Спин - Роберт Уилсон

Речь его, к счастью, оказалась краткой. Он помянул добрым словом Ван Нго Вена и его веру в то, что сеть репликаторов, развернутая на ледяных окраинах Солнечной системы, даст нам необходимую информацию о природе и целях «Спина». Ломакс похвалил храброе человечество, «оставившее отметку в космосе».

– Блин, Галактику он имеет в виду, а не космос, Галактику,— возмущенно зашипел Джейсон. — И что за отметка? Как будто кобель тротуарную тумбу обосс... пометил, то есть... Что за бараны ему речи сочиняют!

Потом Ломакс процитировал русского поэта XIX века по имени Ф. И. Тютчев, о «Спине» понятия не имевшего, но описавшего его так, как будто видел своими глазами:

И, как виденье, внешний мир ушел...

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен, и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной...

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь все светлое, живое...

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое.[1]

Ломакс сошел с трибуны, поэзию Тютчева сменила проза обратного отсчета, и первая из ракет взревела двигателями, испустила языки пламени и клубы дыма, поднялась и исчезла в голубом небе. Чуждое, неразгаданное. Наследье родовое. Присутствующие поедали взглядами происходящее. Джейсон же закрыл глаза и сложил руки на коленях.

* * *

После пуска мы с остальными приглашенными проследовали на прием — и на съедение журналистам. Джейсон был записан на двадцать минут эфирного времени, я на десять. Меня подавали как «врача, пытавшегося спасти жизнь марсианского посла», хотя все мои подвиги сводились к успешному гашению горящего сапога Вана, безуспешным призывным воплям и бесполезному оттаскиванию его тела подальше от горящей машины. Самый поверхностный контроль (отсутствие дыхания и пульса) сразу показал, что ни в какой помощи убитый более не нуждается и лучше всего оставить труп в покое и подумать, как сделать себя менее заметным, слиться с землей и выждать, пока закончится заваруха. Все это я в общих чертах и пытался пересказать репортерам.

Президент Ломакс циркулировал по залу, пожимая руки, пока помощники не сдернули его куда-то согласно расписанному до минуты графику. Тут И-Ди и прижал нас с Джейсоном к буфетному столу.

– Полагаю, ты добился того, к чему стремился, — сказал он Джейсону, почему-то сверля глазами меня. — Теперь уж обратного хода нет.

– Значит, и спорить больше не о чем, — сказал Джейсон.

По завершении перехода мы с Ваном постоянно следили за состоянием Джейсона. Я осматривал его сам, направлял на неврологическое тестирование, на магнитный резонанс. Ни одна из проверок не выявила каких-либо отклонений от нормы, все изменения носили исключительно положительный характер. Здоровье у него оказалось куда лучше, чем я мог бы ожидать.

Но наблюдались в нем какие-то тонкие непонятные отличия. Я спросил Вана незадолго до его гибели, неизбежны ли изменения в психике Четвертых.

– В определенном смысле, неизбежны, — ответил он.

В определенном смысле ожидалось, что марсианские Четвертые будут вести себя иначе. Причем «ожидалось» в двояком смысле, то есть, во-первых, изменения в их поведении считались вероятными, а во-вторых, общество как бы требовало от них иного поведения.

Что изменилось в Джейсоне? Прежде всего, он иначе двигался, хотя это логически следовало из факта исчезновения его недуга. Он умело маскировал недостатки свой походки, а теперь в этом отпала нужда. Он стал похож на свежесмазанного Железного Дровосека. Капризность из его характера не улетучилась, однако сгладилась, вспышки эмоций не отличались прежней остротой. Джейсон реже ругался, из его ин-вективного лексикона почти исчезли наиболее крепкие выражения, он чаще шутил.

Все это звучит очень неплохо, то есть можно подумать, что он изменился к лучшему. В этом отношении он действительно изменился к лучшему, но прослеживались и иные изменения, не столь поверхностного плана и куда более тревожные. Он совершенно отстранился от руководства предприятием, дошло до того, что заместители лишь информировали его раз в неделю, а в остальное время фактически не замечали. Он принялся за чтение марсианских астрофизических трактатов в сыром переводе, обходя, если не нарушая, протоколы секретности. Единственное событие, выведшее его из новодостигнутого равновесия, — смерть Вана. Отразилось оно на Джейсоне тоже не вполне понятным образом.

– Ты понимаешь, что мы присутствуем при закате «Перигелиона»? — спросил его И-Ди.

И-Ди не преувеличивал. Кроме интерпретации данных от репликаторов, за «Перигелионом» как гражданским агентством уже мало что числилось. Началось реальное сворачивание предприятия, сокращение вспомогательного персонала. Техники оттягивались медленнее, перебегали в университеты и промышленные фирмы.

– Значит, быть по сему, — изрек Джейсон, демонстрируя не то душевное равновесие, присущее Четвертым, не то давно подавляемую неприязнь к отцу. — То, что от нас требовалось, мы совершили.

– И ты спокойно говоришь это мне?

– Я говорю то, во что верю.

– А то, что я посвятил свою жизнь созиданию того, что ты разрушаешь, не имеет никакого значения?

Джейсон чуть помедлил с ответом:

– В конечном счете не имеет. Не имеет никакого значения.

– Джейсон, что с тобой происходит? Ты совершаешь ужасающую ошибку...

– Не думаю, что это ошибка.

– И ты должен нести за нее ответственность.

– Разумеется.

– Ты понимаешь, что в случае неудачи станешь козлом отпущения?

– Понимаю.

– Ты взойдешь на костер.

– Что поделаешь.

– Я не смогу тебя защитить.

– А когда ты мог?

* * *

В «Перигелион фаундейшн» я возвращался с Джейсоном в его машине, редкой германской марке с топливным элементом. Большинство производителей считали, что будущего, о котором стоит заботиться, у землян больше нет, и большинство водителей — я в их числе — нещадно жгли бензин и воздух. Мимо нас по левой полосе проносились трудящиеся граждане, спешащие добраться домой до наступления темноты.

Я сказал ему, что собираюсь оставить фирму и основать собственную практику.

Джейсон некоторое время помолчал, следя за дорогой, над которой в перспективе поднимались лужи миражей из раскаленного воздуха.

– Какой смысл, Тайлер? — спросил он, наконец. — «Перигелион» протянет еще не один год, бюджет позволяет тебя держать. Могу тебя и частным образом принанять, если надо будет.