Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Дави, дави!!! А-а-а-а!!!

— Княже, сзади!!

Василько Константинович резко обернулся, готовый отразить удар подкравшегося сзади врага. И похолодел. Очевидно, кричавший имел в виду не убийцу с кинжалом. Нет, всё обстояло гораздо хуже. Из леса на лёд валом валили всадники — новая волна нападающих… Сколько их здесь уже?!

— Задним трём рядам развернуться! Копья во чело, лучники взад!

Ливень стрел возобновился с новой силой, рядом упал хорунжий, ближний витязь подхватил стяг, удержал. Конница Сыбудая обрушилась на поредевший строй русской рати, как ураган, с такой яростью, что передние всадники просто наделись на длинные копья пешего строя, разом сломав живой частокол.

Да где же князь Святослав?!

— А-а-а!!! Наши!!!

От оставленного стана, сверкая доспехами, стремительно летели всадники русской кованой рати. Свежая конница, последний резерв князя Георгия, врубилась в массу вражеских воинов, сбив бешеный натиск, грозивший смять и втоптать в снег полк князя Ростовского. Василько Константинович счастливо засмеялся. Не удалось! И снова не удалось поганым, мать их поперёк!

— А ну, братие, нажми!

Бату-хан напряжённо вглядывался в развернувшуюся перед ним панораму боя. Отсюда излучина реки более всего напоминала шевелящийся пчелиный рой. По всему видно, урусы стояли насмерть, несмотря на полное окружение, завершённое Сыбудаем.

Разумеется, он помнил слова Сыбудая — нанести последний удар тогда, когда коназ Горги уже истратит свой последний резерв. Да, сегодня такой день. Великая битва, без всяких оговорок.

Бату вспомнил хана Кюлькана, убитого под Коломной. Тогда он лично велел казнить каждого второго нукера из охраны павшего. Кровь чингисидов не вода, чтобы лить её понапрасну. Но сегодня, похоже, ему таки придётся лично вести в бой последний резерв. И тем доказать, что он полководец, а не только обитатель шатров, как болтали злые языки. Языки те, правда, были забиты в глотку их владельцев задом наперёд. Но что ни говори, монголы всегда уважали истинных воинов, а не «ковровых ханов».

Бату даже привстал в стременах — от опустевшего вражеского стана приближалась конница. Вот он, запасный полк князя Георгия. Последний резерв пущен в ход.

Ладно!

Бату-хан взметнул над головой сверкающий позолотой клинок.

— Уррагх!

— А-а-а-а-а-а!!!

Что-то случилось со слухом князя Георгия Всеволодовича, и он воспринимал нескончаемый рёв битвы словно из-под воды. Глохну, что ли, к старости, промелькнула в голове шальная мысль, но её тут же вытеснила спокойная и холодная, пришедшая будто извне — не успеть. Не успеть оглохнуть великому князю Владимирскому, и уж всяко не грозит ему глубокая старость. Всё кончится сегодня.

— А-а-а-а-а-а!!!

Георгий с силой отбил вражеский меч, явно трофейный рязанский — монголы предпочитали кривые сабли, а не прямые русские клинки. Второго удара прорвавшийся монгол нанести не успел — вятший витязь охраны разрубил его наискосок до груди, несмотря на доспех.

— А-а-а-а-а-а!!!

Падают, падают бойцы, на глазах тает русская рать, казавшаяся такой огромной. Впрочем, монголов тут и вовсе несчитанно…

— А-а-а-а-а-а!!!

Гулкий треск ломающегося льда перекрыл шум битвы. Вся центральная часть Большого полка разом осела, уходя под воду — лёд не выдержал массы наваленных на него тел. Поганые радостно взвыли, хотя немало их тоже уходило под лёд, барахтаясь в студёной воде. Князь Георгий ощутил, как его охватывает безразличие. Всё. Это конец…

— А-а-а-а-а-а!!!

Видимо, масса тел в тяжёлых доспехах запрудила подо льдом не такую уж великую реку Сить, потому что вода выступила из полыньи и потекла поверх льда, смывая пропитанный кровью снег. Последнее, что успел уловить краем глаза Георгий, было невиданное зрелище — река крови, текущая меж заваленных трупами берегов…

Конь брезгливо ступал в испятнанный кровью снег, и оттого ноги его по самые бабки были окрашены розовым. Простая деревенская лошадь урусов, должно быть, сбесилась бы от такого зрелища, подумал Бату-хан. Но закалённому боевому коню джихангира подобное было не в диковинку, и он только фыркал, выбирая, куда поставить ногу меж густо устилавших землю человеческих и конских трупов.

Бату-хан оглядел поле битвы, по которому бродили монгольские воины, подбирая своих раненых и добивая русских. Да, это зрелище… Сколько же тут полегло?

— Тебя можно поздравить, мой Бату, — раздался сзади скрипучий голос Сыбудая. — Это полная победа. Полнее не бывает.

— Благодаря тебе, мой мудрый Сыбудай, — улыбнулся Бату.

— Вот, мы нашли его, о Повелитель! — здоровенный нукер держал в руках голову в богатом, с золотой зернью шлеме. — Это голова коназа Горги!

Бату-хан с интересом разглядывал лицо своего противника. Впрочем, лицом это уже назвать трудно…

— Хорошо. Уберите это. Кого из урусских коназов взяли живыми? — обратился он к подъехавшему Бурундаю.

— Только одного, джихангир, — Бурундай был весь забрызган кровью. — Это коназ Басилко, тот, который правил в Ростове. Сейчас его приведут.

— А другие?

— Остальные все убиты.

Между тем трое здоровенных нукеров подтащили к Бату-хану молодого, рослого воина со светлыми волнистыми волосами.

— Вот он, Повелитель. Коназ Басилко был хозяином Ростова, ему же подчинялся город Углич.

Василько без страха смотрел на возвышавшегося перед ним монгола на великолепном коне. Да мы вроде как ровесники, подумал он…

Бату-хан тоже с интересом разглядывал молодого урусского коназа. Да мы вроде как ровесники, подумал Бату, глядя в голубые глаза уруса. Надо же…

— Развяжите и отпустите его, — распорядился Бату.

Освобождённый, князь Василько медленно встал, отряхнул от налипшего снега колени. Распрямился в полный рост.

— Я знаю, что ты очень храбрый и умелый полководец, коназ Басилко, — обратился Бату-хан к пленному. — Но скажи, вот все города урусов заперли ворота перед моими воинами. И только твой Ростов и ещё Углич отворили их. Почему?

— Чего зря народ под гибель подводить, — выслушав перевод, ответил Василько. — Город бы пожгли и всех побили воины твои.

— Это правда, — в свою очеред выслушав толмача, кивнул Бату. — Ты умён, а не только храбр, коназ Басилко. Будешь служить мне?

— В смысле? — пристально глянул князь.

— Ты останешься коназом Ростова и Углича. Более того, я могу передать тебе под управление и другие города, скажем, Перислаб, принадлежавший коназу Еруслабу. А хочешь, сделаю тебя коназом Владимира?

— И что я должен буду? — усмехнулся Василько.