Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

– А пожара не миновать, что бы ни говорил экселенц! – освободившись от штор, кот встряхнулся. – Ведь не поверит, что мы вели себя, как честные коммунисты на разборке персонального дела по поводу внебрачной связи приняли свершившееся без возражений.

– Домишко старый. Спасти не удастся, – констатировал Шарль, поднимаясь и с тоской оглядывая задымленную комнату. – Ишь, напакостили! Он стряхнул с пиджака следы пуль, как роща стряхивает листья.

Полыхало уже повсюду. Кровавая надпись на стене про мщение и ненависть свернулась в капли и сбежала вниз, словно выведенная водой на стекле. Зеркало потемнело и скукожилось, напоминая полиэтиленовую пленку на дачном парнике пенсионерки. Музейные предметы искусства оказались вылепленными из воска – плавились и растекались в лужицы прямо на глазах. Плавились столики сандалового дерева, персидские ковры, мягкие диваны с версачевскими подушками, сливались в единое тающее целое роденовские влюбленные. Дым скрыл останки погибающего великолепия.

– Можно не сомневаться, что огонь перекинется на "Музу" и спалит дотла, – с грубо наигранным сожалением постановил Амарелло. Он изучал внешнюю обстановку, стоя у окна, в котором сквозь противную морось виднелись розовые стены Клуба творческой интеллигенции.

– Пора доложить экселенцу о досадной случайности, – оглядевшись, Батон подхватил кальян. – Ариведерчи, Холдинг!

Дубовая рама с бронзовыми стеклами распахнулась и вместе с черной вуалью гари, мерцающей люрексом искр, во двор вылетели трое. Для постороннего обывателя они были похожи на обрывки пестрых портьер, подхваченные ветром. Яркие лоскуты взвились над особняком, над мокрыми ветками ясеней, покачались в волнах дыма, затем осели на крыше цековской башни и там удобно расположились с обращенной в переулок стороны.

– Ну и что здесь торчать? Пожаров не видели? – недовольно пробурчал думавший об обеде Амарелло. – Не разберу – в какой связи перекур?

– Если откровенно, меня беспокоит "Муза", – кот придал голосу трепетные интонации. – Людей жалко! – Он склонился за металлический парапет, вглядываясь вниз. – Там, кажется, как на зло, праздник.

– Вчера был праздник. Двести двадцать девять лет со дня рождения Наполеона Буонапарта, – безучастно отозвался Шарль, лежащий на жестяных листах плашмя под августовским дождиком. Он все еще переживал мгновения собственной трагической гибели от пуль бандитов и даже руки сложил на груди с покорностью усопшего.

– И дался им Наполеон? – ворчал Амарелло. – Кого он здесь вообще колышет?

Он был полностью прав – никто из собравшихся внизу людей не вспомнил о дне рождения потрясавшего мир императора. В то время, как стены Холдингового центра из последних сил сдерживали в себе пламя, подобно готовой взорваться шутихе, у здания Клуба происходило движение общественности, не имеющее к покорителю Европы никакого отношения.

В переулке останавливались блестящие автомобили, из них выходили продуманно одетые люди, мотали шнуры телевизионщики, прибывшие на микроавтобусе с надписью "Туточко". Впрочем, людей с камерами было немало. В этот день в "Музе" собирались самые отважные борцы эзотерического фронта – колдуны, экстрасенсы, белые и черные маги, астрологи, медиумы и примкнувшие к ним уфологи. Торжество состоялось по поводу юбилея известного в столице магического салона мадам Аххи. Личность Травиаты Аххи – мощной ясновидящей и ворожеи, имеющей собственный магазин, магический центр, журнал и время на теле– и радиоканалах, в последние, все более трудные дни, перестала привлекать внимание занятых иными проблемами трудящихся, но по–прежнему вызывала нездоровое любопытство завистливых смежников. Юбилейное торжество, включавшее широкое общение с массами, ответы на вопросы СМИ и банкет на пятьдесят персон, обещало быть интересным.

В холле Клуба, декорированном икебанами, под изречением Конфуция, выполненным похожим на иероглифы шрифтом, стояли прилавки. "Человека, который не заглядывает далеко, ждут близкие беды", – предостерегал китайский мудрец, а выставленная на прилавках продукция салона мадам Аххи предлагала все необходимое, что бы это предостережение не повисло в воздухе и можно было и в будущее заглядывать, и справляться с настоящим. Здесь блестели магические кристаллы, флаконы с приворотным и отворотным зельем, торчали в нефритовых стаканах волшебные палочки, гармонизирующие семейные отношения, оптимизирующие деловые процессы, снимающие порчу с автотранспорта и выгоняющие глистов у домашних животных.

