Морские повести - Николай Панов

Он переставил ноги, стиснул зубы, сморгнул пот. Хотелось хоть на мгновение выскочить наружу. «Нет, выдержу, все выдержу. Моряки-коммунисты и не такое выдерживали».

Он всматривался в шеренгу водогрейных трубок, частым строем занявших всю заднюю стенку топки. Вот сейчас мичман наверху, в котле, заполняет подозрительные трубки водой из шланга, а он должен засечь, через какую трубку сочится вода… Усилием воли прояснил сознание, смотрел внимательно, направив на стенку свет фонарика. Вот она — пятнадцатая трубка. Сквозь чуть видную трещинку струится вода.

— Течет пятнадцатая, — крикнул он наружу, и, сдавленный безвоздушным жаром топки, странно глухо прозвучал голос.

— Течет пятнадцатая, — услышал он голос Никитина снаружи.

Вода показалась в соседней трубке, тотчас превращаясь в пар.

— Течет шестнадцатая!

Он задыхался, у него кружилась голова. Сильно тошнило от резких взлетов корабля. Выскочил наружу, полным ртом набирал воздух.

— Может, сменю? — заглянул ему в лицо Никитин.

— Сам кончу! — пробормотал Зайцев. — Ты из шланга меня поливай.

Он снова протиснулся внутрь.

— Восемнадцатая течет!

— Восемнадцатая течет! — отдалось, как эхо, снаружи.

— Как девятнадцатая? — крикнул в топку Никитин.

«Больше не выдержу ни секунды, — думал Зайцев. — Вот уже пекусь живьем. Больше не выдержу…» Но еще раз пересилил себя, нашел девятнадцатую по счету трубку, смотрел лопающимися, казалось, от боли глазами. Нет, тут нет трещины, тут не течет вода.

— Девятнадцатая порядок!

И пауза. Бесконечное молчание. И, наконец, как лучшая музыка, приказ:

— Вылезай!

Он выскочил наружу. Скинул высохший, скорежившийся ватник. Еще стирая с лица вазелин, смешанный с потом, взбежал наверх, заглянул в дышащую влагой горловину коллектора.

Там дрожало пламя переносной лампочки. Туда подавали стальные, обмазанные суриком заглушки: забивать прохудившиеся трубки. Последним взмахом Куликов вогнал в трубку заглушку.

И вот высунулось наружу его темное, залитое потом лицо. Он вылез из котла, пошатнулся, передал кому-то лампочку и шланг.

— Задраивайте, матросы, горловину, — коротко сказал Куликов. — Включайте котел.

Он спустился к щиту контрольных приборов, снял телефонную трубку.

— Пост энергетики? Докладывает мичман Куликов. Трубки заглушены, снова вводим котел в действие… Есть объявить благодарность всем участникам, товарищ инженер-капитан-лейтенант!

С ним рядом стоял Зайцев.

Во всем теле Зайцев чувствовал непрерывную дрожь, а губы онемели, казались чужими, гладкими, будто выточенными из стекла. Но такая большая, светлая радость в сердце!

— Губы распустил в топке, вот тебе их и обожгло маленько, — сказал ласково мичман. — Ладно, зайдешь к доктору, он тебе что-нибудь наколдует. Пока иди в кубрик, отдохни. Я тебе сменщика вызвал.

Сменщик уже наклонился к насосам.

Зайцев поднялся по отвесной стремянке в темной шахте, откинул наружную крышку. Свистел ветер, шумела вода. Стоя на боевых постах, краснофлотцы вглядывались в косо летящий снег. Зенитчик Стефанов с любопытством глянул на него.

— Что у вас там? Трубки глушили на ходу?

— Глушили, — сказал небрежно Зайцев, плотно прикрывая крышку.

— Говорят, один геройский парнишка в раскаленную топку залез?

— Есть такой геройский парнишка, — веско сказал Зайцев. Его губы начали сильно болеть. Кожа натягивалась, распухала. Губы все еще казались стеклянными, но теперь их разрывала острая боль.

У торпедного аппарата стоял Филиппов. Он глубоко ушел головой в воротник, его плечи были занесены снегом.

— Что с тобой, Ваня?

— Ничего, потом расскажу..

Ему было холодно, ветер пронизывал насквозь, он вбежал в кубрик. Сорвал ватник, укутался, укрылся чьим-то полушубком, лег на рундук. Сильно жгло глаза и еще больше болели губы.

«Вот отдохну, и без всякого доктора пройдет», — думал Зайцев. Но как только закрыл глаза, закружились темнокрасные круги и спирали, закачались водогрейные трубки, похожие на струны рояля, на сверкающие, натянутые струны в раскрытом рояле.

«Поспать, поспать хоть минутку», — думал Зайцев. Но трубки кружились перед глазами, качался рундук, и сильнее стучали в борт кубрика тяжелые волны. «Вот он, мой родной дом, — думал Зайцев. — Обеспечил ход родному кораблю…» Но он оказывается не на корабле, а в землянке, и это не море стучится в борт, а лопаются поблизости мины. И друг Москаленко сидит рядом на краю нар и смотрит ласковыми глазами. И вдруг снова что-то взрывается совсем близко, и раскаленные трубки начинают медленно кружиться в глазах.

Кто-то тронул его за плечо.

— Спите, товарищ краснофлотец?

Он откинул мех полушубка, сел на рундуке. Перед ним стоял доктор. Заботливые глаза внимательно смотрели с широкого рябоватого лица.

— Губы вам придется смазать вот этим… А это глазная примочка… Цэ будет гарно, как говорят у нас на Украине.

— Спасибо, товарищ доктор.

Кубрик заполнил звон колокола громкого боя. Протяжный, резкий, нескончаемый звон. И вновь загремели ноги по стали над головой.

— Боевая тревога, — сказал в громкоговорителе мерный, внушительный голос.

— А кажется, вы дюже во-время занялись котлом, — с обычной своей рассудительностью сказал доктор.

Но Зайцев уже не слышал его. Он рванул с рундука ватник, одеваясь на ходу, взлетел по трапу. Он бежал к котельному отделению в непрекращающихся, заполнивших все тревожных звуках колокола громкого боя.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда капитан-лейтенант вошел в штурманскую рубку, штурман Исаев склонялся, как всегда, над развернутым на столе очередным листом карты. Треугольные стрелки прокладки, нанесенные на кальку остро отточенным карандашом, устремлялись прямо к причудливым извивам изрезанных фиордами Тюленьих островов.

— Как прогнозы погоды, штурман? — спросил капитан-лейтенант.

— Погода типичная для этой части морского театра, — сказал штурман. — Ветер порядка трех-четырех баллов, море до трех баллов. Значительная облачность. Высота шестьсот метров. Временами снижается до трехсот метров при частых снегопадах. Видимость в среднем пять-десять миль, с ухудшением при снегопаде до двух-пяти кабельтовов.

— Устойчивый снегопад?

— На ближайшие несколько часов большие снегопады с короткими прояснениями.

— Вот что, штурман, — сказал Ларионов и, подойдя вплотную, снял перчатку с правой руки, положил ладонь на плечо Исаева, — тяжелый крейсер «Геринг» входит на рейд Тюленьих островов. Англичане нас подвели, рандеву не состоится. Хочу отвлечь «Геринга» на себя. Выйду в торпедную атаку, если не запеленгуют меня раньше срока. Ваша задача — вывести корабль прямо на цель по счислению, вслепую.