Свет всему свету - Иван Сотников

Не обращая ни на кого внимания, Гитлер направился к выходу и ушел совсем больным, изможденным стариком. Он прошел через приемную в свой кабинет, упал в глубокое кресло и долго просидел молча. С трудом поднялся с места и прошел в комнату, где помещалась любимая овчарка с четырьмя щенятами. Блонди уткнулась ему в колени, и он поерошил ей шерсть: «Эх, Блонди, Блонди! Все они мертвецы, лишь притворяются живыми. Никем ничего не достигнуто, ничего не завоевано. Бездарная мразь. Вши, поедающие покойника. С ними ли было замышлять завоевание мира! Чудовищная утопия! Понимаешь, Блонди, мираж, утопия, жалкая тень!» Он посидел еще с минуту молча, прижался щекой к собачьей морде.

Затем возвратился к себе. Прошел к столу с крупномасштабной картой. Линии советских войск окольцевали весь Берлин. Острые стрелы безжалостно рвали коричневую вязь немецкой обороны и вонзались чуть не в самое сердце столицы. От разрывов русских снарядов глухо гудел потолок. Есть от чего сойти с ума, потерять всякое ощущение времени и не знать уже, дни ли текут или часы с минутами.

Злорадствуя, он представил себе за стеной кабинета окаменевшую фигуру Кребса, натужного, с бычьей шеей Бормана, ядовитую физиономию Геббельса. Пусть заглянут они в глаза смерти. Он помолчит еще день-два, прежде чем откроет им свои истинные планы. Не такой он дурак, чтобы добровольно сойти в могилу. Ничто не сломит его воли. Как бешеных псов, стравить русских и англосаксов. Пусть они перегрызут друг другу горло. Пусть раздерут на части хоть всю Германию. Что-нибудь да уцелеет. Не могут же англосаксы не заплатить ему за поражение и гибель русских.

А что, если все иллюзия, мираж? Тогда смерть. Смерть! Только нет, он все рассчитал. Гиммлер и Геринг тайно начали переговоры с Западом. Сам он пошлет Кребса на переговоры с русскими. Каждой из сторон он даст доказательства возможности сепаратного мира. Он посеет рознь и подозрения, возбудит ненависть. Бесспорно, ему не поверят. Что ж, он назначит за себя гроссадмирала Деница, а сам сойдет со сцены. Умрет, чтобы воскреснуть потом, едва англосаксы и немцы, объединив свои силы, всерьез схватятся с русскими. Тогда снова его триумф!

Но русские, русские! Какой сокрушающий напор! Пришлось в тот же день посвятить в свой план Бормана, Геббельса, Кребса. Они вместе в деталях обсудили весь замысел. Пусть Дениц. Его объявят главой государства, Геббельса — канцлером, Бормана — министром партии. Сам фюрер останется здесь же, в имперской канцелярии, и по-прежнему будет руководить всем. Но знать об этом будут немногие. Гиммлера и Геринга, начавших тайные переговоры с Западом, он лишит всех прав и рангов; объявит предателями. С Западом он станет договариваться сам. Кребс доставит русским его посмертное завещание, письма, предложение нового правительства о перемирии. Во что бы то ни стало добиться прекращения огня. Выторговать время! Сталин поверит, что Черчилль и Трумен без него заключат перемирие. Они перестанут доверять друг другу, и тогда их столкновение неизбежно. Гитлер не сомневался в успехе плана. Борман горячо одобрил его замысел. Кребс осторожно выразил сомнение. Геббельс согласился молчаливо. Все же надежда. А Гитлеру показалось, что его ближайшие сподвижники даже воспрянули духом. Впрочем, в глазах их он заметил и что-то зловещее. За ними гляди и гляди. Ведь у них теперь его предсмертное завещание. Какой соблазн для них развязать себе руки и его смертью купить политическую индульгенцию. Теперь все в руках провидения.

На другой день он изумил весь бункер, своей свадьбой. Назначил ничем не объяснимый обряд венчания с Евой Браун, с которой столько лет прожил вне брака. Затем «новобрачные» устроили семейный чай. На нем присутствовали лишь две его стенографистки и Геббельс с супругой.

На следующий день, вооружившись белым флагом, Кребс отправился к русским. Что же будет теперь? Неужели конец? Крах или победа? Все решится очень скоро, может быть, сегодня же. Его одолел вдруг чудовищный страх, страх ответственности за содеянное, страх конца.

Часы ожидания были изнурительны. Что же Кребс? Неужели не будет даже ответа? Но ответ пришел, грозный, неотвратимый. Русские непреклонны. Требует безоговорочной капитуляции. Гитлер содрогнулся. Смерть, безжалостная, неумолимая смерть костлявыми пальцами тянулась к его горлу.

