Течет река Мойка. Продолжение путешествия… От Невского проспекта до Калинкина моста - Георгий Иванович Зуев

сделанная необыкновенно тонко. Это одна из наиболее удавшихся серовских голов». Художник Николай Александрович Бенуа коротко охарактеризовал портрет, назвав его «шедевром». Разноречивые авторитетные положительные высказывания о серовском портрете, противопоставления головы модели всей обстановке помещения Юсуповского дворца переполошили родню заказчицы и модель в первую очередь. Зинаида Николаевна захотела вдруг оставить лишь одну голову, вырезав ее из холста в форме овала и поместить изображение в раму. Намерение княгини весьма расстроило В.А. Серова. Художник обрадовался, когда портрет поместили в дорогую массивную раму без каких-либо повреждений и повесили его в фамильной художественной галерее князей Юсуповых.

Зинаида Николаевна Юсупова. Портрет работы В. Серова

Позже все единодушно признали, что «…высокий смысл и истинная ценность серовского произведения заключается в образе женщины, олицетворяющей изящество, изысканность, красоту, выражение сердечной доброты и душевности». Вместе с тем ценность этой работы не исчерпалась созданием образа. Ее другое достоинство заключается «в передаче основных концепций портретного искусства старых мастеров в искусство нового ХХ столетия».

Княгиню Зинаиду Николаевну уважало и любило все императорское семейство, особенно великая княгиня Елизавета Федоровна. С императором Юсупова тоже была в дружбе, но с царицей отношения не заладились. Зинаида Николаевна держалась при дворе независимо и в беседах не кривила душой. Прямодушные ответы и высказывания княгини вызывали у царицы недовольство, и та перестала с ней встречаться.

В своих мемуарах князь Феликс Феликсович Юсупов вспоминал: «В 1917 году лейб-медик, дантист Кострицкий, возвратясь из Тобольска, где царская семья находилась под арестом, прочел Зинаиде Николаевне последнее государево посланье, переданное ему: „Когда увидите княгиню Юсупову, скажите ей, что я понял, сколь правильны были ее предупрежденья. Если бы к ним прислушались, многих трагедий бы избежали“».

В бельэтаже дворца располагались апартаменты супруга Зинаиды Николаевны – князя Феликса Юсупова-Сумарокова-Эльстона. Комнаты, по мнению его сына Феликса, «…были некрасивы, но уставлены всякими редкостями. Картины, миниатюры, фарфор, бронза, табакерки и прочее. В одной из горок стояли статуэтки, которые я любил более всего; Венера из цельного сапфира, рубиновый Будда и бронзовый негр с корзиной брильянтов. Напротив отцовских апартаментов, последней в анфиладе комнат была музыкальная гостиная, где хранилась коллекция старинных скрипок».

Покои княгини Зинаиды Николаевны выходили окнами в сад и помещались на втором этаже дворца.

Бабушка (мать отца) и дети располагались на третьем этаже. Здесь же находилась домашняя часовня. По мнению детей, «… комнаты матери были уютны, они излучали тепло ее сердца, свет ее красоты и изящества. Спальня княгини была обтянута голубым узорчатым шелком, мебель из розового дерева была легка и изящна. В широких горках красовались броши и ожерелья. Когда случались приемы, двери были нараспашку, любой мог войти полюбоваться дивными матушкиными брильянтами. Эта спальня была со странностью: порой раздавался оттуда женский голос и всех окликал по имени. Прибегали горничные, решившие, что их зовет хозяйка, и пугались до смерти, увидев, что спальня пуста». Братья Юсуповы тоже слыхали не раз эти странные призывы.

Князь Феликс Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, и княгиня Зинаида Николаевна держали открытый стол. Многие являлись к обеду целыми семьями, поскольку нуждались и поэтому регулярно питались в разных домах.

Малая гостиная Юсуповского дворца была обставлена мебелью, некогда принадлежавшей Марии-Антуанетте. Ее стены украшали картины Буше, Фрагонара, Ватто, Юбера Робера и Грёза. Хрустальная люстра некогда освещала будуар маркизы Помпадур. На столах и в горках открыто находились бесценные безделушки – табакерки с эмалью и золотом, пепельницы из аметиста, топаза и нефрита в изящной золотой оправе с бриллиантовой инкрустацией.

Заключительные переделки интерьеров Юсуповского дворца провели в 1914 г. после свадьбы его последнего владельца – князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона, и племянницы императора Николая II – великой княжны Ирины Александровны.

Интерьер Белого кабинета Юсуповского дворца

Правда, целый ряд драматических событий в России и в мире – Первая мировая война и последующие друг за другом два государственных переворота 1917 г. не позволили завершить план намеченных работ по созданию нового оформления жилых комнат первого этажа дворца, его гостиных, кабинета, будуара и спальни, начатые лучшими художниками-оформителями В.М. Коношевичем, Н.А. Тырсой, СВ. Чехониным и А.Я. Белобородовым.

Переворот в октябре 1917 г. разметал по всему миру заказчиков – князей Юсуповых и их великолепных мастеров.

В начале 1918 г. дворец князей Юсуповых национализировали, а находившиеся в нем антиквариат, драгоценности и редкие произведения искусства частично распродали, частично передали в Государственный Эрмитаж и иные государственные хранилища.

Юсуповский дворец за многие годы своего существования на набережной реки Мойки стал свидетелем интересных исторических событий. Одно из них – первое исполнение 1 февраля 1836 г. первого акта оперы Михаила Ивановича

Глинки «Иван Сусанин», прозвучавшей тогда в стенах Юсуповского дворца.

К моменту завершения работы над этой «русской национальной оперой» М.И. Глинка специально перебрался с семьей с Конной площади поближе к Большому театру в котором композитор мечтал поставить свое творение. Теперь он жил в доме Мерца на углу Фонарного и Глухого переулков (ныне дом № 3/8) вблизи Театральной площади и набережной реки Мойки. Чтобы опера появилась на сцене Императорского театра, требовалось проделать много дел и добиться официального высочайшего разрешения на постановку.

Михаил Иванович познакомился с основным составом артистов Большого театра и рассчитывал на них, создавая вокальные партии своей оперы. Хотя он прекрасно понимал, что даже ведущие певцы Императорской оперы не в состоянии оказать ему официальную помощь в постановке его произведения. Требовалась поддержка влиятельных лиц, от которых во многом зависело решение о принятии его оперы на Императорской сцене. М.И. Глинка беседовал с графом М.Ю. Виельгорским и попросил его ходатайствовать о постановке «Ивана Сусанина» в Большом театре. Граф, занимавший придворную должность гофмейстера и пользовавшейся влиянием при Императорском дворе, обещал композитору свою помощь и содействие. Он сумел доложить о просьбе композитора Николаю I, сказав, что тот посвящает свою патриотическую оперу его величеству. Николай Павлович довольно благосклонно отнесся к просьбе М.И. Глинки, но пожелал переименовать его произведение в «Жизнь за царя».

Император рекомендовал графу Виельгорскому до ее официальной постановки на сцене Большого театра побывать на неофициальных репетициях оперы и воочию убедиться в целесообразности ее постановки на Императорской сцене.

Михаил Иванович Глинка

Графу М.Ю. Виельгорскому удалось получить согласие князя Б.Н. Юсупова на рабочую репетицию первого действия оперы М.И. Глинки с его оркестром, считавшимся в столице одним из лучших музыкальных крепостных коллективов. Репетиция первого акта оперы «Жизнь за царя» состоялась 1 февраля 1836 г. в особняке князя Б.Н. Юсупова, в одном из самых