Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник) - Пелам Вудхаус

Снова наступила зловещая тишина, Джас Уотербери, наверно, употребил ее на то, чтобы промокнуть лоб, на котором выступили обильные капли трудового пота. В заключение он еще раз произнес: «Бог ты мой!»

Намеревался ли он к этому еще что-нибудь прибавить, неизвестно, потому что ничего прибавить ему все равно не удалось; послышался шум, похожий на мощный порыв ветра, кто-то громко фыркнул, и я понял, что среди нас находится тетя Далия. Должно быть, впуская Джаса Уотербери, Дживс по рассеянности не запер входные двери.

– Дживс! – прогудела моя тетя. – Вы можете смотреть мне в глаза?

– Разумеется, мэм, если вам угодно.

– А я этому удивляюсь. Вы, по-видимому, обладаете наглостью армейского мула. Я только что узнала, что вы – судебный исполнитель в шкуре личного слуги джентльмена. Вы будете это отрицать?

– Нет, мэм. Я здесь от фирмы «Олсопп и Уилсон, вина, ликеры и крепкие напитки», ей причитается получить за поставленный товар на сумму в триста четыре фунта пятнадцать шилингов и восемнадцать пенсов.

Пианино, за которым я скрючился, покачнулось и загудело, как динамо-машина, должно быть, пожилая родственница фыркнула на него.

– Милосердный Боже! Что юный Берти делает с вашим товаром, винные ванны принимает? Триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов! И другим, должно быть, задолжал не меньше. Весь в долгу как в шелку, да еще вдобавок, я слышала, собирается жениться на толстухе из цирка.

– На исполнительнице роли Царицы Фей в пантомимах, мэм.

– Еще того хуже. Блэр Эглстоун говорит, что она вылитый гиппопотам.

Мне было не видно, конечно, но я наглядно представил себе, как Джас Уотербери, услыша такое описание обожаемой племянницы, гордо выпрямился во весь рост и произнес холодно и надменно:

– Это вы так-то говорите про мою Трикси, а он с ней сочетается законным браком или же пойдет под суд за нарушение брачного обещания.

Опять же не могу ручаться, не видев своими глазами, но, по-моему, тетя Далия тут тоже выпрямилась во весь рост.

– Отлично. Но чтобы вчинить этот иск, ей придется отправиться в Канаду, – грозно прорычала она, – потому что Берти Вустер туда отплывает следующим же пароходным рейсом, и там у него не будет средств, чтобы транжирить на суды. Того, что я ему назначу, только-только хватит на прокорм. Мясной обед раз в три дня, это в лучшем случае. Вы посоветуйте этой вашей Трикси, чтобы забыла думать про Берти и обкрутила вместо него Царя Демонов.

Опыт подсказывает мне, что за исключением вопросов жизни и смерти, вроде того чтобы выступить Санта-Клаусом у нее на детском празднике, противостоять тете Далии физически невозможно, и Джас Уотербери, видимо, тоже это понял, так как еще через мгновение я услышал стук захлопнувшейся двери. Он исчез, даже не пискнув.

– Уф-ф, ну вот, – сказала тетя Далия. – Эмоциональные сцены страшно выматывают, Дживс. Вы не дадите мне глоток чего-нибудь подкрепляющего?

– Разумеется, мэм.

– Ну, как я вам показалась? Ничего?

– Вы были великолепны, мэм.

– Кажется, я была в голосе.

– Звучность превосходная, мэм.

– Приятно сознавать, что наши усилия увенчались успехом. Берти сможет вздохнуть с облегчением. Когда вы его ожидаете домой?

– Мистер Вустер дома, мэм. Не решаясь встретиться с мистером Уотербери лицом к лицу, он предусмотрительно спрятался. Вы найдете его, заглянув за пианино.

Но я к этому времени уже сам вылез и первым делом выразил им обоим мою глубокую благодарность. Дживс принял ее с любезностью. А тетя Далия в очередной раз фыркнула. После чего сказала:

– Конечно, из спасиба шубы не сошьешь. Я бы предпочла меньше слов и больше дела. Если ты действительно испытываешь чувство благодарности, сыграй Санта-Клауса у меня на рождественском празднике.

Она была по-своему права. Что против этого скажешь? Я сжал кулаки. Выпятил подбородок. И принял знаменательное решение:

– Хорошо, единокровная старушка.

– Ты согласен?

– Согласен.

– Вот молодец! Чего там бояться? В крайнем случае ребятишки перемажут твои ватные усы шоколадным кремом, только и всего.

– Шоколадным кремом? – переспросил я, и голос мой задрожал.

– Или клубничным вареньем. Таков обычай. И кстати, не обращай внимания на слухи, которые могли до тебя дойти, что будто бы в прошлом году они подпалили бороду нашему священнику. Это была чистейшая случайность.

