Белые витязи - Петр Краснов

Рабочих для эспланады сосредоточили на том же левом фланге. Им следовало производить работу как можно тише. Так же тихо перевалили через бруствер. Сейчас же за бруствером начинались перепутавшиеся между собой кусты виноградников, чрезвычайно затруднявших движение из траншеи вперёд, если бы мы предприняли его. Сверх того, этими кустами мог бы воспользоваться неприятель и подобраться к нам незамеченный. Тихий шорох работы скоро разгорелся. Мы отличали за бруствером и шелест осыпающейся листвы, и треск обламываемых сучьев, и стук лопат в перепутанную корнями почву, и скрип стволов под пересекавшими их ножами... Чем громче становилась работа в унылом молчании этой сырой и холодной ночи, тем тревожнее мы. Санитары были уже наготове со своими носилками. Тревога сообщилась всей траншее. Солдаты, в начале ночи спавшие, встали и, прислонясь к брустверу, следят за работой. Они сдержаннее нас... Разве только вырвется у кого-нибудь: «И чего они шумят, дьяволы!»

Шум работы, производимой эспланадой, точно всё удаляется и удаляется от нас, ближе к туркам... Это ещё страшнее. Тише у нас — громче туда, по направлению к этим, вероятно не спящим уже, таборам.

— Ну, теперь борони Боже!.. — вздыхает часовой... — Совсем, должно быть, подошли... Чуть ошибка — сейчас будет тамаша!

   — Кто это сказал «тамаша»? — спрашивает в темноте голос Скобелева. Я не понимаю, как это он ухитряется оказываться везде.

   — Я, — оборачивается часовой.

   — Верно, из Туркестана?

   — Точно так...

   — Что же ты без Георгия... оттуда?..

   — Два есть... — обиженно возражает часовой...

Скобелев не выдержал. Ещё минута — и он перелезает за бруствер и присоединяется на той стороне к солдатам, уже подсекающим кусты в ста шагах от нас.

   — Слава Богу, сегодня, кажется, всё удастся... — слышится опять его нервный голос. Вернулся...

Но как нарочно, в эту самую минуту у турок, на их правом фланге, соответствующем нашему левому, участились выстрелы. Видимо, уже не один человек стреляет... видимо, тревога растёт и расползается по всей их траншее... Вот залп... Другой...

   — Ах, скверно... — слышится около.

На нашем бруствере показываются несколько фигур.

   — Вы что? — встречает их Скобелев.

   — С работы, ваше благородие... — не различают они его.

   — Кончили?

   — Нет... турки стреляют... нельзя... — говорят порывисто, задыхаясь. «Видимо-невидимо» турок... слышится стереотипная в таких случаях фраза начинающейся паники... Солдаты грузно опускаются в траншею.

   — Вам страшно... Товарищи работают, а вам страшно... — злится Скобелев. — Стройся!

Перевалившие к нам солдатики строятся.

   — Марш опять на работу, да живо, а то, вот вам Бог, пойду и перед турецкой траншеей произведу вам ученье... Вы меня ведь знаете...

Четверо или пять фигур идут опять через бруствер.

   — Господа офицеры, следите за тем, чтобы люди делали своё дело как следует...

Немного спустя послышался стук топоров. На звуки их направились выстрелы турок. Ещё немного — и на нашем бруствере опять целый ряд чёрных фигур.

   — Ну, что?

   — Всё кончили отлично...

   — Раненых нет?

   — Ни одного. Перекличку сделали по пути. Эспланаду кончили, место очистили... Деревья порублены.

— Слава Богу. Спасибо вам, братцы! — благодарит их Скобелев.

Солдаты после удавшегося предприятия очень оживлены. Говорят, смеются. Но это только на минуту Усталь берёт своё, и траншея опять погружается в мёртвое молчание... Рабочие как есть ложатся в грязь, дождик всё чаще и крупнее, плотнее завёртываются в шинели, и без того намокшие... Стрелки, защищавшие рабочих, остались в ложементах за бруствером. Нам ещё хуже теперь.

Оказывается, мы как раз вовремя вздумали строить землянки. Ещё несколько таких ночей, и в отряде бы появились больные.

Солдаты после работы возвращались назад ползком, так что выстрелы турок все пронеслись у них над головами.

XXI

Туманное серое утро 2 ноября. Кажется ещё холоднее, чем ночью. Всё стало сегодня сумрачным. Солдаты принялись варить чай в манерках. Дым стелется по траншее и ест глаза — начали топить печурки.

