Любовница. По осколкам чувств (СИ) - Коэн Даша

— Не может быть! — открыла я рот в немом изумлении, да так и уставилась на себя в зеркало, не веря до конца в то, что у меня задержка в две недели.

И в этот самый момент «икс» мой мобильный снова начал разрываться от натужного звонка. Посмотрела на экран телефона и хмыкнула.

— Ах, Данил, как же ты вовремя, — подняла глаза и коварно улыбнулась своему отражению.

Теперь-то я точно пойду до конца, любимый!

Глава 56 – Капля о каплю

Данил

— Вот ты пизда с ушами, Айза! — рычал я, словно дикий, разъярённый зверь, выбрасывая за шкирку из своей спальни распоясавшуюся девушку.

Меня окончательно и бесповоротно перекрыло. Я действительно был в одном шаге от того, чтобы первый раз в своей грешной жизни ударить женщину. И только воспитание позволило мне сдержаться и не прихлопнуть жену, как тупую и надоедливую муху.

Пьяный. Разочарованный. Взмыленный.

И в крови бурлит ярость! А ещё брезгливость и страх. Первое накрыло с головой, когда я осознал, что целую не мягкие, пухлые от природы губы Леры, а силиконовые вареники Айзы. Второе — прибило, стоило мне только представить, что об этом грязном инциденте может узнать Райская.

И это при всём при том, что я уже давным-давно поставил между нами точку.

А вот и хрен там — меня трясёт. И хочется прокипятить всего себя в жбане с белизной, чтобы отмыться от прикосновений другой, совершенно ненужной мне женщины. Смыть с себя её запах. А потом добровольно подписаться на лоботомию, чтобы вычеркнуть из памяти последние полчаса собственной жизни.

Фу, какая же отвратительная гадость!

Но это всё лирика. А мне остаётся только тащить за загривок, упирающуюся и рыдающую жену в её спальню, а там со всей дури швырнуть на постель.

— Где, блядь? — препарирую её злобными интонациями и фирменным «я убью тебя» взглядом.

И на её, счастье, жена всё понимает. Указывает рукой в сторону, заставленного всякими банками-склянками, трюмо, где я безошибочно нахожу флакончик духов, что лично однажды подарил Райской.

Я сам их подбирал, принюхиваясь, словно упоротый хищник к сладкому природному запаху Леры — чистому, искрящемуся, звонкому. А Айза взяла и изгадила безупречный аромат своей вонью.

Вашу ж маму, как же я ненавидел эту девушку. Органически её не переваривал! И бесконечно жалел, что однажды полез в эту треклятую кабалу под названием «брак». А теперь всё. И кажется, что лучше сдохнуть, чем вот так — терпеть это, покусанное сумасшедшей осой, лицо до конца дней своих.

— Что ещё ты у неё украла, грёбаная ты дура?

— Это не я воровка! — взвилась на дыбы Айза. — А эта твоя грязная подстилка! Понял? Она украла тебя у меня!

— Заткнись, — рубанул я и угрожающе сделал шаг в сторону жены. Та сразу же отступила, испуганно прижимаясь лопатками к спинке кровати, вот только рот свой захлопнуть всё никак не могла додуматься.

— И что ты мне сделаешь?

— Тебе лучше этого не знать…

После я перевернул вверх дном гардеробную Айзы, выискивая, что ещё она могла спереть у Леры. Благо ничего не нашёл, а затем покинул комнату жены, слыша в спину отборные ругательства, вперемежку с горькими рыданиями.

Я же больше ни минуты не собирался оставаться в этом дурдоме. Хоть и был в умат пьяный, но вызвонил Лёню, а затем, как мог, поспешно собрал вещи и документы и взял курс на свою городскую квартиру.

Но там, перешагнув за порог, я закрыл за собой дверь и тут же спиной съехал по ней вниз, усаживаясь на пол на задницу и закрывая уши ладонями, а лоб прижимая к коленям.

Воспоминания сбили с ног. А затем словно злобные термиты принялась жрать мои мозги.

И я без понятия, сколько просидел в этой неудобной позе. Минуты или, может, часы? Да чёрт его знает! Я просто замер в этой точке и бесконечно прокручивал мысленно тот самый мираж, что накрыл меня с головой.

Лера.

Голая.

В моих руках.

И по коже медленно, поднимая каждый волосок дыбом, ползут мурашки. Подкорку скребёт своими скрюченными, ядовитыми когтями тоска. А за рёбрами захлёбывается насос и отказывается по доброй воле качать вскипевшую кровь. И меня так безумно бесит это злоебучее ощущение беспомощности.

Вот — ещё несколько часов назад я думал, что забил болт и мне всё нипочём. А сейчас сижу на долбанном полу в прихожей, как чёртов слизняк, и единственное, что хочу — снова увидеть вживую девушку, которая мне почудилась в пьяном дурмане.

Спустя миллионы бесконечных минут всё-таки отскоблил себя от пола и встал на ноги. Бездумно глянул на всё ещё лежащую на тумбочке записку с единственным словом «прощаюсь». Словил болезненную судорогу, прошившую меня с головы до ног. Выматерился смачно и трёхэтажно, а затем двинул вглубь квартиры, но подняться на второй этаж в спальню так и не решился.

Лишь посмотрел с ненавистью на ни в чём не повинную лестницу, а затем направился на диван в гостиной, где тут же растянулся и ушёл на глубину, терзаемый чудовищными сновидениями. Промучился так несколько часов, а затем сдался и потащился в душ, где встал под ледяные капли и простоял по ними по меньшей мере четверть часа.

А после, разрываемый противоречиями изнутри, набрал номер своей домработницы, которой всё-таки дал указание полностью вычистить квартиру, а вещи Райской аккуратно сложить по коробкам, чтобы я мог отправить их по адресу той, кому они и принадлежали.

И уже вечером этого же дня я зашёл в практически стерильное помещение, в котором больше не пахло лесными ягодами, карамелью и сладкой ванилью. Теперь здесь пахло одиночеством. И тленом. И мне бы испытать от этого удовлетворение на пару с облегчением и наконец-то выдохнуть, но ни черта подобного.

Во мне с каждым днём что-то скреблось, ныло, свербело, мешало дышать полной грудью, но тяжелее всего становилось тогда, когда я натыкался в гардеробной на те самые коробки, которые я пообещал себе отправить Райской как можно скорее. Но всё зачем-то медлил. Откладывал за завтра. Кормил себя лживыми обещания, что вот ещё пусть чуть-чуть постоят и я с ними разберусь.

И сожгу между нами последний шаткий мостик.

Я сам себе стал противен.

Но спустя неделю неприкаянной жизни в своей городской квартире я всё-таки сорвался и набрал по памяти номер Леры, а затем подавился собственным сердцем, ожидая, когда же она возьмёт трубку. Ведь я даже мысленно отрепетировал, как именно я ей объясню цель своего звонка.

Но не тут-то было.

— Ай, дебил! — рассмеялся я, потирая переносицу, когда услышал аномальные гудки — слишком быстрые и слишком короткие для того, чтобы они могли сойти за дозвон. И стало ясно лишь одно — я у Райской в «чёрном» списке.

И это обстоятельство взвинтило меня от нуля до пятой космической буквально за секунду. Поехал на работу, а там прямо-таки каждую минуту отсчитывал и сам не понимал зачем, а когда наконец-то догнал всю прелесть ситуации, то захотелось самому себе начистить морду. И как бы я себя не упрашивал и не уговаривал, что этого делать никак нельзя, но я всё-таки сорвался и в обеденный перерыв покинул свой офис, а затем сел за руль.

И поехал я в сторону дизайнерского бюро, в котором работала Лера.

Я честно думал, что только уточню у неё насчёт того, куда ей отправить вещи. Или, может быть, получу от неё добро на то, чтобы просто выбросить их на помойку.

Похрен!

Но, когда оказался на месте, то понял, что прогоняю какую-то невиданную дичь. И вот тогда-то я для себя и решил, что просто сделаю то, для чего в действительности сюда примчался, как укуренный комар.

Я посмотрю на неё. Хапну ее образ. Нажрусь им под завязку в качестве анестезии. И уеду.

Да!

А потом отправлю грёбаные коробки на адрес бабуси, которая её приютила, а там пусть она делает с ними, что хочет. Мне плевать!

Вот только стоило мне увидеть Леру, идущую в разношёрстной компании девиц, как у меня в черепной коробке вскипел и начал извержение мой личный ментальный вулкан. И это было сродни пробуждению Кракатау, когда лопаются барабанные перепонки от той силы, с которой меня бомбит.