Сто тысяч миль (СИ) - Sabrielle

— Я тоже помогал, как только мог. Не то, чтобы я жду хвалебных од, но простого «спасибо, Джон» было бы достаточно. Извините, что не сдох героем ради великой цели, как кое-кто, но, уверен, у меня ещё будет шанс, — в привычной ему саркастичной манере возразил он.

Рейес гневно нахмурилась, но ничего не ответила. Я тоже едва остановила гневную отповедь — и как он только посмел говорить о Уэллсе в таком тоне? Но если мы не прекратим ругаться, то рано или поздно неизбежно проиграем.

— Давайте всё забудем. Пусть всё, что было до этого, больше не имеет значения. Мы должны держаться вместе. У нас достаточно врагов. Нам нет нужды искать их друг в друге.

— Кларк права, — сказал Монти и устало вздохнул. — Нам всем нужно отдохнуть. Хотя бы несколько часов на то, чтобы всё переварить. А потом уже будем разбираться.

— Я начну осмотры завтра. Сегодня я не готова, если нет ничего срочного. Мне нужно помочь с ранами некоторым воинам землян, а потом я… — тяжело сглотнув, я отвернулась, не зная, что сказать.

— Нам тоже нужно время, — кивнул Джаспер. — Больше ничто нам не поможет.

После полудня я заперлась в своей каюте и проигнорировала приглашение на обед. Потом ещё одно — на ужин. Мне не хотелось есть. Не хотелось говорить. Я сначала бестолково пялилась на наше с Уэллсом старое фото в планшете, потом закрывала его, прятала в ладонях лицо и пыталась не завыть в голос. Как всё так получилось? В какой момент всё пошло не так? Я искренне считала, что мы будем у друг друга всегда. Только совсем не в том смысле! Я никогда не позволяла себе ни единой мысли о чём-то большем, чем дружба. Никогда не хотела чего-то большего. Совесть напомнила: ещё как хотела. Но не с ним.

Глаза снова заслезились от бессильной тоски и какой-то злой обиды. «Я хотел тебя поцеловать с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать». Боги… Пять лет. Он молчал почти пять лет! Сколько всего с тех пор делал из дружбы, а сколько — ради чувств? Как часто мечтал, представлял, думал, желал того, что нельзя, того, на что так и не осмелился? От одной мысли об этом брала оторопь. Я чувствовала себя такой запачканной, грязной, преданной. Мне было стыдно за то, что он ко мне испытывал. За то, что я ничего не могла с этим поделать. За то, что я должна была дальше учиться жить не только без лучшего друга, но и со знанием, что все последние годы нашей дружбы были ложью. Фальшивкой. У меня больше ничего не осталось. Совсем.

Могло ли у нас что-то получиться, если бы Уэллс осмелился признаться раньше? Могло бы получиться сейчас, если бы он пережил сегодняшний рассвет? Свернувшись на постели, я закрыла лицо руками, снова испытывая невыносимую вину и стыд. Нет. Никакие мысленные запреты не спасли меня от неправильных чувств и приятного трепета от прикосновений. Не спасли от нарушения собственных запретов. Только нарушила я их совсем не ради Уэллса.

Я должна была быть рядом. Тогда не пришлось бы сейчас жалеть о том, чего никогда не могло случиться. Он старался изо всех сил, а я… Я не старалась.

— Кларк, — раздалось слишком знакомым голосом снаружи после тихого стука в дверь, — как ты там?

Я зажмурилась и пару секунд даже не хотела ничего отвечать. Может, будь это Рэйвен или Монти, кто угодно из наших, я бы попыталась сделать над собой усилие, ведь им явно было хуже, чем мне. Но смотреть в глаза Беллами… Он ведь тоже слышал это признание. Что думал? Что хотел сказать? Ведь, в отличие от Уэллса, никогда не скрывал свои симпатии и намерения. Был хотя бы честен.

Впрочем, Уэллса больше не было. Что об этом можно было сказать?

— Кларк? Мне казалось, ты уже знаешь, что нужно что-то посерьёзнее игнорирования, чтобы я отстал. Я не хочу переходить к угрозам. Так что ответь. Пожалуйста.

— Или что? Ты в самом деле собираешься сюда вломиться?

— А ты в самом деле во мне сомневаешься? Просто скажи, как ты. Можешь не открывать. И я тут же отстану.

— Дай мне минуту, — устало отозвалась я, нехотя поднимаясь на ноги.