Турки приготовили нам сюрприз. Шагах в ста от нас, в сером тумане выдвигается грозный профиль неприятельской траншеи. Земляной вал виден довольно хорошо весь, со своим зубчатым гребнём, с отверстиями для ружей. Вон у них часовой выставился весь. На сером фоне — серая фигура в шинели. Капюшон опущен на голову. Как близко Смело они приблизились своими земляными укреплениями к нашим траншеям. Скобелев волнуется «Нужно наказать их за эту дерзость, — говорит он. — Да ещё кстати и обезопасить себя на будущее время от подобных работ с неприятельской стороны. Став в такой близости от нашей траншеи, турки легко могли начать обстрел нашего отряда продольно Фронтальный огонь их за бруствером безопасен, анфиладный мог бы вырывать у нас из строя ежедневно пятьдесят — шестьдесят человек».

Задумали опять ночную атаку Но войска состоят преимущественно из молодых солдат Ночное дело может их спутать. Генерал нашёл средство сделать каждому солдату вполне понятным план атаки и все подробности предприятия.

Всем унтер-офицерам и фельдфебелям той части, которая должна будет идти ночью, приказано собраться на правом фланге близ митральез.

   — Садитесь, ребята, вокруг, — приказал он им.

Я первый раз присутствовал при военном совете, составленном из дивизионного командира и его солдат!.. Судя по непринуждённости последних, видно было, что это повторяется уже не первый раз, что они к этому привыкли И действительно, мне потом рассказывали, что перед всеми своими предприятиями этот генерал делает то же самое.

Вокруг Скобелева сели фельдфебель и унтер-офицеры Суздальского полка. Солдаты расселись потом кучками за ними. Всё это вперило взгляды на генерала, всё это жадно ловило его слова.

   — Вот что, братцы Ночью сегодня будет дело, и мне надо потолковать с вами, чтобы всё вышло толком…

   — Мы рады... — послышалось кругом.

   — Я не доволен своей дивизией. Совсем она не та, что была прежде.

   — Новых много! Пришли из России. Небывалые ещё.

   — Ваше дело, дело старых солдат, учить их.

   — Приобвыкнут, ваше-ство.

   — Ну, вот видите. Турки подошли к нашему левому флангу на сто шагов. Видели вы их траншею?

   — Видели. Нет, не видели…

   — Кто не видел, тому полковой командир покажет Траншея их может сильно мешать нам, и потому надо их наказать, во-первых, за дерзость, а во-вторых, отвадить их от этого напредки.

   — Как не надо, надо! Он нонче оттуда прямо к нам стреляет, ваш-ство…

   — Ну, вот видите. Для этого я задумал вот что. Отряд, в котором и вы, унтер-офицеры, будете, ночью сегодня ё барабанами позади должен пробраться к туркам. Дойти до траншеи как можно тише. За двадцать шагов крикнуть «ура», барабанщики забьют тревогу. Броситься в траншею, переколоть, кто попадётся под руки, выгнать оттуда турок. Захватить их ружья... За каждое ружьё я даю по три рубля сам, слышите?

   — Слышим, ваше-ство!

   — Вся сила турок в ружьё. Они не солдаты. Отнял у него ружьё — вред; убил ты его, а ружьё им оставил — они и не почешутся. Сейчас же нового найдут... Как только заметите, что турки переходят в наступление и идут на вас большими силами — сейчас же за траншею и залечь за их бруствером с этой стороны. Отнюдь не стрелять — слышите? Когда начальник скомандует, тогда только бить залпами. Наступит их много — отступайте, но толково, медленно, отстреливаясь. Если же долго не будет атаки турок, то траншею их и зарыть можно... Если увидите, что идёт табора два на вас, — подавайтесь назад, но тихо, стройно, отстреливаясь по команде, помните, что залпов да ещё дружных он страсть не любит.

— Ему залпы за первую неприятность... — отзывается молодой солдат.

   — Ну, то-то... Отступая, забрать не только всех раненых, но и убитых тоже, если будут. Помните, что если вы хотя одного там оставите, лучше мне и на глаза не показывайтесь. И видеть я вас не хочу...

   — Зачем оставлять, ваше-ство?

   — То-то, христианами[79] будьте... Поняли вы теперь мою мысль?

   — Поняли.

   — А ну-ка ты, повтори, что нужно делаться — обратился он к рыжему громадному унтеру, всё время точно в рот вскочить к Скобелеву собиравшемуся. Тот повторил; оказывается, понял толково.

   — Ну, а ты, что станешь делать, если турки наступать начнут?

И на это последовал удовлетворительный ответ.

   — Смотрите же, ребята... Вы должны быть молодцами; докажите, что вы те же молодцы, с которыми я Ловец брал и плевненские редуты.