Любовь - только слово - Йоханнес Зиммель

— Я понимаю…

На самом ли деле ты понимаешь? И все ли ты понимаешь? А я, например, не понимаю. Конечно, Ганси рассказал Геральдине то, что он знает. Но что он знает? Он же не мог следить за мной во Франкфурте? Это мог сделать только один человек, и я знаю, как его зовут. Лео.

— Верена…

— Да.

— Тебе нужно сейчас быть особенно осторожной. Не доверяй никому, никому из твоих друзей, никому из служащих, в особенности Лео.

— Почему в особенности ему?

— Я думаю, он шпионит за тобой по поручению твоего мужа. Маленький калека не мог все знать. Геральдина тоже не может все знать.

— Лео тоже не может. Мы были так осторожны!

К сожалению, недостаточно. Иначе я не лишился бы своего автомобиля. Может, Лео требует деньги от Манфреда Лорда за свою информацию?

— Я прошу тебя, остерегайся Лео, пожалуйста!

— Конечно. Я буду делать, что ты говоришь, Оливер. Когда мы вновь увидимся?

— Завтра я улетаю. В пятницу вернусь. Если сможешь, позвони мне. Я буду ждать. Когда вы приедете сюда?

— Пятнадцатого марта.

— Тогда это упрощает дело.

— Упрощает!

— Нам нужно набраться терпения. Перед пятнадцатым меня обязательно пригласят к вам. Мой отец наверняка передаст со мной книгу для твоего мужа. Ты увидишь, как он будет вежлив и приветлив со мной.

Так оно и было.

В пятницу десятого марта я возвращаюсь из Эхтернаха. Уже на следующий вечер господин Лорд приглашает меня к себе. Отец на этот раз передал ему старую Библию. Он отдал ее мне в отеле. Перед этим я ему позвонил.

— У меня книга от господина Лорда, забери ее.

— А сам бы ты не мог ее привезти?

— Нет, не мог бы. Ноги моей больше не будет в твоем доме. Не спрашивай почему. Я только что был в сумасшедшем доме.

Уже четверть часа спустя мой папочка был у меня в гостинице. Он забрал книгу Манфреда Лорда и вручил мне Библию. Он был у меня в течение трех минут. Я следил по часам. Чтобы переснять страницы, на которых иголкой были сделаны метки, мне после возвращения в интернат потребовалось полночи. Я был страшно измотан. В субботу вечером я поехал во Франкфурт на Мигель-аллею. Тогда мой «ягуар» был еще у меня. Сидя перед камином, господин Лорд вновь произносит, что самые прекрасные вечера — это те, которые проводишь в узком кругу. Не так ли? Да, действительно. Он восхищается Библией. Затем буквально на какое-то мгновение Манфред Лорд оставляет нас одних.

— Когда? — тотчас же шепчет Верена.

— Где? Быстрее.

— Позвони мне.

Она достает из декольте своего платья маленький сложенный конверт.

— Что это?

— Увидишь.

В конверте я нахожу много маленьких, нежных, коротких и вьющихся волос.

Глава 6

— Это Сиена. Удивительнейшее место! Вы устали, мистер Мансфельд? Может, мне остановиться? Мы уже подъезжаем к нашему кораблю, не бойтесь! Может, хотите немного пройтись?

Где я? Что за женщина рядом со мной? Что за автомобиль?

— Вы бледны. Вам плохо?

— У меня… немного кружится голова.

— Тогда я остановлюсь. Я знаю эту местность как свои пять пальцев.

Сразу направо есть переулочек, он ведет вниз к большой площади прямо у моря.

Вот эта площадь. Огромная. Совершенно пустынная.

Солнце здесь буквально обжигает. На площади, на выгоревших фасадах уродливых неухоженных домов красуется вывешенное белье. Я бесцельно прохаживаюсь, и вдруг меня охватывает ужасный страх. Никогда в жизни я еще не испытывал такого страха. Мне вдруг показалось, что я сейчас умру. Сейчас, здесь, в это мгновение. На этой огромной площади Сиены. Я спотыкаюсь. Мне нужно вернуться в машину. Я не хочу умирать. И только не здесь, у моря, не в этой ужасной, испепеленной солнцем пустыне. Миссис Дурхам протягивает мне флакон. Я жадно опустошаю его наполовину.

— Шотландское, — говорит миссис Дурхам. — Я его всегда вожу с собой. Ну, как дела?

— Everything is ail right again. Thank you. Thanks a million![56]

— Шотландское все как рукой снимает, скажу я вам.

Как далеко мы сейчас от Пьомбино? Как далеко мы от Портоферрайо? Как далеко я сейчас от Верены? Скоро ли я ее увижу?

Глава 7

Сейчас мы прибудем в Сассетту и затем выезжаем в Сан-Винченцо. Там стоит указатель «Пьомбино»!

— Все иностранцы попадаются на эту удочку и сворачивают направо, так как совершенно не подозревают, что дорога эта — сплошные ухабины! Но мы поступим иначе: поедем дальше до Вентурина, там окажемся на первоклассной дороге — и через десять минут мы в Пьомбино, несмотря на объезд!

— Да, миссис Дурхам.

— Этот указатель в Сан-Винценцо нужно убрать, пока не починят дорогу! Уже в течение нескольких лет он стоит там. Словно для того только и поставили, чтобы сбивать с толку. Люди попадают в самую настоящую западню.

Сбить с толку. Западня. Я не могу позволить заманить себя в западню. Я должен быть живым и здоровым. В здравом рассудке. Мне сейчас нужно думать за троих. Скоро все будет нормально. Если я не позволю сбить себя с толку.

Вновь мои мысли начинают блуждать. Миссис Дурхам в это время ругается на какую-то повозку, запряженную ишаком, которую она никак не может объехать.

Я не имею права попадать в западню. Я не могу допустить, чтобы кто-то из нас троих попал в западню — Верена, Эвелин или я сам.

Одну западню я уже знаю. В воскресенье, после ужина у Манфреда Лорда, я встретил Геральдину и Ганси. Я хотел побыть один и пошел утром в лес. И там вдруг я увидел…

Они шли, взявшись за руки. Геральдина — стройная и красивая, а рядом Ганси — кособокий, скрюченный и уродливый. Оба празднично одеты, оба приветливо здороваются со мной.

— Мы собрались в церковь, — говорит Геральдина.

— С Али и Джузеппе, — говорит Ганси.

— Мы бы и Рашида взяли с удовольствием, но с его верой…

— Ты свинья, — говорю я.

Он пытается улыбнуться, но улыбка тотчас слетает с его губ.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты все прекрасно понимаешь.

— Замолчи! — Он прижимает к себе руку Геральдины, та приветливо улыбается. — Впрочем, вот что, Оливер. Ради бога, ты можешь дружить с Рашидом, если хочешь. Ты можешь даже стать его братом.

— Не собираюсь.

— Это твое дело. В таком случае у тебя вообще больше нет братьев.

— Как это понимать?

— Это значит, что я тебе больше не брат. У меня теперь есть сестра.

— Геральдина?

— Да, — говорит та, улыбаясь, — представь себе.

— Не расстраивайся, — говорит калека. — Но после несчастного случая мы с ней стали очень близки друг другу. Она ведь тоже повредила позвоночник и чуть было не сломала его.

Это говорит он, негодяй, и еще улыбается, как ангел. Геральдина тоже улыбается. Они стоят передо мной, рука об руку. Показывала ли она ему свою грудь и прочее, прежде чем он решил наплевать на меня? Сделал ли он это только со злости или за какие-либо дополнительные услуги?

— Не сердись на него за то, что он не хочет быть твоим братом, — говорит Геральдина. — У тебя ведь и так полно забот с Рашидом.

Ганси не спускает с меня глаз. Он знает, о чем я думаю. Могу ли я, имею ли я право сказать Геральдине, что Ганси виноват в несчастном случае с ней? Какие это может повлечь последствия? Непредсказуемо! Почему я тогда сразу не заявил об этом? Как Ганси будет защищаться? (Он мне сказал, что хотел отделаться от этой Распутницы.) А погибшая госпожа Гильденбранд? А Верена?

— Идем, Геральдина, нам нужно спешить, — говорит Ганси. А мне бросает: — Может, пойдешь в «Квелленгоф» и утешишь немного своего бедного Рашида?

— Что значит утешишь?

— Он лежит в постели и ревет.

Глава 8

Это было двенадцатого марта 1961 года. Я пошел в «Квелленгоф», час сидел на кровати Рашида и успокаивал его, пока он не перестал плакать. Он плакал оттого, что он совсем один.

Все смешалось в этом мире. Потенциальный убийца Ганси становится братом Геральдины (здесь, в этом микрокосмосе, происходят те же события, что и в мире взрослых, в мире целых народов, в макрокосмосе).

В этом мире я теперь могу сказать:

— Ганси больше не брат мне. Рашид, ты хочешь стать моим братом?

Я чувствую его ручонки на своей шее, чувствую, как он прижимается всем телом ко мне и взволнованно что-то говорит, путая немецкие, персидские и английские слова.

Я даю ему шоколадку, газеты, книги и ухожу, но он этого не видит. Он лежит на постели, смотрит неподвижно в потолок и все время твердит:

— У меня есть брат. У меня есть брат.

Глава 9

— …Сталеплавильные заводы, понимаете, господин Мансфельд? Два сталеплавильных завода. Уже в течение нескольких поколений переходят по наследству по линии моего мужа…

Кто эта женщина? Что она говорит?

— Заводы находятся под Верингтоном.