Булавин 1-2(СИ) - Василий Сахаров

  - Мы Воины Господа!

  Сказав это, он снова кидается на меня. Сталь палаша направлена прямо в мою голову и грозит мне смертью. И понимая, что надо как можно скорее заканчивать этот бой, я решаюсь поступить нестандартно. Кидаюсь противнику в ноги и всей массой своего тела, бью его по коленям. Он падает, я на нем, и мы катимся по траве. При этом моя нога сильно кровоточит. Я чувствую, как теряю силы, и красная живительная руда толчками выплескивается из дергающейся вены. Кажется, что вот-вот я потеряю сознание, но не могу себе этого позволить, пока не одержу победу. Из сапога появляется кинжал и, навалившись на врага, в бешенном исступлении, я бью его в район лица и не промахиваюсь. Раз за разом клинок опускается на моего несостоявшегося убийцу, кромсает его губы и нос, острием проникает в глаза, а при одном из ударов кинжал соскальзывает по подбородку и режет его горло.

  Назвавшийся Воином Господа длинноволосый боец мертв. С трудом, я выбираюсь из-под телеги, куда мы скатились во время нашего падения на землю, и прямо перед собой вижу суровую "морду лица" третьего человека без эмоций. В его руках пистолет, а на губах кривая ухмылка. Мое лицо залито кровью, и из оружия, я имею лишь кинжал.

  - Смерть сатанинскому отродью!

  Мой враг совершает подвиг, и он не может удержаться от последнего слова, которое поставит точку в нашем противостоянии. Позер. Его пистолет изрыгает пламя. И все, что я могу сделать, это кинуть в него кинжал. Выстрела я не слышу, для меня все происходит как в немом кино. Пуля тупо и не очень сильно ударяет в мою грудь и, уже не чувствуя никакой боли или сомнений, я медленно опускаюсь на истоптанную ногами изгвазданную траву. И пока все это происходит, я вижу, что не промахнулся. Клинок кинжала вошел точно в ложбинку у основания черепа, и третий Воин Господа, прогнув спину, падает наземь.

  На душе как-то спокойно и тихо, и приходит удовлетворение оттого, что я хорошо выучил уроки моих учителей, боевиков полковника Лоскута и запорожских пластунов. Жаль, что так мало пожил в этом теле, но уж, видно, такова моя судьба, в расцвете сил, на самом взлете, погибнуть в бою.

  Темнота. Проваливаюсь в какое-то серое пространство и слышу обезличенный голос души Кара-Чурина Тюрка. Про амулет, висящий на моей груди, в горячке боя я совсем забыл, а вражеская пуля засела в груди и кровь из раны разбудила дух предка.

   "Что потомок, умираешь?"

  Услышав этот вопрос, я не был удивлен. Появилось какое-то наплевательское отношение ко всему происходящему и, копируя лишенный интонаций и каких либо скрытых смыслов, голос предка, я ответил:

   "Умираю".

   "А зря, дел у тебя впереди очень много".

   "Это точно. Хотелось бы еще пожить".

   "Тогда чего ты разлегся? Вставай".

  Последние слова немногословного духа-прародителя смолкли. В голове вспышка, как током ударило. По телу секундная дрожь, и я снова включился в реальность. Вернулись запахи и звуки. Правая рука сразу же ударила по груди, и пальцы проникли под заляпанный кровью кафтан. Кожа цела и не порвана, и на ней лежит измятый кусочек металла. Беру его, в отблесках костра рассматриваю, и оказывается, что это серебро. Прячу пулю в карман кафтана, на память. Рука прошлась по голени, и она тоже оказалось цела. Только что я умирал, а теперь снова здоров.

  Слава моему великому предку! Ура! Ура! Ура! Чудо свершилось!

  Изогнувшись всем телом, одним рывком я вскочил на ноги, и обнаружил вокруг себя пару переселенцев и Митяя Корчагу. Все они наблюдали за моим воскрешением, и в их глазах я видел смесь из нескольких чувств, основные из которых можно было расшифровать как радость, опасение и недоверие к тому, что видят глаза.

   - А как это ты...

  Старшина запорожских мастеров Коротняк появился рядом со мной, быстро ощупал грудь и, в недоумении, посмотрел на покрытые кровью ладони.

  - А вот так, дядя.

  Меня распирало от радости, что я снова жив, но продолжалось это недолго, наверное, сказалась сильная кровопотеря и, присев к костру, я начал расспрашивать Корчагу и Савву Коротняка о том, что они видели. И односум и запорожец рассказали все, что смогли заметить, и так я узнал об общем ходе всего ночного боя.

