Любовник ее высочества - Хейвуд Смит

Энни кивком головы отпустила несносного человечка.

– Конечно. Вы свободны, сир. – Пускай забирает свои тазики, ножи и лекарства обратно в Париж. Она будет счастлива, избавившись от него. Ей надо заняться поисками настоящего лекаря – который, по крайней мере, попытается спасти ее ребенка.

35

Филипп спешился и широким шагом прошел к парадному входу Мезон де Корбей. В своей записке Энни просто просила его приехать при первой же возможности, но последние сообщения Жака об ухудшении ее здоровья превратили ее неожиданную просьбу в серьезный повод для беспокойства.

Юный лакей отворил двери и поклонился.

– Добро пожаловать в дом, ваша милость.

В голосе парня было что-то смутно знакомое Филиппу. Когда он протянул лакею шляпу, он обратил внимание, что и в его лице тоже было что-то ему знакомое.

– Ты кто? Я ожидал увидеть Жака.

Паренек ухмыльнулся.

– Я Пьер, старший сын Жака. Для меня большая честь наконец-то встретиться с вами, ваша милость, – серьезно сказал он. – Мы, дети – то есть я и мои братья и сестры, – так хотели поблагодарить вашу милость за то, что вы вызвали нас сюда и обеспечили работой, так что мы можем теперь быть вместе с мамой и папой. Вы не пожалеете об этом, сир.

Дети? Он и понятия не имел, что у Жака и Сюзанны есть дети! Все те годы, которые эта пара служила ему, они и словом не обмолвились об этом, а Филиппу и в голову не приходило их спрашивать. С чего это они решили, будто он посылал за ними?

Должно быть, Энни каким-то образом узнала про детей Жака и Сюзанны и сделала так, чтобы семья воссоединилась. По непонятной причине она представила это заслугой Филиппа. Он, изучая лицо молодого человека, держащего его шляпу, спросил:

– И сколько же вас тут?

– Семеро, господин, и все мы работаем изо всех сил, чтобы отплатить вашей милости за вашу доброту.

– Семеро. – Филипп покачал головой. – Замечательно. – Он стянул перчатки и протянул их юноше. – Герцогиня прислала мне сообщение, что хочет поговорить со мной.

Пьер словно спустился на землю.

– Да, ваша милость. Ее милости было нехорошо, и потому она велела мне проводить вас в свою комнату.

Явно сочувственный взгляд парня заставил все сжаться внутри Филиппа. Ему следовало вернуться пораньше, как только Жак сообщил, что Энни больна. Он держался поодаль лишь из-за того, что не хотел нарваться на очередной отказ от встречи.

Но теперь она сама прислала за ним. Уж не случилось ли что с ребенком – их ребенком? От страха у него перехватило горло.

– Я знаю дорогу в комнату жены. Последи лучше, чтобы нас не беспокоили. – Филипп, перешагивая через две ступеньки, поспешил наверх. Он настраивался на дурные известия, но оказался совершенно не готов к тому, что увидел, войдя в комнату.

Покоясь у окна в качалке, Энни даже не попыталась приподняться, когда он вошел. Ему еще не случалось видеть женщину, столь измученную вынашиванием ребенка. Ее лицо, по-прежнему прелестное, несмотря на явно плохое самочувствие, было заметно опухшим. Руки тоже отекли, равно как и голые ноги, выглядывающие из-под халата. Хотя день был довольно теплый, ее тело казалось замерзшим и имело болезненный, желтоватый оттенок. Филипп попытался скрыть свое потрясение, но промелькнувшее в ее глазах выражение признательности показало, что он не слишком преуспел в этом. – Спасибо, что приехали, Филипп. – Она сделала ему знак, чтобы он присел рядом. – Да еще так быстро. Я очень рада, что вы здесь. – Даже голос у нее был другой, странно хриплый, а затрудненное, неглубокое дыхание напоминало дыхание человека с простреленным легким.

Филипп опустился в кресло.

– Если бы я знал, что вы так больны, я приехал бы раньше.

Она улыбнулась ему без прежней враждебности.

– Вы здесь. Это все, что сейчас имеет значение. – Ее взгляд был прикован к его лицу. – Я тысячи раз репетировала эту встречу, но все же до сих пор не знаю, как начать.

Его глаза сузились.

– Это связано с ребенком? Вы выглядите такой измученной. Ребенок не…

Отрицательно покачав головой, она потянулась к нему.

– Он здесь. Дайте свою руку. – Взяв его за руку, она приложила ее к своему раздувшемуся животу и держала до тех пор, пока он не почувствовал внутри сильный толчок. – Наш ребенок более чем живой.

Пальцы Филиппа задрожали, ощутив это первое знакомство с их еще не рожденным младенцем. Совершенно потеряв голову, он опустился на одно колено и положил обе руки на туго натянутый купол ее живота.

– Это он! Он вновь меня ударил! Святые небеса, он уже настоящий боец.

– Или она. Ведь это может быть и девочка. – В ее голосе была какая-то странная безжизненность.

Под внешним спокойствием жены Филипп разглядел глубокую печаль. Тут что-то не так. Прежде, когда она приходила в сознание в домике на берегу, она была слабой, но не изможденной. А сейчас казалось, что жизнь внутри ее вытянула все ее жизненные силы.

Она отвела глаза в сторону от его испытующего взгляда.

Внезапно смутившись от чрезмерной интимности своего прикосновения, он отдернул руки и вернулся в кресло.

– Извините.

– Извинения излишни. Это же ваш ребенок, равно как и мой. – Она говорила просто и открыто, напомнив ему ту женщину, которую он узнал в их домике на побережье. – Я хочу, чтобы вы ощутили близость с нашим ребенком. Я хочу, чтобы вы полюбили его, как люблю я.

Дурные предчувствия Филиппа стали еще сильнее.

– Что случилось? Зачем вы сейчас это говорите?

Она искала его взгляд.

– Потому, что я была не права по отношению к вам. Потому, что я хочу, чтобы вы простили меня. Потому, что это ваш ребенок, а ребенок нуждается в отцовской любви, – она вздохнула. – Теперь я знаю, что вы говорили правду. И о принцессе, и о вашем отце. С моей стороны было несправедливостью отталкивать вас. – Она опустила длинные ресницы. – Я отчаянно мечтала о ребенке. Наверное, я надеялась обрести любовь, в которую могла бы верить.

Слово за слово, она раскрывала все свои чувства, рассказывая ему о своих мыслях, словно на покаянии. Филипп заколебался. Он не заслуживал того, чтобы слушать ее исповедь. Его молитвы, связанные с будущим наследником, были куда более эгоистичными.

Словно услышав его мысли, она посмотрела на него и сказала:

– Я знаю, у вас были свои причины желать ребенка столь же сильно, как и я, но сейчас все это неважно. – В ее огромных темных глазах горела убежденность. – Важно то, что вы здесь, и я молюсь о том, чтобы вы остались. Прошу вас, Филипп, вернитесь домой. Наш ребенок нуждается в этом. И я тоже нуждаюсь в этом.

Он столько раз молился о том, чтобы услышать от нее эти слова, но какое-то странное предчувствие заставило его похолодеть.