Фактор холода - Сандра Браун

– Он и сейчас не перестал восхищаться.

Дора не пожелала это признать.

– Это из-за вас он тайком убегал из дома по ночам. Он бегал к вам.

– Да, – устало подтвердила Мэри-Ли. Глядя в огонь, она добавила: – Риск был велик для нас обоих.

– Но, несмотря на риск, вы все-таки заманили его в свою постель.

Мэри-Ли повернула голову и посмотрела на Дору.

– По-вашему, я похожа на роковую женщину, способную вскружить голову любому мужчине, миссис Хеймер? – Ее улыбка была полна самоуничижения. – Вряд ли. Скотт среагировал на меня точно так же, как и я на него. Мы поняли, что нас свела вместе потребность в одном и том же.

– То есть секс.

– Да, секс. У нас была страсть. – Дора поморщилась, но Мэри-Ли продолжала, не обращая на нее внимания: – Но нас привлекло друг к другу нечто большее. Каждому из нас не хватало чего-то очень существенного. Того, что другой был готов – нет, был рад – предоставить.

– О, я не сомневаюсь, вы с радостью предоставили моему восемнадцатилетнему сыну отдушину для его похоти.

– Да, – без колебания признала Мэри-Ли.

Она не знала, как много может позволить себе сказать. Рассказать ли Доре, что вчера Скотт наконец открылся ей и признался, что восстал против стероидов, навязанных ему Уэсом?

Для Мэри-Ли это признание стало наименее шокирующим. А вот как рассказать Доре о том, что Уэс проделал с Миллисент? А может, она уже знает? Но, если нет, она не в том состоянии, чтобы рассказывать ей сейчас.

К тому же Мэри-Ли не была лицемеркой. Ее только что застали в постели с учеником. Так ей ли кидать камни в Уэса или в кого бы то ни было еще? Она решила придерживаться фактов, но слегка отретушировать их.

– Я также давала Скотту возможность облегчить душу после всего того давления, которое оказывал на него ваш муж. Я выслушивала его. Он делился со мной своими мыслями, планами, мечтами…

– Не приукрашивайте свою роль, Мэри-Ли. Священники, которые растлевают мальчиков, не гнушаются выслушивать их исповеди и давать отпущение грехов. Вы всего лишь сексуально изголодавшаяся старая дева, нашедшая себе послушного партнера.

– Конечно, вы правы, – с грустью согласилась Мэри-Ли. – Правы во всем. Единственное, что может служить мне оправданием: Скотт уже достиг возраста согласия. По закону меня нельзя признать растлительницей несовершеннолетнего. Но с точки зрения этики это было… – ей не хотелось говорить «предосудительно». Немного подумав, она сказала: – …недопустимо.

Несколько минут обе женщины молча смотрели в огонь. Дора наклонилась вперед, поставила локти на колени и оперлась подбородком на ладони. В таком положении она долго сидела, не двигаясь, дрова в камине тем временем прогорели до углей, их снова надо было перемешать.

Наконец она опустила руки и повернула голову к Мэри-Ли.

– Ведь вы любите моего сына, правда?

– Всем сердцем, – тихо отозвалась Мэри-Ли. – Но не расстраивайтесь, Дора. Вам незачем беспокоиться, я не разрушу жизнь Скотта. До того, как это началось, пока он был еще прекрасной грезой, я уже знала, что, если чему-то и суждено возникнуть между нами, это будет нечто временное. Я понимала, что это не может, не будет и не должно затягиваться. С самого начала я решила в один прекрасный день тихо уйти из его жизни, избавить его от неловкости или чувства вины из-за нас.

Она отвернулась и с грустью взглянула на огонь.

– Я знала, что этот день придет. Я знала, что он разобьет мне сердце, а может быть, и Скотту тоже, хотя всеми силами хотела этого избежать. В ожидании этого дня я дорожила каждой минутой, проведенной вместе с ним. Я знала, что, если о нашей связи станет известно, меня будут забрасывать грязью до конца моих дней. Мне было все равно. Раз в жизни я нарушила правила. Я жила минутой, стараясь не думать о неизбежном исходе, чтобы не омрачать отпущенное мне время с ним. Я давала ему все, что у меня было, все, что могла отдать. – Мэри-Ли вновь перевела взгляд на Дору. – И я бы сделала это опять без малейшего сожаления.

Две женщины смотрели друг на друга с полным пониманием. Они сами не знали, кто из них сделал первое движение, потому что обе практически одновременно протянули руки через разделявшее их пространство между креслами. Они крепко взялись за руки, а потом и обнялись, цепляясь друг за друга, потому что больше цепляться им было не за что.

30

«Подглядываешь в окно за моими фантазиями».

Его губы сомкнулись вокруг ее соска, он втянул сосок в рот, и она подумала, что сейчас умрет от наслаждения. Передвинувшись к другой груди, он прошептал:

– Голышом гораздо лучше, чем через одежду.

– Ну, положим, ты и через одежду сумел найти все, что нужно.

– У меня есть свой встроенный теплоискатель.

– Да уж, что есть, то есть. – Пленительно улыбаясь, она провела ладонью вниз по его животу, обхватила его пальцами и принялась массировать. – Я видела, как ты мылся, – призналась она шепотом.

Он вопросительно взглянул на нее.

– В оконном стекле. Твое отражение. Это вышло случайно, но…

Прижавшись губами к ее губам, он прошептал:

– Но что?

– Мне стало жарко, и сердце забилось часто-часто.

– От того, что ты сейчас делаешь, мне стало жарко, и сердце бьется часто-часто.

Сжимая и поглаживая, она снова довела его до полной эрекции. Когда она принялась разминать бархатистую головку, нажимая на самое чувствительное место, он простонал:

– О боже, Лилли.

– Это замечательный теплоискатель.

– У меня есть еще один.

В мешанине скомканных одеял она даже не заметила, как он очутился у нее между ног, а его руки – у нее под бедрами. Он приподнял ее навстречу своему рту и второму теплоискателю – языку. Он приобщил ее к такому уровню близости между двумя человеческими существами, к таким плотским радостям, о существовании которых она до сих пор не подозревала.

Неужели она действительно выкрикнула его имя? Или ей только показалось? Как бы то ни было, крик громким эхом отдавался у нее в голове и в сердце.

Мгновения спустя, когда он вновь глубоко погрузился в нее, она заглянула ему в глаза, взглядом передавая все то, что хотела сказать, но не находила слов.

Он нежно улыбнулся. Он понял. Тирни все понял.

Придя в себя, Лилли увидела, что находится в жилой комнате коттеджа. В камине горел огонь, поэтому ей не было холодно. Желанный солнечный свет струился сквозь одно из окон, на котором занавеска была отодвинута. Шея у нее болела, но не сильно, как при растяжении мышц.