06-Новое платье короля (Сборник) - Сергей Абрамов

Сказал задумчиво:

— А моё изображение, значит, имеется…

По сути, констатировал факт.

Но Кармель-Хранитель счёл нужным дать пояснение:

— Тебя помнят. Всё, что было, было не слишком давно. Я могу, если хочешь, показать тебе могилу Элева из рода Красителей, кто нарисовал твоё изображение. Я могу, если хочешь, показать тебе пень от дерева, из которого Элев выпилил и выстругал доски для основы. Я могу познакомить тебя с потомком Элева — Иегошуа, нынешним главой рода Красителей… Да, впрочем, ты так и так со всеми познакомишься, когда придёт пора. А пока не мучай себя и свою память. Ты долго бежал, ты устал, ты голоден, тебе нужно омыть тело и лицо. Пойдём со мной, ты будешь жить у меня.

Вот и подведён промежуточный итог: он, Чернов, «будет жить», он здесь надолго… А разве он считал иначе? Нет! Раз так то стоит послушаться Хранителя, тем более что очень хочется помыться, выдраить себя с мылом, если здесь знают мыло.

Придерживая руками простыню, Чернов послушно — сам удивляясь собственному непротивлению — последовал за Кармелем. Они вышли из Храма на площадь, в самое пекло, которое всё же разогнало по домам любопытных жителей городка: площадь была пуста. Или не пекло разогнало, а Хранитель, напомнивший людям о времени солнцестояния, к коему здесь особое отношение. По религии или по традициям положено проводить его под крышей?.. Чернов не стал интересоваться деталями, поскольку наметил себе для начала выстроить общую картинку мира, в который попал. А подробности сами собой прояснятся.

Они перешли площадь, нырнули в одну из улочек, вытекающих из неё, и третьим домом на ней оказался дом Кармеля. Он ничем не выделялся, несмотря на явно высокое положение хозяина в здешней иерархии: два этажа, плоская крыша, маленькие окошки.

— Я не потревожу твоих близких? — поинтересовался Чернов.

— Я один. — Кармель был лаконичен.

Он не повёл Чернова в дом, а завернул за него, и они попали в крохотный дворик-пятачок, где — вот радость-то! — одиноко торчало дерево, тоже похожее на кипарис, вполне густое и зелёное, под ним стояла скамья, а на ней — глиняный кувшин и глиняная миска. В метре от скамьи, обнесённый прямоугольными камнями, находился колодец или, вернее, водоём, поскольку вода в нём едва не переливалась через каменную ограду.

— Вода не очень холодная, — предупредил Кармель. — Она бежит с гор по открытому водоводу и согревается. И главное — она чистая. Тебе полить?

— Я сам, — отказался от помощи Чернов.

— Я принесу тебе чистую одежду. Мы одного роста, моя тебе подойдёт.

Чернов мылся с наслаждением, не жалел воды, хотя она, по его ощущениям, была всё же слишком холодной. Но спасибо за то, что есть и что её много. А вместо мыла Чернов обнаружил кусочек чего-то мягкого, как пластилин, и хорошо мылящегося — это он экспериментальным путём установить не побоялся. Однако голову мылить местным пластилином не рискнул: так облил, рыча от холода, уместного, впрочем, в здешнем пекле. Кроссовки тоже помыл, потёр попавшим под руку камешком: красный цвет совсем не ушёл, но всё ж побелее стали.

Из дома во двор вела махонькая дверца, из которой и вышел, согнувшись, хозяин, неся белые штаны и длинную рубаху. Облачившись в местные одежды, Чернов стал портретно похож на своего двойника, написанного для Храма давно почившим Элевом из рода Красителей. Или копиистом — современником Чернова. Плюс кроссовки, которых на московской картине Чернова не имелось: там Бегун мчался по красной земле босиком, что было бы непросто в действительности: камней много. А в чём он бежал на доске в Храме, Чернов не разглядел.

— Так хорошо, — одобрил Кармель новый внешний вид Чернова. Или — старый, коль на картине и на доске исторический Бегун выглядел именно таким, а не праздным любителем джоггинга в рибоковских шмотках. — Пойдём в дом, Бегун. Там прохладно и удобно говорить. А говорить тебе хочется, ведь я прав, Бегун?

Он был прав, говорить хотелось. И что приятно, говорить оказалось нетрудно, правда, пока — с точки зрения лингвиста: великий талант Чернова с ходу врубаться в языковую среду опять не подвёл. К тому ж среда уж больно знакомая… А вот трудно ли беседовать с точки зрения Бегуна, до сей поры не ведающего, что он — Бегун, Чернов пока не понимал.

Предстояло понять.

Глава третья

ЛЕГЕНДА

Потолок висел над Черновым — руку протяни и коснёшься. Он не стал экспериментировать попусту, подвинул к столу низкий трёхногий табурет и сел, уложив руки на грубо сколоченную столешницу, хранящую многочисленные следы вина, жира, масла, раздавленных ягод — того, что надо уже не мыть, а соскребать.

— В доме нет женщины, — вроде бы извиняющимся тоном сказал Кармель, заметив взгляд Чернова и верно истолковав его. — Хранителю не положено…

— Что не положено? — не понял Чернов.

— Иметь женщину. Мы даём обет верности Сущему и не вправе нарушить его даже в помыслах.

Врёт, машинально, без эмоций подумал Чернов. Здоровый нестарый мужик, да ещё и начальник какой-никакой из местных: ну где та баба, что устоит? Они тут — бабы имеются ввиду — молчаливые и, похоже, безропотные. Низший класс. Из ребра выточенные. Взять хотя бы ту же Мирьям с площади, что должна постирать Чернову костюмчик…

— Нет, правда, Бегун, я не лгу, я не имею права лгать — ни Сущему, ни человеку, ни даже женщинам, когда они просят совета, — быстро проговорил Кармель-Хранитель.

Он что, мысли читает, напрягся Чернов, или у меня на роже всё написано? Не должно бы: внешние эмоции — не мой стиль. Жена спрашивала: у тебя, Чернов, покер-фэйс, что ж ты картами крутые бабки не зарабатываешь? Он отшучивался: мол, доверчив к другим покер-фэйсам, а это противопоказано картам. Но не водке, сварливо завершала диалог жена.

И вправду хотелось выпить. И под ложечкой (под какой? чайной или столовой? что за бредовый термин!) сосало. Во-первых, потому что после утреннего, хилого завтрака пролетело бог знает сколько времени, а во-вторых, всё случившееся с Черновым требовало испытанного допинга: снять напряг. Он, конечно, весь из себя железный, Чернов-стайер, но возраст и жизненные трудности подтачивают даже железо, самое разжелезное, вот и душевная ржавчина появляется, как реакция на неадекватные события. А события не просто неадекватны (чему? всему!), они немыслимы!

— У меня есть вино, мясо и зелень, — сказал Кармель.

И Чернов не выдержал:

— Ты что, Хранитель, умеешь читать чужие мысли?

— Читать? — не понял Кармель. — Нет, Бегун, я не понимаю, как можно прочесть мысль. Она же не начертана на листе пергамента или на доске… Я просто знаю людей, мне дано это Знание. Я знаю, например, что ты устал, удивлён, а ещё, прости меня, испуган, ты хочешь есть и сверх того — заглушить удивление и страх добротным крепким напитком.