Клинки севера - Алина Илларионова

– Мне – тоже. Только сперва тебе надо поспать, а то выглядишь хуже гуля. Здесь неподалеку есть лесничая хижина.

– Я не устал.

Вилль с наслаждением зевнул, едва успев прикрыть рот. Ярини рассмеялась.

– Ой ли? Хороший боец – это сытый и бодрый боец. Не спорь с мудрой, опытной кошкой, Арвиэль.

– Вилль.

– Хорошо. И… Вилль, перестань показушно «выкать». Я же не твоя теща.

Лесничий домик оказался плетеной лачужкой с наполовину растасканной птицами крышей. Сквозь прорехи били косые лучи, выкладывая пыльный пол золоченой мозаикой. У окна притулился колченогий стол в компании четырех чурбаков, в левом дальнем углу нашелся очаг, сейчас затянутый паутиной, в которой под солнечным снопом коптились мухи. Напротив стоял топчан, укрытый чем-то мерзопакостным, на поверку оказавшимся матрасом. Пока Метис срезал траву для свежей подстилки, кицунэ куда-то уволок его вместе с мышиными гнездами.

Словом, хижина оказалась нежилой, что заговорщикам было только на руку. Триш нашла водяные жилы и обвела их убежище фирменным сторожевым кругом.

Сознающих осталось четверо, остальные ушли на «Китобой», заручившись рекомендательным письмом Алессы и парой жемчужин. Ярини не хотела рисковать всей командой. Ближайшие дни, а может, и сутки обещают быть жаркими, и знахарка надеялась, что «Китобой» успеет отойти достаточно далеко. Корабль, который решили «одолжить» у кэссиди, слишком мал, чтобы вместить всех, но для семерых места хватит за глаза, еще и «нанятым» матросам останется. Зато в скорости с ним ни одно судно не потягается, даже с магами на борту. Говоря это, Ярини многозначительно усмехалась. Алесса пожимала плечами: при всем воображении она не могла представить себе корабль с печной трубой.

На пару они собрали нехитрый обед из пресных лепешек и рыбы, умудрившись не поцапаться в процессе. Науми не уживаются рядом, если одна отказывается принять старшинство другой, но сейчас было не до ссор. Поэтому непринужденно болтали о погоде; внезапно расчувствовавшись, знахарка вспомнила дом, а Ярини не перебивала.

В итоге Вилль чуть не уснул за столом с куском лепешки в клыках. Разбуженный тычком Лиса, все же сумел найти силы, чтобы доплестись до импровизированного ложа. И рухнул как скошенная трава. Алесса прикорнула рядышком, положив голову ему на плечо. Остальные вскоре разбрелись кто куда, и в хижине стало тихо.

Но сон не шел. А потом знахарка вспомнила, как мама нянчилась с новорожденным Лешкой. Три месяца боялась глаз сомкнуть, пока малыш немного не подрос. Вдруг кошка на лицо прыгнет? Вдруг неловко повернется? Вдруг она проснется, а он не дышит?

Примерно такие страхи терзали сейчас Алессу.

Так и промаялась до самого вечера.

Шея и правый бок давно затекли, в объятиях Вилля было жарко, но не хотелось будить его неловким движением. Сперва Алесса мечтала о закатной заводи с мелким песочком на дне, утонувшей в тени плакучих ив. Затем вспомнила стражников в кирасах у ворот Катарины-Дей. Следом – натопленную печку. А себя представила чугунком со щами.

Она заворочалась, пытаясь хоть немного сменить позу.

– Куда крадешься?

– Я тебя разбудила? – сконфузившись, Алесса привстала на локте.

– Скорее затекшая рука, – признался Вилль, массируя плечо. – Уфф! В обнимку хорошо спать во вьюжне, когда за окошком воет.

Алесса согласно вздохнула. Точно. Романтика романтикой, а в такую жарищу хочется обнять снеговика.

Вилль, открыв наконец глаза, лукаво поглядел на нее из-под пушистых ресниц:

– Лесь, признавайся-ка, ты до сих пор атеистка?

– Ну да. А что?

– А ты бы не хотела определиться наконец? Например, принять саттарианство! Это вовсе не сложно, поверь мне. Тебе всего-то надо зайти в воды Себерского Перелива на заре и окунуться с головой три раза, потом прыгнуть с Артенн – я подстрахую – и под конец без оружия в равном бою одолеть белого медведя. Делов-то – тю-у!

Алесса села.

– Винтерфелл, ты издеваешься?

Тот вскинул брови домиком:

– Нет, просто примеряю к себе роль Таниэля Соловья, хотя кое-кто называет его Таниэлем Осоловелым, ибо на такой поступок мог решиться лишь настоящий безумец!

– На какой поступок? – тихо спросила Алесса, чуя какой-то подвох.

– За пару десятилетий до войны со Скадаром один молодой, но очень самоуверенный силль-миеллонец решил нести свет и культуру в дремучий Оркан. Спросил дозволения у короля, оседлал жеребца и уехал, хотя родня отговаривала. И не вернулся.

– И что с ним стало?

– А вот тут, Лесь, начинается самое интересное. Силль-миеллонцы утверждают, что орки его съели, и предостерегают детишек от участи незадачливого просветителя. А вот Берен говорил, что у вождя клана Бегущего Гепарда серые глаза и пепельные волосы… Но самое подозрительное – у него есть ванная!

– Я тебя покусаю, просветитель несчастный! – Науми с хохотом вцепилась Виллю в шею, но не клыками, а руками.

Аватар недолго подушился, даже глаза свел в кучку для пущей убедительности, а потом нежно обхватил запястья подруги. Изумрудные глаза посерьезнели, теперь они смотрели строго, даже требовательно. Все-таки в душе каждого, даже самого верного, доброго, заботливого мужчины живет собственник и эгоист.

– Лесь, так зачем ты уехала из Северинга? Я хочу это услышать. Сейчас.

Алесса ответила. Не вслух, но слова были не нужны.

Хотелось, чтобы поцелуй никогда не заканчивался. Чтобы стучало под ладонью любимое сердце, от волос пахло ветром и скошенной травой, а горячие губы не отрывались от ее губ. Чтобы Вилль всегда был рядом – только руку протяни и коснись. Чтобы рассветы сменяли закаты, зимы – весны, где-то в сторонке жил своей жизнью весь мир и император в частности, а аватар принадлежал только ей. Ей одной. Навсегда.

Пожарище заката угасло, присыпанное белым пеплом звезд. Птичий концерт разлетелся по гнездам до утра, и стал слышен треск салютных залпов из Катарины-Дей. Вслед за тенью в домик проникла свежесть. Лесное зверье, предпочитавшее ночной образ жизни, обходило стороной внезапно ожившую лачужку. Да и нечисть голодно подвывала на безопасном от мага расстоянии. С сумерками вернулись Сознающие. Ярини сообщила, что в тройке верст от них вдоль Орлики раскинулась вольница, но огонек оттуда не виден. Другого жилья поблизости не было. Лис приволок селекционного мясного селезня, но сам от ужина отказался и, свернувшись клубком у очага, щурил янтарные глаза, подернутые блестящей, точно масляной пленкой.

Алесса подошла со спины, обняла за плечи. Вилль накрыл ладонями ее руки. С самого начала их отношения строились как-то не так: ссорились-мирились, ругались-смеялись, плевались-обнимались. Как… люди. В семье Винтерфелл было иначе. Никаких выяснений отношений, скандалов, ни, упаси Пресветлая, драк, а Алесса иной раз так посмотрит, что непонятно становится: то ли обнимет, то ли отвесит леща.