Архитектура для начинающих (СИ) - "White_Light_"

Раскатистый хохот бывшего одноклассника ни с каким другим спутать невозможно. Талгат рассказывает что-то о своей стажировке, Карапетян громко хохочет, обнимая круглую, как арбуз, жену Карину. Дальше в полном сборе Джамала, Кампински и Рита. Последняя, расставив руки, ловит бегущую к ней дочку. Соня радостно обнимает маму и сбивчиво объясняет царапины на щеке:

— Это Ванька! Он теперь будет знать!

Золотарев здоровается за руку с Талгатом и Арсеном, мысленно наскоро пытаясь расшифровать себе происходящий трындец.

— Странная у вас компания, — хмыкает, обводя взглядом, — что празднуем?

Джамала гордо смотрит в ответ. Талгат, напротив, не смотрит демонстративно. Карапетянов вообще здесь слишком много. Рита гордо-ехидно опускает глаза, как умеет делать только она.

— День везунчика, — поясняет Ольга (ее покер-фейс невозмутим). Над столом пролетает всеобщий заговорщический смех. — Джамалу сегодня уволили неожиданно, затем ее брат попал к Арсенчику на стол, а за ним мама угодила в кардиологию. Все обошлось, в конечном счете, а осадок, вот, запиваем.

— А самое смешное, что нам всем ничего крепче ряженки нельзя! — Карина поднимает свой пластиковый бокал с означенным содержимым, Соня заглядывает в мамин и фыркает — фу, кислятина!

Арсена вызывают по рации.

— Я на дежурстве, — разводит руками он, помогает жене подняться, — пойдем, золотко мое, я провожу вас до кроватки…

Уходил Мишка словно убегал — скомкано попрощался, что-то ответил невпопад и, слыша за спиной дружный смех, (может быть, даже не относящийся к нему) быстрее запрыгнул в машину. В голову молотком застучала дурная кровь — они все против меня здесь! Они сговорились! Ну, ничего! Я всех их достану!

— Это Золотарев постарался с твоим увольнением, зуб даю, — тепло попрощавшись с семейством Карапетян, остальная компания погрузилась в Ольгину ауди.

Талгат подтверждает:

— Да, похоже на то.

Машина мягко едет по вечереющим улицам, где матовое освещение создает уютно-романтичный настрой.

— Джам, я предлагаю перевестись тебе в Центр и дело с концом, — продолжает Ольга «линию Джамалы». — Рекомендации мы с Талгатом такие напишем, что ого-го!

— Спасибо, — тепло улыбается последняя. — Но я только сегодня поняла, как давно не отдыхала и не была свободна. Дай мне хотя бы несколько дней.

Тихий смех компании ей ответом.

— Хорошо, — соглашается Ольга, — созвонимся.

Джамала с Талгатом выходят недалеко от «шукшинских».

— Мы пройдемся, спокойной ночи, — желает Исин.

— До свидаанья! — громко прощается вежливая Соня, чем вызывает умильные улыбки взрослых, и машина продолжает свой путь.

— Домой? — плавно снимается с места ауди. Ольгин голос, словно кошка, ластится о Ритин слух, вызывает мурашки на коже и на цыпочках подкрадывается к бабочкам, замершим ожиданием в темноте живота. Оно становится все тяжелее и неподъемнее.

— Да, — находит, наконец, в себе силы Рита. Ирония ситуации в том, что ее «да» несет обеим смысл «нет».

— Сонечке пора спать, — звучит запоздалым оправданием.

Ольга понятливо кивает, глядит исключительно на дорогу, а матовый свет Городка пропитан нежностью и взаимным, невозможным желанием близости.

— Ты тоже высыпайся, отдыхай, — плавно притормаживает, сворачивает во двор. — Завтра в три у нас погрузка и вперед.

Машина останавливается у знакомого подъезда. Ольга поворачивает голову, чтобы утонуть в бесконечности глаз самой странной и желанной в ее жизни женщины. Зная/чувствуя, что расстаться здесь и сейчас будет больно обеим, словно сиамских близнецов разделяют без наркоза, по живому.

— Если только не передумаешь.

— А ты пойдешь к нам чай пить? — разбивает томность вдребезги звонкий детский голос. — У нас красивые цветы есть, папа сегодня принес!

Сознание Риты ухает в черную пропасть и бьется там испуганной птицей, угодившей в сеть.

Ольга негромко смеется в ответ, зыркает на Сонечку.

