История с продолжением - Екатерина Белецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтоб я ещё раз так вышел!… Ты есть хочешь?
– Не знаю… хочу, наверное, – Пятый тяжело вздохнул, – а ты?
– Если не пожру – скопычусь этой же ночью, – горько ответил Лин. – Слушай, эта фраза вызывает у меня какие-то странные реминисценции…
– Ты повторил ту самую фразу, которую говорил в прошлый раз, – ответил Пятый. – Кто пойдёт?
– Давай я, – вызвался Лин. – Деньги у нас есть?
– Тридцать копеек, – Пятый вытащил из-за трубы монетки и взвесил их на ладони. – Не густо, что и говорить…
– На батон хлеба хватит, – Лин отобрал у Пятого деньги, – пойду, пока совсем хреново не стало… Дойти бы…
– Может, не стоит? – Пятый с трудом поднялся на ноги и вытащил из за труб телогрейку. – Не боишься?
– Не очень, но есть… Я соскучился по воле, хоть воздухом подышу…
Лин врал – не до воздуха ему было. Свернув за угол дома он остановился, привалился плечом к стене и опустил голову. Хреново – это очень мягко сказано. Лин даже не был уверен, что у него хватит сил дойти до булочной, но посылать за хлебом Пятого – это будет равносильно убийству, совершённому с особой жестокостью. Тот вообще на ногах не стоит. Полдороги падал, брёл, как деревянный – ноги еле переставлял, куда шёл – толком не смотрел… Нет уж, пусть сидит, отдыхает… Бог с ним.
До булочной Лин, однако, добрался. Но в самой булочной, когда он стоял в очереди, ему стало совсем уже скверно. Сознания он не терял, просто вдруг подогнулись колени, монетки, зажатые до того в кулаке, посыпались на вниз и Лин осел, как подкошенный, на пол. От него шарахнулись в разные стороны какие-то бабы, стоящие в очереди, а кассирша завопила:
– Надь, вызывай милицию! Пьяный!…
Лин ничего не смог толком объяснить людям в форме, они же поняли, что Лин трезв, но отпускать его не стали, отвезли в КПЗ. Кто-то обратил внимание на ткань, из которой была сделана Линова одежда, а ещё кто-то, видимо совсем умный, решил, что Лин, видимо, смылся из какой-то части, и самоволка подзатянулась… Лин очутился в “обезьяннике”, за решёткой, не сумев толком осознать, что происходит. Прежде, чем он смог как-то поправить положение, прошло больше суток. Кто-то из временных сокамерников сказал ему, что, если долго упрашивать ментов, они могут позволить позвонить. Лин канючил телефон несколько часов подряд, потом, под вечер, ему, наконец, дал-таки позвонить какой-то молоденький милиционер. “Ну будьте дома!” – молился про себя Лин. Ему повезло – Валентина оказалась на месте.
– Валентина Николаевна, заберите меня отсюда! – выпалил Лин, едва та взяла трубку.
– Откуда? – не поняла Валентина. – Вы разве не в подвале?
– Пятый в подвале, а я – в милиции, – сообщил Лин. – Не ел четверо суток. Пошёл в булочную, а тут…
– Понятно, не продолжай. Номер отделения скажи… всё, записала… жди.
Через полтора часа Лин и Валентина уже ехали к подвалу – забирать Пятого. Скандал, который закатила Валентина в злосчастном отделении, был выше всякой критики.
– Лин, ты придурок, – говорила Валентина по дороге. – Нужно было сразу звонить мне. Сразу! А вы…
– Имеем мы право хоть немного пожить в относительном покое? – спросил Лин.
– Имеете! Только не таким дурацким образом.
До подвала они добрались быстро, и Лин, войдя первым, начал озираться в поисках друга. Темнота скрывала предметы, поэтому Лин шёл фактически на ощупь, спотыкаясь, обходя почти не видимые в темноте препятствия. Валентина шла за ним следом, тихо, но очень выразительно ругаясь. Пятый оказался там, где его оставил Лин сутки назад. На том же самом месте. В той же самой позе – сидел, прислонившись к трубам. Это-то и напугало Лина. Он со страхом посмотрел на Валентину.
– Ты что? – в голосе Валентины звучало недоумение. – Рыжий, в чём дело?
– Он так и… он что… Пятый, что такое?… – Лин присел рядом с другом и потряс того за плечо. Пятый стал медленно заваливаться на бок, Валентина и Лин уложили его на пол.
– Спит, что ли? – спросила Валентина.
– Вторые сутки?… Вы что?
– Поехали к Вадиму, – со вздохом произнесла Валентина. – Доигрались – подвал, подвал… Самостоятельные больно выискались… идиоты!…
* * *Гаяровский, на их счастье, оказался на месте. Пятого, который так и не очнулся, уложили на железную каталку и увезли в смотровую, а Валентина и Лин принялись бродить по больничному коридору. Прошло больше часа, и лишь потом Вадим Алексеевич выше к ним – выдалась минутка.
– Вадь, ну что? – спросила Валентина. – Что с ним такое?
– Ты дура, Валюша. Это не смешно – бросить парня на сутки одного в таком состоянии…
– В каком? – не поняла Валентина.
– Валя, у него двусторонняя пневмония и шок. Фактически, он в коме. Где были твои глаза? На затылке? Ты когда-нибудь в своей жизни держала в руках стетоскоп?… Или ты даже не знаешь, что это такое?
– Да ты что…
– Ничего. Из комы выведем, думаю, антибиотики проколем… но нельзя же запускать, ей Богу. Это же глупо – потом приходится возиться вдвое дольше обычного… Это ты понимаешь?
– Прости, Вадим. Посидеть с ним можно?
– Хоть всю ночь. Мы ему, конечно, поможем, но выхаживать и возиться – это чисто твоя прерогатива. Ясно?
– Хорошо… Вадим, я только рыжего домой заброшу – и сразу вернусь. Я быстро. Ну, и для Пятого кое-что из дома привезу. Ладно?
– Да езжай, чего отпрашиваешься, словно школьница… Валь, мы его, наверное, пока всё-таки в реанимацию сунем, а то мало ли что. Он, конечно, слабоват, да ещё сколько времени пробудет в коме – неизвестно…
– Ты сам как думаешь, долго?
– Обычно, если всё идёт, как положено – то очнётся быстро… Что говорить, милая моя, что сделано, то сделано, будем вытаскивать… Езжай, я пока послежу.
Вернулась Валентина через пару часов, было уже девять вечера. Пятого к тому времени определили, Валентина с ног сбилась, разыскивая нужное отделение. К счастью, Гаяровский пришёл ей на помощь, и Валентина заняла свой пост, сев на стул рядом с койкой. “В какой уж раз, – с тоской подумала она, устраиваясь поудобнее, сидеть здесь предстояло ещё ой как долго. – Когда это всё кончится?” Пятого поместили в двухместный бокс в самом конце коридора – в реанимации его не приняли, сказали, что лёгкий, не стоит.
– Вадь, опять в палату для умирающих? – с раздражением спросила Валентина, входя. – Ну зачем? Коек, что ли, не было?
– Что было, то и дали, – отмахнулся Гаяровский. – Зато никто мешать не будет. Всё, я пошёл. Если что – позовёшь.
Ночь уже давно вступила в свои права, когда Пятый очнулся. Несколько минут он лежал, тихонечко приходя в себя, не открывая глаз. Плохо, очень плохо. Дышать тяжело. Знобит. Он, наконец, открыл глаза. Валентина это сразу заметила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});