Десять кругов ада - Леонид Костомаров

Ну, он и опустил бадью ненароком на человека.

Чуть еще двоих не зашиб - Лебедушкин и Воронцов рядом с погибшим стояли, им чуть головы не посносило.

Ну, Воронцов в состоянии аффекта бросился на кран, говорят, хотел скинуть этого горе-крановщика оттуда. А тот испугался сам, убежать хотел, так он его назад затащил, заставил поднять бадью, потом спустились вместе, и уже на земле Воронцова держать стали, он как бешеный сделался... Но все же ударил сапогом в лицо этому Скопцову, в больнице тот сейчас, челюсть выскочила от сапога моего протеже. Вот так...

Скопец показаний давать не стал, сослался на вывих челюсти, свидетелей драки не нашлось.

Но то, что бригадирство Воронцова теперь под большим вопросом, это факт. Дроздова же убило на месте.

С матерью разговаривал сам Львов, не знаю, как там дело кончилось. У меня уже, честно сказать, и желания не было говорить с Воронцовым, ну а Скопец вообще конченый блатарь, пусть с ним Волков разбирается... Ничего, кроме безумной усталости, эта история у меня не вызвала...

Сколько же может быть этих неслучайных случайностей, которые порождают ответное насилие, кровь, ответные меры пресечения?

Не будет этому конца, пока есть Зона, пока мы здесь, пока они здесь, пока есть люди, что преступили закон. Преступили раз, и пошло, и покатилось, и вьется ниточка бед и напастей.

Вот и достали беды эти случайного почти здесь бедолагу Дроздова, и случайна ли смерть его? И да, и нет.

НЕБО. ВОРОН

Про "случайность" происходящего повторяться не буду, скажу лишь о том, как ловко все это можно превратить в эту самую случайность здесь, внизу. А ведь вся эта цепочка, что выстраивается у Медведева, есть не что иное, как детально проработанная Волковым схема. Посадка крановщика в карцер, замена его сексотом, купленным обещанием воли Скопцом, убившим теперь уже здесь, рядом со мной пребывающего Дроздова... Дроздов узнал тайну Журавлева, и это могло повлиять на решение вопроса о виновности бухгалтера. Подлая акция закрыла вновь это дело, и чуть было, кстати, не лишила жизни и моего хозяина. Тучи сгущаются над ним...

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

Ну что, вошел я в "кабинет" Воронцова. А о чем говорить, не знаю - прав он, лысый черт, убить было мало эту блатоту, что на кран влезла и, как нарочно, на человека бадью скинула.

Кто бы меня так же оттолкнул в случае опасности? Есть такие? Есть, наверно... не решусь утверждать. А вот у зэка этого есть человек, что оттолкнул его от смерти...

- Нелегко это все дается - руководить... - начинаю я разговор. - По себе знаю. Когда пришел воспитателем, так поначалу и не знал, с чего начать. Одни пакостники не сознаются, иные грязью друг друга обливают, голова кругом от всего идет... Сколько ошибок я тогда совершил...

Смотрит на меня Иван Воронцов почти равнодушно, будто тяжкую свою думу перекатывает в голове, и не до меня.

- ...хотелось все бросить, к едрене фене. Но все же набрался терпения. Со временем растерянность переросла в злобу на самого себя - неужто слабак я? Немца одолел, а тут...

- А тут? - неожиданно усмехнулся Воронцов.

Я растерялся. Но - нашелся:

- А тут... а тут - свои. Вот эта убежденность и помогла мне.

Кивнул он, склонил голову, свесив свои ручищи промеж колен.

- Вера в человека приносит успехи...

Воронцов так значительно кашлянул, что я понял - хочет сказать что-то важное.

- Значит, так... - начал он твердо. - Не знаю, как вы меня накажете за драку эту... надо было прибить эту сволочь, не жалею о содеянном. - И на меня глаза поднял, смотрел прямо, будто исповедуясь. - Это ваше дело. А мое дело отказаться от бригадирства. Вот что я хотел сказать.

