Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова

Подумаю об этом позже, решил Джей-Джей и рванул дверь каюты на себя.

В коридоре было пусто, и лишь где-то там, далеко впереди, продолжали стучать каблучки. Он двинулся на хрустальный звон набоек, то и дело осаживая себя. Приблизиться настолько, чтобы разглядеть ту женщину, означало бы безнадежно испортить часики, отстукивающие время до неведомой встречи.

Зачем я иду за ней? – каждую секунду спрашивал у себя Джей-Джей, та женщина – она может быть старухой, или толстой коровой – женой финансиста, или блондинкой в стиле Мэрилин, или трансвеститом, к тому же я влюблен совсем в другую, в девушку по имени Элина-Августа, я плыву в Санкт-Петербург, чтобы разыскать ее, а хозяйка так-так-тик – она не может быть Элиной-Августой, потому что…

Потому что при ней нет кота.

При ней может быть маленькая ублюдочная собачка, которых так любят таскать за собой старухи, и толстые сентиментальные коровы, и блондинки в стиле Мэрилин, и – изредка – трансвеститы, а кот… Коты редко сидят на руках, они слишком независимы, а самый независимый из них – пятнистый дьявол, подметный дружок Элины-Августы.

Это – не она.

Не может быть она.

Тогда почему сердце Джей-Джея колотится так сильно? Точно так же оно колотилось, когда Магда переводила на венгерский вереск, а Элен переводила на греческий узорчатые листья папоротника, а бедняжка Флора мучалась с переводом на испанский яблочного уксуса, а Агу (любимая шоколадная конфетка Джей-Джея) без запинки ответила на вопрос: «А как будет «я хочу тебя» на языке йоруба?»

Почему сердце Джей-Джея колотится так сильно? Подобное случается лишь тогда, когда он сталкивается с новым языком, который во что бы то ни стало хочет заполучить. Но ведь тук-тук-ток – никакой не язык!

Или среди пяти тысяч языков мира, которые никогда не одолеть Джей-Джею, нашлось место и для такой экзотики?..

…Каблучки незнакомки привели Джей-Джея в ресторан, к шведскому столу. В ресторане уже находилось человек двадцать-двадцать пять, и все они завтракали. А часы на стене (не те, что с недавнего времени поселились в висках Джей-Джея, а большие, корабельные, с эмалевой баталией парусников) показывали половину десятого.

Он проспал двенадцать часов или около того – вот это новость!

Еще одна новость заключалась в том, что этой ночью все было так, как раньше: между «заснуть» и «проснуться» втиснулся лишь короткий щелчок, и никакого блуждания в тумане, и никаких живых существ, заползающих в раковины, стоило только Джей-Джею приблизиться к ним. Несносного кота, так долго отравлявшего существование Джей-Джея, тоже не наблюдалось. Он покинул голову корректора, передав вахту блаженно тикающим часикам, – вот и не верь после этого рассказам о благотворном влиянии морских путешествий.

Джей-Джей уж точно станет рекомендовать их всем своим знакомым как средство от хандры, депрессии и потерянной любви.

А сейчас… Что он сделает сейчас?

Позавтракает, потому что ужасно проголодался.

Умиротворенный и благодушный, Джей-Джей подхватил большую тарелку и принялся инспектировать столы с провизией: сыр, креветки, шоколадные хлопья, медовые хлопья, оливки, бекон, каперсы, йогурт, груши в сиропе, омлет (омлет тоже подойдет!), тук-тук-ток.

Та женщина.

Она оказалась совсем рядом, она брала йогурт, и Джей-Джей чуть не выронил тарелку с омлетом – так она была прекрасна.

Прекраснее, чем Магда, Элен, Флора и Агу, вместе взятые. Прекраснее, чем все – самые умопомрачительные – представления Джей-Джея об Элине-Августе-Магдалене-Флоранс. Светловолосая, но не блондинка, никакой искусственности в пышных, спадающих на плечи волосах. Стройная и высокая, но не модель, никакой излишней худобы, никакого намека на анорексию, булимию и истерику из-за неподписанного контракта с модным домом Расо Rabann. Очень взрослая, но не старуха.

Определенно не старуха.

Возможно – ровесница Мэрилин, но не той Мэрилин, которую нашли мертвой в собственной постели, а той, которая стала мифом.

Ей было лет тридцать пять-тридцать семь, определить точнее не представлялось возможным. Впрочем… ее зеленые глаза не требовали никаких уточнений. И нежный овал лица не требовал уточнений. И две печальные, едва заметные морщинки у губ – не требовали уточнений тоже. Джей-Джей, с дурацким омлетом в руках, был совершенно ошарашен. Он не отреагировал даже тогда, когда незнакомка, случайно задев его, извинилась.

На английском.

Вряд ли она англичанка, подумал Джей-Джей, лица всех англичанок либо бескровны, либо сверх всякой меры заляпаны ржавыми бесформенными веснушками. Она не англичанка, но и не скандинавка, уж слишком утонченное у нее лицо. Она слишком светловолоса для француженки, слишком светлолица для итальянки, слишком изысканна для американки, откуда же родом та женщина?

На каком языке она говорит?

Этот вопрос так сильно взволновал Джей-Джея, что волчий аппетит, навалившийся на него пять минут назад, разом пропал.

Чтобы не быть слишком назойливым и не мелькать особенно перед глазами той женщины, Джей-Джей устроился на почтительном расстоянии от нее и сделал вид, что чрезвычайно увлечен омлетом и каперсами.

Но как только женщина допила свой йогурт и направилась к выходу из ресторана, отставил тарелку и последовал за ней.

…Он следовал за ней весь длинный майский день на пароме, напрочь позабыв о сверхзадаче путешествия, связанной с Элиной-Августой. И чем глубже Джей-Джей погружался в незнакомку, тем более таинственной она ему казалась.

ТАИНСТВЕННОЙ – другого слова не подберешь, хотя она и делала то, что делает большинство пассажиров: сидела в шезлонге у бассейна на верхней палубе; прогуливалась по галерее с магазинами, где купила платок и солнцезащитные очки; наблюдала за игроками в бильярд и за игроками в боулинг; хотела пойти в кинотеатр на голливудскую комедию, но в последний момент передумала; дважды сыграла в покер в казино и оба раза проиграла (не слишком крупную сумму) -

и везде, абсолютно везде говорила по-английски.

Это обстоятельство удручало Джей-Джея больше всего.

Английский не был ее родным языком (такие вещи филолог и лингвист Джей-Джей просекал сразу), но вытащить родной из-под толщи весьма расплывчатого акцента не представлялось возможным.

Именно этим и мучался Джей-Джей на закате, спрятавшись за спасательной шлюпкой и наблюдая за стройным силуэтом незнакомки. Она стояла у борта уже по меньшей мере полчаса и не отрываясь смотрела на волны.

– Выходите! – вдруг сказала она.

Так громко, что Джей-Джей вздрогнул и вжался в брезент.

– Вы! Там, у шлюпки. Выходите!

Ноги у Джей-Джея подкосились, он едва не свалился на палубу, но спустя мгновение все же вышел из укрытия: ослушаться ту женщину не представлялось возможным. Счастье еще, что она не обернулась и Джей-Джей избежал позора, связанного с собственной перекошенной физиономией и полусогнутыми от страха ногами.