Под прикрытием (СИ) - Зеленин Сергей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только досадливо крякнул и рукой махнул:
- …В десять раз больше.
Достав из обнаружившегося в комнате сейфа мои вещи, он глядя как я рассовываю по отделениям враз распухшего портмоне деньги, вдруг совершенно неожиданно поинтересовался:
Рисунок 38. Червонец образца 1922 года.
- Серафим! А про «инвестиции» в домостроительный комбинат, ты это на полном серьёзе?
- Вполне! Как на похоронах банкира… Ибо, времена как были смутными – так и грозятся ими оставаться. Деньги или товар, сегодня они есть – а завтра их нет. Недвижимость же, как была так и осталась - пример египетских пирамид тебе в помощь!
Несмотря на его усталость, проговорили с почти до утра… Правда, ни до чего определённого - в этот раз не договорились.
Наутро, после позднего завтрака, договорившись поддерживать связь через уже знакомого «чёрного» маклера, расстались донельзя довольные друг другом. Выхожу во двор сопровождаемый гостеприимным хозяином и вижу уже знакомый фургон и поджидающих меня всё тех же личностей. В этот раз они были гораздо дружелюбней настроены и, прямо-таки лучились от счастья лицезреть мой светлый лик.
Их босс протягивает мне ладонь с тонкими, но на удивление сильными пальцами и крепко сжав мою, говорит:
- Доставят в целости и сохранности туда, откуда подобрали… До встречи!
Напоследок, скидываю ещё одну инфу:
- Не знаю, с какого бока это тебе может пригодиться, Ксавер, но в последних числах декабря ожидается создание СССР – Союза Советских Социалистических Республик…
- А это как? – удивлённо поднимает брови.
- Сам толком не понимаю, но буквально в двух словах – это вот какая шняга получится у комиссаров…
Коротко рассказываю самую суть происходящего с национальной политикой в стране и, ещё раз пожав друг другу руки - мы расстаёмся практически друзьями.
Уверен, что и из этой инфы он сможет срубить хоть сколько-нибудь бабла. Возможно, мне с этого ничего и не обломится – но если событие сбудется, (в чём я ни грамма не сомневаюсь!), мой рейтинг в его глазах значительно вырастет.
***
Жилищный вопрос в Советской России, действительно - был проблемой ещё той и, «испортил» он не одних лишь москвичей. Не сказать, чтобы до двух переворотов 1917 года - в этом отношении всё было ровно да гладко, но то - что стало твориться после них…
ТИХИЙ УЖАС!!!
После революции в большие города хлынул поток десятков - если не сотен тысяч граждан «новой свободной России», каждый со своими «местечковыми» привычками и взглядами на жизнь. Кто-то – чтоб элементарно не сдохнуть от голода (особенно много «понаехало» во время последнего голода в Поволжье), кто-то – чтоб работать или учиться, кто-то - в поисках своего «места под Солнцем», ну а кое-кто - чтоб просто не одичать в сельской местности.
«Война дворцам» объявленная новым народным правительством, произвела парадоксальный эффект - она увеличила число убогих хижин. В течение ряда лет после революции отопление в городе не работало, топлива для отопления частных квартир и домов было недостаточно. От холода и сырости стены домов стены потрескались, фундаменты осели, рамы в окнах покосились и сгнили, стекла полопались и вылетели.
В городе образовались так называемые «рваные дома», где полностью или частично перестала теплиться жизнь - а остались трещины, облупленная штукатурка да забитые досками провалы окон. Системы водопровода, канализации и отопления в них были разрушены или не работали, в квартирах отсутствовали водопроводные краны, унитазы, раковины и батареи центрального отопления, сняты кухонные плиты, в большинстве квартир разобраны на дрова полы. В квартирах всюду грязь, мусор и «отходы жизнедеятельности».