Вот так поворот... А я его отстаивать хотел, защищать...

- Погоди, не горячись ты, неизвестно, как повернется. Я тебя буду защищать. Да все понимают, отчего драка эта произошла, что же, совсем деревянные, что ли?

- Не в драке дело, - снова твердо говорит он. - Не было бы ее, все равно от бригадирства отказался б я.

- Ну почему, Иван? - удивляюсь я искренне.

Долго-долго смотрит на меня.

- Потому что это не только повязку нашить. И не только ссучиться в глазах многих, нет. Это ведь путь к тому, чтобы действительно сукой стать, стукачом, блохой на палочке. Нет! - махнул он рукой. - Не по мне!

Я совсем растерялся:

- Ну что мы, Иван, огород-то городили сколько, тебя отстаивали, а ты?

- Спасибо, что верите, - вздохнул. - Но не могу так - вот мужики, работяги, а вот я... Не могу, не уговаривайте. Решайте вопрос со мной на ближайшем совете...

Оглядываю его - такого не уговоришь. Вот как все повернулось... Вдруг Воронцов встает и берет со шкафа гитару. Виновато говорит:

- Вольные шофера забыли... Я ее лет двадцать в руках не держал, тренькнул по струнам, настроил и поднял на меня глаза. - Этой старой песней моего другана отвечаю на все вопросы.

Я недоверчиво смотрю на его мозолистые руки-лопаты, куда ему играть на гитаре...

За свою жизнь я не слышал такой глубокой и печальной музыки, кажется, что звучал целый оркестр, сам он прикрыл глаза, слегка раскачивается и вдруг басистым, сильным голосом запел:

Я вижу звезды сквозь решетку,

Отсюда к ним мне не уйти...

И слышу, слышу рев ментовки

Из бездны Млечного Пути...

В стальных браслетах мои руки

Вздымаю к небу и молю...

За все страдания и муки

Пошлите звездочку мою...

Пошлите счастье и свободу,

Надежду, веру и любовь...

В тюрьме минули жизни годы,

В неволе стынет моя кровь...

Ну где ж ты, счастие, застряло,

Одна из тысяч добрых звезд?

И вот ко мне она упала...

Уже на зоновский погост...

Гитара смолкла, он уронил на нее голову, тяжело вздохнул. Я не стал мешать его раздумьям, тихо ушел из бригадирской.

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

Вышел Батя вслед за майором, замкнул дверь и подался на восьмой полигон, пытаясь хоть как-то успокоить колотившую его дрожь.

На полигоне подскочил к Крохе, стропившему сваю, отцепил крюк, прихватывающий монтажку снаружи, подвел его с внутренней стороны.

- Сколь можно толковать, чтоб так не прихватывал? Мало вам, долбакам, смертей?! - крикнул в голос, замахиваясь на тщедушного Кроху.

Увидев его почти животный страх, одернул себя, скривился, постучал пальцем по лбу:

- Сорвется же. Думай, дурак...

Зайдя в слесарку, бросил Дергачу:

- Вибраторов по одному осталось на полигоне. Если завтра выйдут из строя...

- Шлангов нет! - перебил его Дергач. - Все дырявые. - Голос его сорвался.

Видать, достала бесхозяйственность и его, молчаливого и нелюдимого всегда, со дня прихода в Зону. Над ним смеялись, подтрунивали, но он словно набирал воды в рот, старался от всех спрятаться. От стыда.

Ведь все знали и каждую минутку помнили, за что он, Дергач, сидел, и при случае всегда любили ему об этом напомнить.

- Не могу я, Максимыч... - неожиданно с надрывом взвыл Дергач.

- Чего это ты? - удивился Воронцов.

- Убери меня от греха подальше, убери...

- Да ты толком расскажи!

