет самолично, – принялась она читать вслух. – Предвидя такую ситуацию, я попросил уважаемого владельца трактира, Бинко, передать его Вам, коль будет у него такая возможность. Предвосхищая Ваши возможные вопросы по построению композиции и выбору сюжета картины, сообщаю Вам, что у меня просто не хватило красок. Вы как-то совершенно забыли заплатить мне аванс, и мне пришлось использовать краски из своего скромного запаса. Надеюсь, что картина Вам понравится, и Вы оставите оговоренную с Вами плату размером в один золотой у трактирщика Бинко.

С уважением и надеждой на новую встречу, Ваш художник, княжич Эриадор».

– Краски ему не хватило… – удивленно моргнув, сказала Жаклин, закончив читать и снова складывая лист пополам. Жаклин моргнула еще раз, и тут ее пробило на хи-хи. – Хи-хи-хи, – тонким смехом залилась она, – ему краски не хватило тебе на одежду! Поэтому он тебя голой и нарисовал! Понимаешь? Он сэкономил! Ой, не могу! Хи-хи-хи! Что ж ты мальчику аванс не оставила? Пожадничала? Будешь теперь сто лет на портрете голой сидеть! Хи-хи-хи! Ой, держите меня!

– Ха-ха-ха! – рассмеялась Эльвира, поддерживая подругу. – Ха-ха-ха!

– Дай сюда! – Красная и сердитая Дина дернула портрет из рук Бинко.

– Госпоже понравилось? – льстиво улыбнулся тот, выпуская его из рук.

– Понравилось? Ха-ха-ха! Дин, тебе понравилось? Ой, не могу! Ха-ха-ха! – Эльвира рухнула на стойку и уперлась в нее локтями, стараясь не упасть от смеха.

– Конечно, госпоже понравилось! Хи-хи-хи! Кому ж такое не понравится? Плати, давай, Дин! Хи-ххи-хи!

– Паршивеццц… – прошипела Дина и, резким движением сунув портрет под мышку, гордо зашагала к лестнице на второй этаж.

– Госпожа! А… а деньги? – вякнул ей вслед трактирщик.

– ЧтоОО? – Дина с высоты двух ступенек глянула через плечо на Бинко. – ДЕНЬГИ?

Под ее взглядом трактирщик втянул голову в плечи и начал медленно приседать за стойку.

– Я ему заплачу! САМА!

– А вот тут… вот такая штука… – Мой грифель быстро бегал по листу, воплощая в «твердое» изображение образы из моей памяти.

– Текс… текс… текс… – с интересом сказал представитель славной магической гильдии Вольстер, следя за появляющимся на бумаге рисунком, – и что это может быть?

– Понятия не имею! – глядя ему в глаза, честно сказал я.

Мы только сегодня вернулись из похода. Появление на перевале нашего каравана, груженного кучей ящиков, вызвало фурор. Смотреть на нас сбежался весь немногочисленный гарнизон этой убогой крепостишки. Такое внимание мне очень не понравилось. Если уж здесь мы вызываем такой ажиотаж, то что будет, когда мы пойдем по более людным местам? Мало ли чего кому в голову придет? А нас всего четверо.

Но понимал это не только я. Доминго собрал нас и сообщил, что собирается взять в охрану из крепости солдат. Рассчитаться он предложил предметами, найденными в подвале. Отряд с одобрением принял идею командира. Договорились с начальником крепости насчет охраны. Это нам обошлось в два древних бокала. Один – начальнику и один – пятерке солдат. По мне, так с охраной наш караван стал выглядеть еще привлекательнее для грабителей.

Однако все прошло без происшествий, и, благополучно спустившись с перевала, мы разгрузились на хранение у «надежного человека», как сказал Доминго. Оставили Стайли и Вирта присматривать, а сами с Доминго, прихватив несколько камушков и образцы из подвала, отправились в «пункт приема магического вторсырья».

– Если что, сами продадим, – рассуждал вслух Доминго, – а то на этих магов порой жадность такая нападает…

Да, древности и без магов продать можно, согласился я про себя, слушая его рассуждения, – антиквариат всегда можно продать…

Но Доминго беспокоился зря. Когда Вольстер увидел наши образцы, он тут же сказал, чтобы мы даже и не думали продавать на сторону, он заберет все. Причем по деньгам предложил даже больше, чем мы рассчитывали. Выходило по шестьсот золотых на нос. Плюс еще по восемь золотых за камушки, которые смотрелись на фоне шестисот более чем смешно. Услышав сумму, Доминго не стал кочевряжиться и дал согласие.

В принципе нормально, а то будешь потом по одной штуке в месяц продавать… В конце концов продашь-таки, но сколько просидишь с этим барахлом…

Ударив с Вольстером по рукам, мы перешли к продаже подвала.

Доминго будничным голосом сообщил, что у нас еще есть кусок древней крепости с работающими заклинаниями древних магов, и мы хотим его продать.

Подвал превращается, подвал превращается, превращается… в обломок могучей древней крепости! Молодец Доминго! Соображает в рекламе! Судя по вытянувшемуся от изумления лицу Вольстера, это сообщение должно было его заинтересовать. И действительно, он просто как клещ вцепился в нас, пытаясь выжать как можно больше информации. В конце концов, я потребовал себе лист бумаги и принялся рисовать, пытаясь подробно изобразить на рисунках все, что мы там видели.

Часа два я рисовал и рассказывал, пока у меня не пересохло горло. Вольстер был в восторге и, кажется, приготовился просидеть со мной весь оставшийся день и всю ночь.

Тут Доминго, тоже уже отсидевший весь зад, решил, что рыба окончательно заглотила крючок и обратно уже не выскочит, и озвучил сумму – триста тысяч золотых.