В холодную и суровую зиму 1919/20 года, происходила политика «уплотнения» знакомая нам по произведению Булгакова «Собачье сердце». Чтоб спасти людей, из домишек на окраинах, из подвалов и бараков их переселяли в «буржуйские» дома, напихивая как сельдей в бочку. Таким образом образовались так называемые «коечно-каморочные квартиры».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Что они из себя представляли?
Это даже не пресловутые «коммуналки», где у каждой семьи была своя отдельная комната. Крошечные комнатки-клетушки, отделенные друг от друга перегородками, не доходящими до потолка, общие кухни, уборные. Даже в «передних» - в прихожих таких «квартир» и в коридорах, стояли койки для «одиночек».
Конечно, не всё так плохо – имелись и «светлые пятна» на общем негативном фоне.
После революции стали создавать образцовые «дома-коммуны» - показуха была присуща Советской Власти с самых первых дней её существования. В большинстве своём, это были крепкие, просторные здания - из которых полностью выселялся весь «нетрудовой элемент», а взамен заселялись классово «правильные» граждане.
Примерно таким был дом – из двора которого я угнал «Бразье-кабриолет».
Государство взяло эти дома на свой баланс - ремонтировало за свой счет, снабжало конфискованной мебелью, бесплатным топливом и создавало в них или неподалёку «коммунистические учреждения» - ясли, детские сады… Но таких домов и счастливчиков в них, были буквально считанные единицы.
Большинство же городского населения жило именно в «коечно-каморочных» квартирах и этим ещё повезло. Ведь полным-полно было в городе и так называемых «бесквартирников» - живущих в проходных комнатах, ютившихся в передних, коридорах, чуланах, кухнях или хозяйственных постройках у родственников или знакомых… Или вообще – обитающих в развалинах, заброшенных, аварийных зданиях - грозящих каждый миг обвалом.
Нет, имея деньги и в двадцатые годы - можно было неплохо устроиться!
Можно было снять комнату или даже небольшую квартиру – теневых дельцов среди управдомов хватало.
***
Слава Богу, мой профессор жил ещё в достаточно приличных условиях, в одной из первых коммуналок - куда я и направился по нашей с ним договорённости, не застав того в стенах «альма-матер».
Тоже – далеко не фонтан, надо признаться!
Во дворе всюду грязь, из подвала несет гнилой картошкой, во дворе у помойки - черные горы мусора и шлака… На дверях подъезда висит свежее объявление домкома, на которое уже кто-то успел смачно плюнуть:
«Ночной покой с двенадцати часов ночи. Входные двери черного и парадного ходов должны быть всегда на запоре. При пользовании ванными жильцы обязаны после мытья вымывать последнюю начисто. Стирка и полоскание белья в ванных категорически запрещается (стирать только в корытах), не разрешается загромождение коридоров сундуками, шкафами и другими громоздкими предметами. Воспрещается хранение дров в комнате более однодневной потребности и колка их в квартирах, на лестницах».
Захожу в изрядно пропахший человеческой мочой подъезд и поднимаюсь по стёртым покосившимся деревянным ступенькам на нужный этаж. Лифт имелся, но он конечно же не работал.
Ещё стоя на площадке перед дверью я через неё уловил носом «особый запах» — от скопления множества немытых человеческих тел и услышал ухом, как в каждой квартире через каждую минуту спускают в унитазе воду: туалет работает без перерыва. Откуда-то сверху раздалось негодующее женское:
- Она же его погубит, эта дрянь!
В ответ, сочным мужским матом - предложили даме не лесть не в свои дела.
На каждой двери записочки от руки: один звонок — такому-то, два звонка — такому-то, три звонка — такому-то… Некоторое время ушло на знакомство с устройством: звонок не электрический, а механический: чтоб позвонить - надо дёрнуть «за верёвочку».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Найдя каллиграфическую надпись «Профессор Чижевский Д.П.», резко дёргаю нужное количество раз. Через определённый промежуток времени, сквозь гомон детских голосов слышу чётким баритоном:
- Кто там?
- Профессор, это я – Свешников Серафим. Насчёт доменного шлака… Помните, такого?