  Разбойников, действительно, было полтора десятка и при них трое длинноволосых профессионалов, плюс еще один находился в степи. Двоих воров я убил в поле, а остальные, вместе с Воинами Господа (переселенцы не знали, кто это) навалились на лагерь, и пока шла схватка на стоянке, тройка инквизиторов занималась мной и Корчагой. Со мной им пришлось повозиться, а доставшийся Митяю противник, за полминуты ватажника уработал, рукояткой палаша ударил парня по голове и лишил его сознания. Дальше, все понятно, я вылез из-под телеги, и меня встретили серебряной пулей. Однако и третий профессионал погиб, а после этого из степи раздалась команда отступить, и на этом все закончилось. В итоге имеется восемь трупов, три Воина Господа, три рядовых разбойника и два переселенца. Кстати сказать, в бессознательном состоянии я провалялся не очень долго, минут пять. Такие вот дела.

  До утра уже никто не заснул. Запорожцы были настороже и под пологами держали заряженные ружья и пистоли. Митяй Корчага маялся головой и потирал большую шишку, которая выскочила у него за ухом. А я пытался переосмыслить все, что произошло в эту ночь, но из-за сильной слабости сделать это было проблематично.

  Серый рассвет принес новую порцию непогоды. Сильнейший промозглый ветер пронизывал насквозь, но зато он разогнал тучи. Дождь временно прекратился и вместе с обозом, выехав на целину, мы с Корчагой направились к Бахмуту. И не успели отъехать от ночной стоянки, как увидели несущийся нам навстречу конный десяток. На всякий случай приготовили оружие, но это оказались свои, бойцы силовой разведки из Тайной Канцелярии под предводительством встревоженного Василя Чермного.

  Химородник подскакал к нам, убедился в том, что мы живы и почти здоровы, кивнул мне в сторону от обозной колонны и сказал:

  - Поговорим.

  Я не возражал и, выехав в степь, спросил:

  - Как ты здесь оказался Светлояр?

  - В Черкасске инквизитора повязали, и при допросе он показал, что за тобой четверо его товарищей выехало, а с ними наемные гультяи из поволжских разбойников. Воинам Христовым была поставлена задача - закрепиться на нашей территории, но больно ты резво в гору пошел, большую популярность себе среди казаков заработал, и решили они тебя сейчас остановить и не ждать распоряжений из Москвы. Разумеется, как только мы про это узнали, я за тобой следом кинулся. Лошадей гнали так, что два раза их менять пришлось и, верстах в десяти от Бахмута, при повороте на объездную дорогу, обнаружили наших наблюдателей, которые за тобой присматривали. Обоим горло перерезали и в придорожных кустах бросили.

  Чермный примолк, а я произнес:

  - Вона как, а я думаю, куда это сопровождение подевалось...

  - Скорее всего, они тебя потеряли, и решили вас с Митяем в Бахмуте перехватить, а видишь, как сложилось, расслабились, подпустили врага близко и погибли.

  - Ну, а инквизиторы меня как нашли?

  - На объездной дороге вас с Митяем чумаки видели, которые к Дону обоз с солью вели. Мы их по дороге встретили и опросили, а перед нами с ними разговаривал некий благообразный святой отец. Вот и обнаружили вас.

  - А мы отбились.

  - Вижу, что отбились. - Химородник перегнулся с седла и распахнул мой полушубок, посмотрел на залитую кровью рубаху, кафтан и амулет, и недоверчиво покачал головой. - Как же ты выжил?

  - Не знаю.

  На всякий случай я решил никому про артефакт не говорить. Чермный все понял правильно, в душу лезть не стал и сказал:

  - Перед Бахмутом в реке отмоешься и переоденешься. Чистую одежду тебе дам.

  - Хорошо, - согласился я.

  - Но учти, - мой основной наставник по фехтованию усмехнулся. - Про схватку расскажешь во всех подробностях.

  - Обязательно.

  Не сговариваясь, мы повернули обратно к обозу. Василь Чермный выслал в степь своих воинов, наверное, надеялся обнаружить отряд с прятавшимся ночью в степи инквизитором, а я в очередной раз прокрутил в голове все минувшие события и пришел к выводу, что в дальнейшем надо быть осторожней.

Войско Донское. Черкасск. 16.02.1710.

  - Ты уходишь?

  Я обернулся и посмотрел на свою невесту Алену Захарову, которая стояла у окна, и на покрытом изморозью мутном стекле окна чертила одной ей понятные знаки и руны. Невысокого роста хрупкая шестнадцатилетняя девушка. Миловидное лицо, щечки с очаровательными ямочками, небольшой прямой носик и роскошные белокурые волосы, локонами спадающие на покатые плечи. Красивая грудь, не смотря на юный возраст, уже ясно различимая под простым, но ладно сшитым платьем темно-коричневого цвета, и стройные ножки, лишь краешком выглядывающие из-под него. Но самое главное во всей ее внешности, это, конечно же, глаза, светло-синие, цвета морской волны, очень умные и добрые, но порой, как я уже успел убедиться, холодные и беспощадные.