— Нет, солнце. Как говорили в одном старом мультике — я не козел, я цветы не ем.

Издалека Миша трактует этот теплый момент — жутко крамольной сценой — человек, желающий видеть ужасы, найдет их даже в пасторали. Он оставил машину в соседнем дворе и уже больше часа поджидает в засаде.

— Спокойной ночи! — оповещает Соня весь неподвижный двор с опустевшей детской площадкой.

— И тебе, лапа, — отвечает ей Ольгин голос. Мишка ревниво следит за тем, как Рита и Соня скрываются в дверях подъезда, и буквально срывается с катушек — «а теперь, сука, молись!»

Но, прежде чем он успевает покинуть свое убежище, Ольгина ауди, мигнув красными стоп-сигналами, покидает тихий дворик.

Не чуя ног под собой, Мишка бежит в соседний двор, прыгает за руль своего пежо, трогается резко, со страшным визгом покрышек по асфальту.

Раздираемая сомнениями и гормонами, Кампински летит по опустевшему проспекту. И даже жалеет, что так недалеко они с Ритой живут — разогнаться особо негде, чтобы красиво пострадать под музыку, как в кино.

Мазнув ближним светом по компании местных неформалов, облюбовавших лавочку у крайнего подъезда одного из «шукшинских», Ольга паркует машину. Гасит свет, но в салоне все равно светло как днем.

— Что за дебил? — морщится на бьющий по окнам «ксенон», поднимается из-за руля. Дальнейшее осознает на уровне инстинктов — тот «дебил», что пытался ослепить ее своим, видимо, дальним, бросает машину, выскакивает с явным намерением в два шага преодолеть разделяющее их с Ольгой пространство. Мозг холодно прогнозирует его действия, исходя из траектории и скорости движений, делает поправку на явную агрессию, исходя из резкости и дерганности, а потом между ними внезапно вырастает третий персонаж и неслабо встречает первого кулаком в лицо. Отчего последний едва не падает, но успевает сгруппироваться и увернуться от следующего удара.

Ослепленный яростью, Мишка не сразу заметил перекошенное ненавистью лицо Талгата, а лишь получив от него кулаком в собственное.

Ослепленная светом Мишкиных фар, Ольга не сразу понимает, что эти метелящие друг друга парни — Исин и Золотарев.

Отступив на два шага, она на автомате берет протянутую одним из нефоров сигарету и до скрипа в легких затягивается чуть горьковатым дымком. Тишину позднего вечера заполняют звуки возни, ударов, рычания и сжатой матерщины. Примерно равные по силе, телосложению и реакции, ни Мишка, ни Талгат теперь явно не уступят друг другу до первого нокаута. Ибо первая кровь уже замазала обоих. Она капает с подбородка на грудь, сочась из разбитого и свернутого набок Мишкиного носа. Правый глаз Талгата тоже слегка заплыл. Харкая в пыль асфальта, противники, чуть пригнувшись и не сводя друг с друга напряженных глаз, делают несколько шагов по кругу вправо, влево.

— От ты дебил, — с чувством шипит Золотарев, кривит губы, выказывая крайнюю степень презрения. — Она ж… — он успевает поставить блок против удара справа, но отвлекается на него и пропускает удар в челюсть снизу вверх, нанесенный с такой звериной силой/ненавистью, что Золотарев буквально опрокидывается на спину и остается кататься на асфальте, рыча и закрывая разбитое лицо руками.

— Сам ты… — язык явно не слушается Исина. Так бывает, когда из-за бешеного выброса адреналина все тело прошибает такая дрожь, что зуб на зуб попасть не может. Тут не до речей в стиле «эпик». Тяжело дыша, Талгат стоит над катающимся в пыли Золотаревым и, видимо, решает не добивать. Слов Мишки разобрать невозможно.

Ольга тоже молчит, в два затяга докуривая сигарету.

— Он ему челюсть сломал, — приглушенно комментирует кто-то из притихшей толпы юных неформалов.

Забавно, но до этого они воспринимались Ольгой, как неодушевленные статисты.

— Да не, тот язык откусил, наверное, вишь, воет, — спорит другой.

— Шли бы вы отсюда, — негромко советует детям Кампински, оглядывается, целит взглядом в многоголовое тело компании. — И твоя мысль про язык. Мне понравилась.

Оказывается, «Лунный ветер» работает даже ночью и даже имеет свой штат постоянных посетителей в это неурочное время суток.