За прилавком стояли три цветущие дамы с буйным обилием кудрей и строго выдержанным макияжем. Самим своим видом потомственные ясновидящие и белые магини должны были поддерживать имидж чудодейственного салона. Грош цена колдунье, которая нуждается в килограмме косметики для создания иллюзии физического совершенства, не может избежать разрушительного кариеса или вырастить на собственной голове необходимое количество волос. Поэтому и сама мадам и ее ближайшие сподвижницы Мавра, Пелагея, Ярослава утопали в лавине кудрей, а грим имели скорее ритуальный, чем украшательский.

Среди присутствующих можно было заметить людей выдающихся – настоящих мастеров своего дела. Загадочно держался в стороне цыганистый русый бородач, наследственно контактирующий со звездами. Рядом, на предмет поиздеваться, отирался бледный невропат, тощий, лысый, делающий ставку исключительно на инопланетян. Обоюдной симпатии эти выдающиеся мастера своего дела не испытывали.

Потусторонняя печаль вестника звезд имела вполне земные основания предсказывать события здесь и сейчас мог только комикадзе. Бородач свирепо завидовал Нострадамусу, накропавшему свои бредовые "Столетия" пять веков назад. Хронический шизофреник состряпал смутные пророчества относительно весьма отдаленного будущего Европы, зашифровав их в сумбурных, мягко говоря, пятистрочниках. Теперь крути эти катрены хоть так, хоть этак – все бьет в яблочко. Чем смурнее, тем точнее! "Черная ворона с ослиным глазом осилит на росистой заре в час заката белую куропатку", – не в бровь, а в глаз! Ну прямо про сегодня! А вот бы его с этими катренами определить в Минфин курс доллара предсказывать!

Можно с уверенностью сказать: будь у Карла 1Х, державшего в лейбмедиках Нострадамуса, проблемы на валютном рынке, никаких пророчеств не случилось бы. Случилась бы рубка голов за финансовые преступления и дачу астрологом ложных предсказаний.

Отечественному звездуну и мыслителю приходилось работать в диаметрально неблагоприятных условиях. Он должен был сообщать, что делать сейчас, в конкретном месте и хронически непредвиденных обстоятельствах, причем не кое–как зарифмованными пятистрочниками, а рубленной прозой.

Друзья отвернулись от предсказателя после краха пирамидальных банков и потери вкладов, о которой прорицатель злонамеренно умолчал. Не удалось и политикам вытащить из астролога вразумительное объяснения перемен на правительственном уровне – звезды не успевали фиксировать перестановочные фантазии президента. Вместо того, что бы покаяться и разоблачиться, бородач не признавал своей не компетентности, а ловко юлил вокруг да около. И теперь, накануне черного семнадцатого августа, не только не кинулся скупать доллары, менять местожительство на более благополучное, но и хранил в тумбочке катастрофически обесценивающуюся российскую валюту.

– Что там планиды? Пророчествуют? – ехидно поинтересовался лысый приспешник инопланетян. В отличие от некомпетентного астролога, он с точностью до минуты знал время конца света, обещающего случиться в ближайшей перспективе, и не стал скрывать его от общественности. При этом отнюдь не сеял пессимизм, а предлагал желающим спастись на инопланетных кораблях и по поводу оплаты путешествия связаться с девушкой Катей, являющейся единственной на Земле посредницей с иными цивилизациями, в частности – с дружественны нам Сатурном. Сам же посвященный в инопланетные планы гражданин, действовал бескорыстно, но обещал незамедлительно сообщить ход ближайших событий государственной и частной жизни всякому, кто переведет в Цюрихский банк 200 000 долларов. Желающих почему–то не было. Сатурналист не унывал. Прибыв на юбилей салона Травиаты Аххи, он успел оставить в приемной директора "Музы" послание, в котором в качестве аванса последующих откровений, сообщал господину Пальцеву его личные перспективы. Секретарша Леночка положила конверт в папку "Входящее", поскольку директор, страшно занятый с утра, взял короткий тайм аут. Кто знает, как сложился бы дальнейший жизненный путь Альберта Владленовича и государства в целом, успей он, хоть на ходу, хотя бы одним глазком заглянуть в послание доброжелателя. Но этого не произошло и все проистекало в совершенно не скорректированном футуролагами направлении.

Желчная веселость сатурналиста не нравилась сосредоточенному на внутренних импульсах астрологу. Устав отвечать молчанием на прямую провокацию, порочащую древнюю науку о светилах, бородач сильной рукой прихватил уфолога за грудки и прошипел сквозь крупные зубы: