Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

Рядом стояли классические белые особняки, но любой из них был для Симы болезненным напоминанием о прошлом, поэтому они с отцом даже не рассматривали такой вариант. Ей, также как и папе, не хотелось бы каждый день вспоминать Назария, которого они не видели уже полгода.

В доме подозрительно тихо. Никто ее не встречает. Сима оставляет сумку в прихожей, направляется в холл и отодвигает тяжелую сиреневую ширму, за которой прячется дверь в мастерскую.

– Папа? – Сима приостанавливается на пороге.

Он сидит в кресле за столом у окна, плотно закрытого темно-бежевыми шторами. В полумраке, опираясь одной рукой о столешницу, вглядывается в бумагу. Он то и дело подносит ее к глазам, отдаляет, снова приближает.

Он так увлечен занятием, что даже не поворачивает голову на ее голос. Сима подходит поближе.

На бумаге – его портрет.

– Ты плохо меня нарисовала, – недовольно говорит он, и на лице отражается досада, когда он в очередной раз смотрит на рисунок.

– Тебе так кажется потому, что ты сидишь в темноте, – говорит она, подходит к окну и раздергивает тяжелые занавески. Комната вмиг озаряется мягким осенним светом.

– Так еще хуже, – он с размаху кладет портрет на стол.

– Не обижайся, – говорит она. – Это ведь всего лишь набросок. Хочешь, я нарисую тебя заново?

– Не надо, – резковато отвечает он.

Сима наклоняется к нему.

– Ты не рад, что я вернулась? – она заглядывает ему в глаза, но он на нее не смотрит.

– Рад. Конечно, рад, – он отмахивается. – Зачем ты спрашиваешь?

– Просто мне грустно видеть тебя в таком состоянии.

– Да, я понимаю, – он тяжело поднимается с кресла и подходит к двери. – Не слишком-то приятно иметь отца-инвалида.

– Ты можешь объяснить, что случилось?

– Случилось? Да ничего, – его взгляд и тон тут же смягчаются, хотя в глазах остается печаль. – Я сегодня получил результаты анализов. Врачи категорически запрещают мне делать операцию. Говорят, сердце не выдержит.

Сима молчит. Отец слишком надеялся на эту пластическую операцию. Думал, что она изменит его жизнь. Когда у него появился свой бизнес, появились деньги, он был весь в предвкушении, много говорил об этом, заранее радовался… но теперь все пошло прахом.

– А еще мне приснился сон, – мрачно продолжает отец. – Он до сих пор мне мерещится.

– Что бы там ни было, это всего лишь сон, – Сима проводит по его руке. – Не придавай ему значения.

– Я видел, как ты уходишь из дома, – отец смотрит в одну точку. – Как равнодушно собираешь свою сумку, складываешь в нее вещи, папку с рисунками, документы… Только в этот раз нас никто не разлучал, ты уходила по доброй воле. И я знал, что ты не на время уезжаешь, а навсегда. А я ничего не мог тебе сказать, как ни пытался.

– Ты ведь знаешь, я никогда тебя не брошу, – говорит она, огорошенная его словами. – Тебе не нужно даже думать об этом.

– Как я могу не думать? – он повышает голос, и в его глазах отражается отчаяние. – После того, что узнал… Я навсегда останусь с таким лицом, и тебе будет стыдно, что твой отец – последний урод, которого ты, между прочим, когда-то боялась. Когда-нибудь ты устанешь от этого…

– Что ты такое говоришь, – перебивает его Сима. – Разве я давала тебе повода сомневаться, что я тебя люблю?

– Но ты ведь тоже хотела, чтобы я сделал операцию, – упрямится он.

– Я просто поддерживала тебя, потому что знала, как для тебя это важно, – вздыхает она. – Мне не так важен твой вид, как ты сам и твое здоровье.

– Ну, ты другого мне и не скажешь, – бормочет отец. – Ладно, пойдем, я подогрею тебе обед.

После обеда Сима усаживается в свое любимое кресло-качалку во дворе, чтобы немного порисовать и насладиться ароматами осени. Взаперти сидеть не хочется. Отец закутывает ее в плед, а немного позднее приносит свежезаваренный чай.

Сима благодарно улыбается ему и берет в руки маленькую чашку.

Отец ласково поправляет ее волосы и проводит по ним. В его по-прежнему печальных глазах светится нежность.

Дребезжащий звонок заставил их обоих вздрогнуть и обернуться в сторону калитки.

– Опять этот курьер! – настроение отца снова меняется. – Вчера целое утро трезвонил, потому что якобы не нашел, куда запихнуть газету. Да и к чему мне эти газеты, я все равно их не читаю!

Наверное, он своим ворчливым тоном и отвлеченной темой пытается скрыть свои страхи, которые все еще его гложут.

– Но газеты разносят по утрам, – замечает Сима.

– И правда. В таком случае, кто это может быть?

– Я посмотрю, – Сима начинает выпутываться из пледа.

– Нет, я сам, – говорит отец и идет к калитке.

Сима все же встает и идет к нему, выглядывает из-за его плеча. От неожиданности она оступается и чуть не падает, когда видит на пороге нежданного гостя.

Тот входит неуверенной походкой и останавливается в нескольких шагах от нее.

На лице отца читается изумление, граничащее с крайним недовольством.

Сима не видела человека столь более подавленного, растерянного, испуганного, чем Назарий. Хотя он и молчит, по выражению его лица и осанке многое можно сказать о нем.

Хотя бы то, что он глубоко несчастлив.

Сима не видела его с того самого дня, когда он вручил отцу деньги и документы на владение галереей – той самой галереей с его именем и его картинами. После того, как Валерий Романович заболел, Назарию пришлось взять бразды правления его бизнесом на себя. И так как болезнь его отца, как и многие другие душевные болезни, считалась неизлечимой, и никаких улучшений не наблюдалось, многие вопросы сын имел право теперь решать за него.

И он решил. Прежде всего, затеял суд, потому что папа категорически отказывался от денежной компенсации и вообще какой-то помощи, участия со стороны Назария. Но парень не сдался. Сима и сейчас помнит, с каким блеском в глазах, с какой радостью на лице он «проиграл» суд и выплатил все, что задолжал ее отцу Валерий Романович. Не было сомнений, что своим нечестным поступком Назарий именно этого хотел добиться, и у него получилось сделать намного больше. Только вот, какой ценой?

В тот день отец стал богатым человеком. У него были деньги на дом и даже на то, чтобы какое-то время жить и ни в чем не нуждаться. Назарий помогал с переездом, хотя отец не хотел его видеть вообще. Сима старалась сгладить их отношения, как могла. Назарий, в конце концов, сдался и оставил их в покое. И вот теперь он