Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)

землю, стал ты щедр на расходы и великодушен!.. Никто не торгует, когда торг кончился; никто неувенчивается, если пришел по окончании борьбы; никто не показывает своего мужества после брани… Благодарность смерти, а не тебе: если бы ты был бессмертен, то не вспомнил бы о заповедях… Мертвое не приводится к алтарю: принеси жертву живую“[984]. Картину ужасающей бедности великий проповедник нарисовал в Беседе 6. Здесь в трогательнейших чертах изображено положение бедняка, доведенного нищетой до необходимости продать одного из своих сыновей. После долгих колебаний несчастный отец наконец решается. Но теперь встает перед ним вопрос, разрешение которого опять доставляет ему неописуемые нравственные мучения. „Над чем еще задумывается этот отец? – „Которого прежде продать мне? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу?““ Однако призрак неминуемой голодной смерти для всего семейства выводит его из состояния нерешительности, „и он после бесчисленного множества слез идет продавать любезнейшего сына“. Святитель и в этой Беседе беспощадно бичует в лице приточного евангельского богача безумное пристрастие к богатству и земным удовольствиям, заставляющее закрывать глаза на лишения ближних. „Ты втайне говоришь сам с собой, но слова твои оцениваются на небе. Потому оттуда приходят к тебе ответы. Что же говорит богатый? Душе, имаши многа блага лежаща: яждъ, пий, веселися ежедневно (Лк. 12:19). Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи, чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Столько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди!“[985] Из Беседы 21 „О том, что не должно прилепляться к житейскому, и о пожаре, бывшем вне церкви“ мы видим, что св. Василий уже готов был закончить слово за утомлением слушателей, но он не может обойти молчанием бывшего накануне по соседству с церковью пожара: долгом считает упомянуть о бедственном положении погорельцев, чтобы пробудить чувство сострадания в тех, кого бедствие не коснулось[986].

Касаясь в проповеди нравственных недугов своих слушателей, св. Василий, в частности, с особенной силой обличал предававшихся неумеренности и пьянству. Из Беседы 14 „На упивающихся“ видно, что у богатых кесарийцев пьянство было возведено в культ, обставлено различными церемониями; при пиршествах наблюдался особый порядок, который вернее приводил к совершенному беспорядку и к полной потере всякого благоприличия[987]. Здесь же дается объяснение тому факту, что проповедники IV века вооружаются против пьянства преимущественно ко времени Пасхи: христиане, проводившие Великий пост воздержно[988], очевидно, вознаграждали себя в дни праздника праздников за долговременное воздержание[989]. Таким образом, эта проповедь, направленная против распространенного во все времена порока, отмечает характерную черту современных проповеднику нравов. Кроме того, из Беседы „О посте второй“ узнаем, что кесарийцы, опасавшиеся бесчестить невоздержанием самое время поста, предавались пьянству и перед его наступлением. „Пост соблюдают многие и по привычке, и из стыда друг перед другом, – свидетельствует здесь св. Василий, высказывая далее и свои опасения того, что канун поста будет проведен не без излишеств и невоздержания: – Боюсь пьянства, которое охотники до вина берегут, как отеческое некое наследие, потому что иные безумцы, как бы собираясь в дальний путь, нагружаются сегодня вином на пять дней поста“[990].

Выше было замечено, что св. Василий в Беседах практического характера касался наиболее важных по тому времени теоретических вопросов; так и наоборот: стремясь к тому, чтобы „все обращать в назидание Церкви“, он преподает нравственно-практические уроки, например в „Беседах на Шестоднев“, говоря об истинно христианском отношении супругов, ввиду господствовавшей в то время свободы половых отношений, против мстительности и пр.[991] По замечанию архиепископа Антония, „нравственно-назидательный элемент господствует почти во всех проповедях“ св. Василия[992]. Таким образом, и признаваемая одной из самых лучших нравственно-обличительных проповедей святого отца стоит в ряду экзегетических бесед: это „Беседа на окончание четырнадцатого псалма и на ростовщиков“. Заканчивая начатое накануне толкование (не сохранившееся), проповедник делает применение стиха пятого этого псалма (сребра своего не даде в лихву) к современным ему нравам и обличает ростовщичество, составлявшее страшную язву общественной жизни того времени, когда для требовательности и жестокости кредиторов по отношению к своим должникам законом не было поставлено совершенно никаких ограничений: иметь дело с ростовщиком тогда значило подвергать большому риску не только целость своего имущества, но и свою свободу и даже самую жизнь. Святой отец в своей Беседе очень картинно изображает те приемы, при помощи которых ростовщик обольщает свою жертву и ставит ее в совершенно безвыходное положение, и со всей строгостью обличает ростовщиков, называя их отношение к своим должникам „верхом человеконенавистничества“. „Ты из чужих несчастий извлекаешь прибыль, со слез собираешь деньги, душишь нагого, бьешь голодного; и ты называешь человеколюбивыми получаемые таким образом прибытки? Горе глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое (Ис. 5:20) и называющим бесчеловечие человеколюбием“[993]. Не одобряет проповедник и тех, кто доводит себя до необходимости иметь дело с кредиторами. „Брать взаем – начало лжи, случай к неблагодарности, вероломству, клятвопреступлению… Ежели дающий взаем тебе друг, не берись за случай потерять его дружбу. Если он враг, не подчиняй себя человеку неприязненному… Теперь ты беден, но свободен. А взяв взаем, и богатым не сделаешься, и свободы лишишься“[994]. Однако к тем, кто не может обойтись собственными средствами и принужден прибегать к займам, св. Василий относится скорее с сочувствием и сожалением, как к жертвам не только своей нерасчетливости и легкомыслия, но и действительной нужды. Преосвященный Антоний следующими словами заканчивает анализ содержания этого слова на ростовщиков: „Картины, представленные в слове, носят на себе отпечаток временных и местных отношений; наглядность, живописность и художественность, современность и народность суть отличительные проповеднические качества св. Василия Великого как проповедника-обличителя, которые во всей своей полноте выразились в Словах его на разные случаи“[995]. Слова и Беседы святого отца, как обладавшие высокими достоинствами и вполне соответствовавшие запросам времени, доставляли ему утешение видеть благие плоды от его нравственно-обличительных проповедей; на нем исполнились слова премудрого Соломона: обличай премудра, и возлюбит тя (Притч. 9:8), как он сам свидетельствует об этом в начале 21-й Беседы[996].

Перейдем к Григорию Богослову. Посвященный при самом рождении своей благочестивой матерью Нонной Богу и получивший соответственное данному ею обету домашнее воспитание[997], св. Григорий свой природный ораторский талант развил и усовершенствовал в лучших школах того времени и таким образом, по выражению Небе, сделался „красноречивейшим провозвестником Евангелия на греческом языке“[998]. Всего от Григория Богослова сохранилось сорок пять Слов, но два