- Устал я от всех. От жизни устал. Удушусь...

- Ладно, хватит нюни распускать... - отрубил Квазимода. - Кто тебя просил грех такой делать на воле? Это же надо - девочку насиловать? Дитя совсем.

- Не напоминай, бугор, не надо... - взмолился Дергач. - Опять ты не то говоришь. Думал, хоть ты поймешь, Батя... Говорят, ты человек, а ты...

- Что я, что? - взвился Воронцов. - Может, вахту открыть и выпустить тебя, господин инженер, на все четыре стороны? Гуляй...

- Не о том я, Иван Максимович... Житья мне здесь нет, совсем нет. Надо в другую зону. Или в побег уйду, может, убьют, отмучусь...

- Ну, чем я тебе могу помочь? - уже спокойнее ответил Воронцов. - Неси уж свой крест, не хнычь...

- Опять не то, не то... - Глаза у Дергача забегали, он то вздыхал, то с шумом выдыхал воздух. - Мать болеет, не простит. А в побег уйду, повинюсь, чтобы поверила мне...

- Ты хочешь сказать, что не виноват?

- Да не об этом я... - досадливо поморщился Дергач. - Даже если и не виновен, то не смогу уже доказать, - с трудом произнес он.

И понял Квазимода, отчего мается этот большой и слабый человек. Брезгуют им люди, все, и нет ему места среди них.

Не это ли и есть высшая мера, похуже расстрела?

- Сил уже нет... поговори за меня с майором, он тебя слушает. Что, мол, такой-сякой я, могу сорваться, может, уберут отсюда. Устал я от насмешек да издевок. В больничке санитаром был... еще терпел, а тут Волков меня кинул сюда... "Бабу-Ягу" мне грозит от воров сделать.

- А девочку... ты пожалел? - опять сурово и осуждающе проговорил Батя.

- Ладно! Откроюсь тебе, как перед Поморником исповедался и... Мамочкой нашим два года назад, перед его болезнью. Он поверил мне и спасал... Так вот, пахан, не убивал и не насиловал я никого, родной мамой клянусь. - Он резко перекрестился. - Машеньку я любил как дочь, а она выросла без отца и тянулась ко мне... дачи наши были рядом, она часто заходила, помогала прибраться, работящая девочка была, чистая... Я к тому времени развелся, жена забрала квартиру, машину и меня выперла через суд на улицу... жил на даче, она и к даче подбиралась, адвоката наняла, стерва редкая... Нашу дружбу с Машей никто из соседей по даче не мог понять, грязно подкалывали, особенно старался один мясник райкомовского магазина, ее матери доложил; слава богу, ее мать была женщиной умной и все поняла, не перечила. И вот однажды рано утром, в субботу, я уехал электричкой в город на сверхурочную работу в институт, возвращаюсь еще засветло... дверь в дачу растворена, я спокойно захожу. Маша знала, где лежит ключ, я ей разрешал читать книги, у меня там были остатки хорошей библиотеки, что сумел спасти от бывшей жены. А она еще теплая на кровати, вся в крови... зарезана. Я ее давай тормошить, искусственное дыхание делать, измазался в крови ее... чуть умом не тронулся, бегал по соседям, у мясника только был телефон - не пустил, гад. Я пока на станцию, то да се... мясник уже позвонил, брали с автоматами, били зверски... Никаких оправданий никто не принял... Да, я забыл сказать, что бывшая жена моя - судья... Вот и все... Я уже на этапе все проанализировал и понял, кто ее убил... Мясник, он был любовником моей жены, потом ее бросил... Поймали в магазине за растрату, и вдруг дело замяли, выпустили из следственного изолятора... Моя сука взяла его на крючок и все это придумала, чтобы дачу забрать и навсегда от меня избавиться. Мамочка делал два года назад запрос, пришел ответ из суда, что мои документы сгорели... Поверь мне, Кваз, хоть ты поверь, как на духу говорю!