Значит, все! С трудом передвигая замертвевшие ноги, он шагнул за порог кабинета, еще сам не зная, где и сколько раз его покинет всякая решимость, как он станет метаться, цепляясь за жизнь, и как умрет все же, быть может, от руки тех, с кем делил свою власть и кому не успел вовремя срубить голову, умрет, никому не нужный, ненавидимый и отвергаемый всеми, ничего, кроме страшных страданий, не давший ни своему народу, ни человечеству и оставивший лишь имя, проклинаемое всем светом.

Самое ответственное и самое трудное задание — так воспринял Максим новое поручение редакции. Ему предстоит быть очевидцем финала грандиозной битвы за Берлин, все увидеть и обо всем написать.

Седьмые сутки длится штурм Берлина. Битва не стихает ни днем ни ночью. Исступленно сопротивляясь, фашисты взрывают склады, мосты, заводы, поджигают дома. Берлин в огне, в дыму. Его улицы и площади изрыты окопами и завалены щебнем. Все в руинах.

Линия фронта в непрерывном движении. Ее традиционно обозначают красными флажками. Нет, на этот раз не на картах, а прямо на фабричных трубах, на крышах вокзалов и государственных зданий, на балконах высоких домов. Линию фронта видит каждый.

Вся картина сражения Максиму кажется символичной — сквозь огонь и смерть красное Знамя Победы неудержимо пробивается вперед.

В центр Берлина нацелены три армии. Гвардейцы генерала Чуйкова, пришедшие сюда с Волги, рвутся к имперской канцелярии, к штаб-квартире Гитлера. Квартал за кварталом штурмуют войска генерала Берзарина, чьи воины первыми ворвались в немецкую столицу. С северо-запада упорно пробиваются войска генерала Кузнецова. Какой же армии отдать предпочтение, если любая из них покрыла себя бессмертной славой?

Ясно одно, надо быть в том из полков, какой сейчас-ближе всего к центру. Судя по обстановке, с которой Максиму удалось познакомиться в штабе армии Кузнецова, ближе всех полк Зинченко.

Он прибыл в полк на рассвете 29 апреля. Настроение в ротах предпраздничное и боевое. Максима угостили и преподнесли стопку старого вина. За май, за Берлин, за победу! Этим живут все. Идут буквально последние часы решающего штурма. В каждом полку подготовлено знамя, большое и красивое, с номером полка и его наименованием. Независимо от этого у каждого бойца свое знамя победы. Любое из них больше походит на флажок без всяких надписей. Спрятанное за пазухой, оно все время под рукой, и придет срок — его легко водрузить над куполом рейхстага.

Вместе с командиром части Максим поднялся на верхний этаж высокого дома. Подразделения полка подошли к Шпрее. От рейхстага их отделяет река, закованная в гранит. Фронтон рейхстага затянут дымом, и виден лишь зеленовато-черный купол.

Так вот он, рейхстаг! Когда-то его подожгли штурмовики фюрера. Затем состоялось позорное судилище над коммунистами, которых фашистские главари пытались обвинить в поджоге. Всему миру памятен бой Георгия Димитрова с заправилами фашистского рейха и бесславное поражение провокаторов.

Позади виднелась тюрьма Моабит. Она на небольшом возвышении и ограждена массивной кирпичной стеной с огромными железными воротами. За стеной высились мрачные здания с толстыми ржавыми решетками. Про жуткие тайны ее каменных казематов Максим узнает много позже. Здесь томился Эрнст Тельман. Здесь убили Юлиуса Фучика. Здесь погиб Муса Джалиль.

Командиру полка ясно: прежде всего захватить мост! Коренастый полковник тверд и рассудителен. Он старше Жарова, невольно сравнивал Максим, глядя на Зинченко, но схож с ним по натуре. Он так же целеустремлен и упорен, деятелен. Направляя роту за ротой, он подает команды, шлет посыльных с приказаниями, управляет огнем — весь он живая душа этого боя. Максиму захотелось понять самую суть его командирского искусства. Пожалуй, расчет и порыв — вот главное!

А бой развивался уже своим чередом. Весь день и всю ночь шли отчаянные и яростные схватки. Грозный, могучий огонь не стихал ни на минуту. Оглушительный треск автоматов и пулеметов, разрывы мин и снарядов мешали видеть и слышать. Все кругом гудело и грохотало, рушилось и полыхало. Огонь и дым застилали улицы и площади.

Наступил новый рассвет последнего дня апреля. Под огневым прикрытием бойцы Зинченко форсировали наконец Шпрее. Теперь — на рейхстаг.

Зинченко ясно, задача не из легких. Его положение рискованно и опасно. Королевская площадь изрыта воронками. Здесь все в окопах. Высятся железобетонные доты. Еще горят подбитые немецкие танки, автомашины. А к площади полк пробил лишь узкую полосу, роты сильно поредели. В нем всего два батальона. Но как медлить! Завтра 1 Мая. Москва зарядила уже пушки для нового салюта. Немцы деморализованы. Захватить рейхстаг сейчас может только его полк. Как не дерзать!