Я уже было снова начал изображать трепещущую осину, но тут в разговор вмешался Дживс:

– Прошу прощения, мэм.

– Да, Дживс?

– Если мне позволительно внести предложение, я бы сказал, что артист более опытный справился бы с этой ролью успешнее, чем мистер Вустер.

– Вы что, вызываетесь добровольцем?

– Нет, мэм. Артист, которого я имел в виду, – это сэр Родерик Глоссоп. У сэра Родерика более внушительная наружность и голос гуще, чем у мистера Вустера. Если он своим басом произнесет: «Хо-хо-хо-хо!» – это произведет сильнейший драматический эффект, и я не сомневаюсь, что вам он в просьбе не откажет.

– Тем более, – включился и я, – что он имеет обыкновение зачернять себе лицо жженой пробкой.

– Совершенно верно, сэр. Он будет рад нарумянить щеки и нос – для разнообразия.

Тетя Далия задумалась.

– Пожалуй, вы правы, Дживс, – проговорила она наконец. – Жаль, конечно, детишек, они лишатся самой веселой потехи, но пусть знают, что жизнь состоит не из одних удовольствий. Спасибо, я, наверно, не буду это пить, еще слишком рано.

Тетя нас покинула, и я, глубоко растроганный, взглянул в глаза Дживсу. Он избавил меня от опасности, от одной мысли о которой у меня мурашки бежали по спине, я ведь ни на минуту не поверил тетиному утверждению, что будто бы борода у священника загорелась по чистой случайности. Юное поколение, наверное, многие ночи напролет замышляло этот террористический акт.

– Дживс, – сказал я, – вы что-то такое говорили давеча насчет поездки на Флориду после Рождества.

– Это было всего лишь предположение, сэр.

– Вы хотите поймать на удочку тарпонга, не так ли?

– Не скрою, это мое горячее желание, сэр.

Я вздохнул. И не столько потому, что мне жалко было рыбу, быть может, добрую мать и жену, которую хотят подцепить на крючок и вырвать из круга близких и любимых. Меня лично без ножа резало сознание, что я пропущу в клубе «Трутни» турнир по метанию летучих стрел, где мне светило стать победителем. Но – ничего не поделаешь. Я подавил сожаления.

– Тогда отправляйтесь за билетами.

– Очень хорошо, сэр.

А я прибавил торжественным тоном:

© Перевод. И. Бернштейн, 2006.

Спать, спа-ать…

Сирил Грули, младший партнер издательства «Попгуд и Грули» (Нью-Йорк, Медисон-авеню), отрабатывал легкий удар, используя вместо лунки гуттаперчевый стаканчик, но когда вошла Патриция Бинстед, его секретарша, оставил это занятие и крепко обнял ее – не потому, что издатели не могут спокойно видеть красивых девушек, а потому, что она была его невестой. Вернувшись из Райской долины, они собирались зайти в приличную церковь, а там – стать мужем и женой.

– Кто-то пришел? – спросил он, не разжимая объятий. – По делу?

– Да. Попгуда нет, а явился сам Дракула. Очень похож, один к одному. Вообще-то он профессор Пепперидж Фармер. Хочет подписать договор.

– Книги пишет?

– Вот, написал. Называется «Гипноз как способ раскрытия механизмов подсознания» и т. д. и т. п. Попгуд заменил на «Спать, спа-ать…». Говорит, так занятней.

– Несомненно.

– Примешь его?

– Конечно, моя королева.

– Да, Попгуд сказал, аванс – не больше двухсот долларов, – прибавила Патриция.

Через минуту-другую посетитель вошел в кабинет. Вид у него и впрямь был ужасный. Лицо – желтое, мрачное, в морщинах, глаза такие, что не дай Бог увидеть в темноте, да еще в пустынном месте. Но Грули часто общался с авторами и ко многому привык.

– Заходите, – с обычной любезностью сказал он. – Хорошо, что застали. Уезжаю в Райскую долину.

– Поиграть в гольф? – догадался профессор, взглянув на короткую клюшку.

– Да.

– Хорошо играете?

– О нет! Я печальный и особый случай. В теории знаю все, на практике – мажу.

– Надо низко держать голову.

– Томми Аткинс говорит то же самое, но она как-то не держится.

– Такова жизнь.

– Да, не подарок…

– Если вам угодно так выразиться.

– Угодно. Но перейдем к делу. Мисс Бинстед сообщила, что вы пришли подписать договор. Вот он. Кажется, все в порядке, только мы не оговорили сумму аванса.

– Что предлагаете вы?

– Сто долларов. Издавая такие книги, мы идем на риск. Поскольку в них нет любовной линии, нельзя изобразить на супере полуголую даму, что вызвало бы гневные статьи, которые резко повышают спрос. Кроме того, бумага дорожает, типография повышает цену, переплетчики… Что с вами? Почему вы жестикулируете?