Продажная шкура - Джим Батчер

"Уилл, Джорджия!" закричал я. "Пистолет!"

Волки выпрыгнули из поля зрения и растворились в лесу, едва поколебав движением листья за полсекунды до того, как Переплетчик выбежал из леса с полуавтоматической штурмовой винтовкой, приложенной к плечу. Наёмник был в одет в целиком мокрую одежду, несмотря на разгрузочный жилет и портупею с оборудованием на нем, и высокие военные ботинки.

Переплетчик нацелил оружие вслед Уиллу с Джорджией и начал быстро бить по деревьям залпами, более или менее случайно.

Все думают, что после выстрела из дробовика пули разлетаются под смехотворным углом, и если вы прицелитесь из дробовика в дверь гаража и нажмете на спусковой крючок, то сможете проехать на авто в образованную дыру. Это не так, даже если у дробовика будет очень, очень короткий ствол, увеличивающий разброс дроби. Длинноствольные дробовики, как у Переплетчика, разбрасывают дробинки по площади не большей моих растопыренных пальцев на сотню или полторы сотни ярдов. Велика вероятность, что он не попал, и, учитывая его опыт, он знал это. Ему нужно было постоянно стрелять для усиления запугивания и чтобы волки не прекращали бегать.

В пылу и адреналине сражения, трудно было сосчитать количество выстрелов, но я знал, что он выстрелил восемь раз. Я знал это, потому что благодаря Пределу Демона я ощущал восемь латунных и пластиковых гильз, лежащих на земле возле него. Он встал, прикрывая Мадлен, когда потянулся в свои карманы, вероятно для того зарядить оружие новой порцией патронов.

Я не дал ему шанса. Я вытащил мой револьвер 44 калибра из кармана плаща и попытался замереть. Я прицелился в центр его торса и спустил курок.

Револьвер взревел, и левая нога Переплетчика отдернулась из-под него, как будто ее кто-то ударил двадцатифунтовой клюшкой. Он взвыл, скорее от удивления, чем от боли и тяжело повалился на землю. В наступившей тяжелой тишине после выстрела, я почти пожалел парня. У него выдалось тяжелая пара дней. Я слышал, как он быстро дышит и сжимает зубы от боли.

Мадлен рванула ко мне, ее темные волосы свисали прядями под дождем, глаза горели чистой белизной, в то время как Голод, демон внутри нее, питал ее все больше и больше своей силой и отстаивал все больше и больше контроля. Ее мокрый костюм был порван в нескольких местах, и бледная, бледнее чем человеческая, кровь запятнала ее бледную, бледнее чем человеческую плоть. Она не двигалась так, как должна была, но она кралась ко мне хищнически припав к земле, неторопливо и верно.

В голове еще сильно звенело, и я не думал, что у меня есть время или достаточная концентрация, чтобы сложить заклинание. И кроме того, моя пушка уже была у меня в руках. Было бы недопустимой растратой не воспользоваться ей.

Я нацелился туда, где должно было быть сердце Мадлен, но попал ей в живот, что не было ужасной стрельбой с учетом обстоятельств. Она вскрикнула и упала на колено. Затем она подняла свои пустые белые глаза, полные ярости, и поднялась, продолжив движение ко мне.

Я снова выстрелил и промазал, затем выстрелил снова. Я сжал оружие двумя руками, стиснув зубы, зная, что у меня осталось только два патрона. Следующий выстрел вырвал кусок плоти размером с шарик для тенниса из ее бицепса, заставив ее припасть на одно колено и испустить еще один крик.

Прежде чем она снова начала двигаться, я прицелился и выстрелил последний патрон.

Пуля попала ей в грудину, почти точно между обтянутыми во влажный костюм грудями. Она вздрогнула, ее дыханье взорвалось удивленным вздохом. Она покачнулась, огоньки в ее глазах дрогнули, и я подумал, что она упадет.

Но она не упала.

Пустые белые глаза вампирши сфокусировались на мне и её рот разошелся в маниакальной усмешке. Она наклонилась и подняла упавшее оружие. Подняла левой рукой. Правая была покрыта потеками крови и свисающей лимфы.

Из последних сил я поднял свою разряженную пушку ей в лицо. Она отбросила мой револьвер в сторону своим Дезерт иглом.

"Ты," сказала Мадлен глухим хриплым голосом, "тяжелый случай герпеса, чародей. Ты неудобный, стесняющий, не очень опасный, и просто так ты не исчезнешь."

"Сука", остроумно ответил я. Мне все не удавалось вернуть свою голову назад. Все относительно, верно?

"Не убивай его," проскрежетал Переплетчик.

Мадлен бросила на него взгляд, от которого могла замерзнуть водка. "Что?"

Переплетчик сидел на земле. Дробовик был слишком далеко, чтобы он смог до него дотянуться. Он должно быть уронил его, потому что упал на руки. Переплетчик прекрасно понимал как плохо для него может кончится драка, что он хромой и таким образом не сможет убежать, и он был чертовски убежден, что не выглядел вооруженным и опасным. "Смертельное проклятие," сказал он, тяжело дыша. "Оно может смести остров."

Я втянул воздух, поднял подбородок и попытался сохранить сфокусированный взгляд. "Бум," сказал я торжественно.

Мадлен выглядело плохо. Одна из пуль вероятно задела артерию. Трудно сказать в такой темноте. "Может быть ты прав, Переплетчик," сказала она. "Если бы он был хорошим стрелком, полагаю я могла бы быть в опасности. А так, это неудобство." Ее глаза слегка расширились и она провела языком по губам. "И мне нужна пища, если я хочу это исправить." Она опустила оружие, и мне внезапно стало слишком сложно чтобы поддерживать себя в вертикальном положении. "Не беспокойся Переплетчик," сказала она. "Когда он прокричит мое имя, он не будет никого проклинать. А даже если попытается…" Она вздрогнула. "Готова поспорить, у проклятия будет невероятный вкус."

Она приблизилась, вся бледная и с исковерканной плотью, и мое тело внезапно сошло с ума от вожделения. Дурацкое тело. Слишком много ударов посыпалось на мою голову, с моим разумом, все еще кружащегося от взрыва.

Я попытался ударить Мадлен кулаком в лицо. Она поймала мою руку, когда поднялся слабый ветерок, и поцеловала внутреннюю сторону моего запястья. Сладкий серебряный свет вспыхнул в моей руке и опустился вниз по позвоночнику. Все что было в моем мозгу исчезло, и следующем, что я знал, было то, что она прижимала свою грудь к моей, свой рот к моему, медленно, чувственно повелевая мной.

А потом из леса вышел обгоревший труп.

Это все, как я мог описать его. Половина тела была чернее гамбургера, упавшего сквозь решетку на уголки гриля. Остальная часть была красной и фиолетовой, опухшей от синяков и кровавых волдырей, с очень, очень редкими полосами бледной белой кожи. Несколько пучков черных волос прикреплялись к ее черепу. Я сказал ее, потому что технически труп был женским, хотя трудно определить это среди всей этой сожженной и разбитой плоти, слегка пахнущего текилой.