Не знала, почему решила с ним всё же поговорить. Наверное, потому что в его голосе звучало искреннее беспокойство. Прогонять было бы некрасиво. Особенно после всего, что он сделал для нас. Пусть и стыдно было представлять, что бы он подумал, увидев ту жалкую развалину, в которую я позволила себе превратиться. Я всё-таки отперла дверь, поймала изучающий взгляд Беллами, отступила в сторону, кивнула внутрь, приглашая. Каюта показалась совсем крошечной, когда в ней появилась широкоплечая фигура командира, но его присутствие совсем не давило.

— Что-то случилось?

— Пришёл задать глупый вопрос. Как ты?

И правда — глупый. Я не удержалась от злой усмешки:

— Я спровоцировала катастрофу. Поучаствовала в массовом убийстве. Мои люди жили в аду последние три месяца, а некоторые из них не вынесли этого. Тот, кого я считала братом, умер у меня на руках сегодня на рассвете. Ещё и перед этим признавшись, что годами был в меня влюблён. Как я? А сам как думаешь?

— Злишься, — вздохнул он с каким-то облегчением. — Значит, не всё ещё потеряно.

— Если ты хотел убедиться, что я ничего с собой не вытворю, то я даже не думала.

— Кларк, — мягко произнёс Беллами. — Ты ничего не могла сделать.

— Неправда. Я могла прикрыть ему спину.

— А могла погибнуть, как и он. Это война. Здесь так бывает.

— Ага, — бросила я, отворачиваясь. Ком горечи подкатил к горлу. — Я всё это и без тебя знаю. Только легче мне не становится.

— Мы сегодня тоже многих потеряли. Их всех кто-то ждал. Если закопаться в этих мыслях, то можно сойти с ума. Так что не надо. Лучше поговори со своими. Они поддержат тебя.

Я замотала головой, закусила губу, ведь к горлу подкатили печаль, злость, бессильный гнев.

— Я не пережила и сотой доли того ада, который пережили они. Идти к ним плакаться о человеке, который у них на глазах убил нашего Канцлера и был в фаворе у чокнутой Хеды, пока они… Их… С его молчаливого согласия… Чёрт. Это всё будет несколько лицемерно, не находишь?

— Он что?..

— Джаспер мне всё рассказал. Его тайну. Не хочу это обсуждать.

— Мне жаль, Кларк. Мы все по нему скорбим.

Скорбят? Они? Он? С чего бы?

— А ведь не реши вы нас тогда украсть по-тихому, всё могло бы быть иначе, — вместе со всхлипом из меня вырвалась отчаянная мысль, застывшая внутри с самого первого дня. — Мы бы не шли в тот день через лес. Уэллса бы не унесла река. Он не попал бы к Лексе! Ничего из этого бы никогда не случилось! Этого всего бы не было!

— Кларк…

— Я знаю, что ты никогда не жаловал Уэллса. Не обязательно делать вид, что его смерть тебя опечалила. Не надо.

Беллами нахмурился, а потом покачал головой не то разочарованно, не то неверяще. Я замерла, поняв, что явно перегнула палку, но забирать слова обратно было уже поздно. Если бы он сейчас ушёл, хлопнув дверью, без единого слова — я бы его поняла. Потому что я идиотка. Вот почему.

— Мне жаль, что я не могу ничего изменить. Я бы сделал это, если бы мог, — его слова будто повисли в воздухе, придавив своей тяжестью. Кажется, он даже не разозлился, хотя явно должен был. Почему он не злился? — Если я не спешил с ним дружить, это не значит, что я всерьёз желал ему смерти. И тем более не желал тебе пережить всё это. Но если тебе легче так думать, то пожалуйста. Думай.

— Я так не думаю. Честно, — тихо ответила я, едва сдерживая подступающие слёзы. — Вот почему я не хотела ни с кем говорить. Я не в себе. Несу бред. А ты явно не заслуживаешь его выслушивать.

— Посидеть с тобой ещё немного?

Остатки гнева испарились, и я обессиленно опустилась на постель. Стало почти физически больно от его молчаливого сочувствия, которое почему-то совсем не казалось жалостью. Кем нужно быть, чтобы с таким искренним пониманием утешать меня после всего, что он видел и слышал? Я не понимала. Но больше отказываться не собиралась.

— Да. Если хочешь. Тут как раз есть место.

Когда Беллами сел рядом, я положила голову ему на плечо и зажмурилась. Не знаю зачем. Наверное, хотела раствориться в умиротворяющем спокойствии и чувстве защищённости, которые испытывала только рядом с ним. Мысли всё ещё беспокойно роились в голове, но когда он молча перебирал мои волосы, внутри разливалось необъяснимое тепло. Когда он прижал меня ближе, укутал в объятиях, заметив, как я беззвучно плачу, боль немного отступила. Но не исчезла полностью. Она бы не исчезла полностью никогда.