Никто мне не верит - Молли Катс

— Поговори со мной, Линн. Что с тобой?

— Я устала.

— Ты безразлична ко всему. Ты беспокоишь меня.

Фотоаппарат зафиксировал тревогу в его голосе.

Он сказал:

— Мы должны обсудить это. Ты должна проснуться и сделать это. Кто-то старательно пытается причинить тебе вред и сейчас предпринимает все более значительные усилия для этого, и мы должны знать, кто это. Ты слышишь меня?

— Да. Твой список.

— Давай составим его еще раз. — Он достал записную книжку и ручку. — Кара. Мэри. Оррин. Его жена. Твой брат…

Линн с трудом поднялась из кресла и пошла на кухню, опираясь на спинки стульев.

Майк наблюдал за ней с открытым ртом.

— Куда это, черт возьми, ты собралась?

Она не ответила. Он пошел за ней и нашел ее около холодильника, где она пила кока-колу из двухлитровой бутылки.

Он предложил:

— Я мог бы тебе ее принести.

Она закончила пить и протянула руку, чтобы поставить бутылку на место. Она выскользнула из ее рук. Майк подскочил, чтобы поймать ее, но не успел, и она приземлилась на босые ноги Линн, облив кока-колой весь пол, шкафы и их обоих.

Боль в ноге словно повернула в ней какой-то выключатель. Она почувствовала эту боль и липкую жидкость на ногах. Ее глаза наполнились слезами, когда она вдруг ощутила безмерное, ужасное отчаяние.

Майк отвел ее назад в гостиную. Она плакала и дрожала. Он прошел в спальню, взял с кровати одеяло и завернул ее в него.

Когда ее рыдания слегка поутихли, он произнес:

— Я знаю, что ты ненавидишь этот список…

Линн пробормотала что-то, чего он не расслышал.

— Что? — спросил он.

— В нем нет тебя!

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что может ты и есть тот человек, который это мне устраивает?

Он уставился на нее в изумлении.

— Может быть список — всего лишь один кусочек правды в соответствии с желаниями Майка? — закричала она, заливаясь слезами. — Ты заходил сюда! Это ты отравил мою пасту? Может, ты и есть настоящий псих? Ты позволил мне поверить в то, что это был Грег, хотя это был ты?

Майк вскочил со стула:

— Ты думаешь, что это я мог причинить тебе вред?

— Ты контролировал всю информацию! Всю мою безопасность! Но независимо от того, какие замки, двери и пароли ты организовывал, все продолжалось!

— Я забросил всю остальную работу, чтобы помочь тебе! Я работал по тридцать часов в день! Я был на твоей стороне, когда никто не поддерживал тебя!

Его трясло от бешенства. Над воротником на шее вздулись жилы.

— Черт тебя побери! На каком свете ты находишься? Я дрался за тебя с маньяком, Линн! Я чуть не умер, защищая тебя!

Он рванулся к двери и распахнул ее.

— Можешь катиться к дьяволу!

Март 27, 1993

Мне не достаточно заставить ее расплачиваться болью. Я хочу найти возможность рассказать ей, чего она мне стоила.

И до тех пор, пока я не скажу ей это, я буду сохранять ей жизнь.

Я хочу, чтобы она знала, что только по ее вине Грег не вернулся ко мне.

Он должен был вернуться. Он бросал всех остальных и Линн тоже бы бросил. Но из-за нее он мертв.

Она сделала так, что я уже никогда не верну его.

Я ненавижу тебя, звезда. Я ненавижу, когда ты находишься рядом со мной. Я ненавижу тебя живую.

Я не думала, что будет так тяжело выносить твое присутствие. Я думала, что смогу осуществить свой план, не подпуская тебя к себе. Но я никогда не могла представить, что мне будет настолько тяжело скрывать от тебя свое горе. Я должна быть с тобой ласковой, хотя единственное, что я хочу, — это увидеть, как ты умираешь.

Моя ненависть растет с каждым днем. После того, как ты убила Грега, я не могу даже писать об этом. Моя ненависть настолько переполняет меня, что я не могу выразить ее словами.

Но теперь стало практически невозможно скрывать ее.

Я собираю все свои силы, чтобы казаться той, какой должна быть, потому что если я проявлю мою истинную сущность раньше времени, я снова проиграю.

Однако я могу это сделать. Я делаю это так хорошо, что временами забываю, что обе мои сущности — это я.

Линн страстно желала, чтобы к ней вернулось оцепенение. Все эти переживания были непереносимы.

Единственное, чего ей хотелось, — это спать, но как только она закрывала глаза, на нее наваливались кошмары. Какие-то голоса что-то нашептывали ей. С ожогом стало еще хуже; рана настолько разрослась и увеличилась, что она не могла пошевелить ртом, не испытывая мучительной боли.

Ей ужасно не хотелось принимать еще перкодан; она отказалась от лекарств, которые предлагал ей последний врач из пункта неотложной помощи. Но выбор был один: или держаться до конца, или потерять сознание от боли.

К вечеру в субботу она могла вспомнить, как проглотила четыре таблетки.

Какая-то еще действующая часть ее рассудка подсказывала, что их должно было быть гораздо больше, потому что она снова получила желанное оцепенение. Но частично избавиться от кошмара было так соблазнительно. Боясь, что это состояние исчезнет, она предпочла не задумываться над тем, как оно возникло.

И ее рот, ее рот. В зеркале было видно, как с одной стороны рта появился большой выступающий волдырь, захвативший и верхнюю, и нижнюю губу. Открывать рот было так больно, что она ничего не ела. Когда ей хотелось пить или нужно было проглотить таблетку, она вставляла соломинку в здоровую половину рта.

Ей снился Майк.

Это были не плохие сны, а неясные и спокойные; они были единственными светлыми пятнами среди черных картин, которые мучили ее непрестанно.

В одном из них она лежала на диване в своей собственной квартире с такой сильной головной болью, что не могла открыть глаз. Майк массировал ей голову, и там, где прикасались его пальцы, боль исчезала.

В воскресенье днем она ненадолго проснулась. Рот был очень сильно раздут. Она попробовала счистить насохшую корку при помощи ваты и перекиси, но даже эти легкие прикосновения заставили ее закричать. Она поискала мазь, но не смогла найти ее.

Она попыталась съесть немного йогурта. Она бросила это занятие, когда поняла, что не может раскрыть рот настолько широко, чтобы просунуть туда ложку.

Она подумала, не развести ли его молоком и сделать настолько жидким, чтобы его можно было пить; по крайней мере она бы получила какую-то пищу.

Но даже мысль о том, что ей придется доставать миксер, была слишком сложной.

В действительности ей хотелось одного: снова вернуться в кровать и заснуть.