Спартанский лев - Виктор Поротников

Клеомен, собрав граждан Трахина, повелел, чтобы они осудили моего брата и меня на вечное изгнание. Электру Клеомен отдал на потеху своим воинам. После такого позора Электра повесилась. Брат, не дожидаясь неправедного суда, тоже покончил с собой. Меня ж<> осудили на изгнание, продав с молотка всё имущество. Я скитался по чужим землям до тех пор, пока в Спарте не умер ненавистный царь Клеомен. Затем я вернулся в Малиду. Но мои сограждане из страха перед спартанцами по-прежнему не позволяют мне жить в Трахине. Поэтому я вынужден пасти чужих овец и на родной земле жить изгоем.

Эфиальт тяжело вздохнул и ненадолго умолк.

   — Скажи царю, зачем ты пришёл сюда, — промолвил Гидарн, слегка толкнув пастуха в бок.

   — Я хочу отомстить спартанцам за все свои страдания и унижения, — вскинув голову, проговорил Эфиальт. — Я знаю, что во главе эллинского отряда, запирающего Фермопильский проход, стоит Леонид, брат Клеомена. Вот почему я здесь. Я могу провести персидское войско обходным путём через Трахинские скалы по заброшенной Анопейской тропе. Об этой тропе мало кто знает. Эта тропа идёт через Каллидромские горы и выходит к восточному выходу из Фермопил.

Гидарн перевёл сказанное на персидский и от себя добавил:

   — Владыка! Если действовать без промедления, то уже к утру отряд Леонида окажется в ловушке. Воистину, этого пастуха нам послали добрые боги-язата!

   — Воистину, — кивнул Ксеркс, поднявшись с кресла. Царь взирал на обветренное лицо Эфиальта, на его жёсткую чёрную бороду, на длинные спутанные волосы, словно стараясь запомнить до мельчайших подробностей облик посланца счастливой удачи, которой он молился в последние дни. Да, Аша-Вахишта услышала его!

   — Скажи, что ты хочешь за свою услугу? — обратился Ксеркс к пастуху.

Тёмные, как спелая олива, глаза Эфиальта взволнованно забегали. Он пробормотал, не смея взглянуть на царя царей:

   — Я человек бедный.

   — Довольно! — Ксеркс жестом подозвал к себе одного из евнухов. — Дайте ему золота, сколько сможет унести.

Затем царь повернулся к Гидарну:

   — Возьмёшь «бессмертных» и пойдёшь в обход. Выступай сей же час!

Свет нового дня, зародившийся в небесной лазури, только-только рассеял в теснинах ночной сумрак, но тревога, подобно порыву холодного ветра, уже пронеслась над эллинским станом. Дозорные на фокейской стене заметили человека, пробиравшегося к Фермопилам со стороны Анфелы, где стояли персы. Перебежчиком оказался один из фессалийцев, многие из которых вступили в войско Ксеркса по принуждению.

Дозорные привели перебежчика к Леониду.

   — Царь! Персы двинулись в обход по Каллидромским горам, — сказал фессалиец. — Ксеркс послал к восточному выходу из Фермопил Гидарна и всех «бессмертных».

Леонид спешно собрал военачальников союзных отрядов.

   — Друзья! — начал он. — Персы отыскали обходную тропу. «Бессмертные» уже вышли, чтобы зайти нам в тыл. Я отпускаю вас всех, ибо Фермопилы нам не удержать. Мои спартанцы останутся здесь до конца. Без приказа из Спарты мы отступать не можем.

Среди союзников разгорелись споры. Понимая, что в сложившихся обстоятельствах оставаться в Фермопильском проходе дело совершенно безнадёжное, союзники хотели, чтобы лакедемоняне отступили вместе со всеми.

   — Иначе про лакедемонян скажут, что они выполнили свой долг до конца, а нас назовут трусами, — молвил коринфянин Антенор. — Отступать, так всем вместе. Таково моё мнение.

Несмотря на уговоры, Леонид стоял на своём. Спартанцы останутся у Фермопил, чтобы задержать персов, остальные эллинские отряды пусть уходят.

   — Глупо всему нашему войску погибать здесь после стойкой трёхдневной обороны.

Неизвестно, сколько времени продолжались бы споры, если бы от дозорных не пришло известие: варвары толпами приближаются к Фермопилам от Анфелы. Союзники стали торопливо собираться в дорогу. Лишь феспийцы все как один заявили, что остаются с воинами Леонида.

   — И всё же, друг мой, тебе придётся немного отступить, — обратился Леонид к Демофилу, предводителю феспийцев. — Будешь со своим отрядом прикрывать мне спину у восточного выхода. «Бессмертные» смогут пройти к Фермопилам только там. Поставь своих гоплитов в самом узком месте между морем и горами. И держись до последней возможности!

Демофил построил своих воинов в колонну и повёл к восточному проходу, куда уже ушли прочие союзники, торопившиеся до наступления дня выбраться из теснин в Локриду Эпикнемидскую.

Персы, приблизившись к фокейской стене на полёт стрелы, остановились, словно в нерешительности. На самом же деле Отана и Мардоний, отправленные Ксерксом на последнюю битву с войском Леонида, выжидали, когда «бессмертные» завершат свой путь по горам и спустятся к морскому побережью у восточного прохода. Ни Отана, ни Мардоний не догадывались, что в лагере эллинов за фокейской стеной остались лишь спартанцы. Они разложили множество костров, дабы враги полагали, что здесь стоит всё эллинское войско.

Над эллинским станом витал густой аромат жареного мяса и чечевичной похлёбки, приправленной сильфием. Спартанцы подкреплялись, все они были в боевых доспехах, с мечами у пояса. Дозорные ели прямо на стене, продолжая наблюдать за всеми передвижениями варваров.

Мегистий после беседы с Леонидом был хмур и бледен. Его жёг стыд. Пророчество, данное много лет назад, ныне оборачивалось полнейшей катастрофой. Ни о какой победе над Ксерксом уже не могло быть и речи.

Леонид ободрял Мегистия, говоря, что тот никогда не ошибался в своих предсказаниях. Кто знает, может, спартанское войско уже на подходе к Фермопилам. Чтобы выяснить это, Леонид попросил погадать на внутренностях жертвенной овцы.

Мегистий, желая узнать ближайшее будущее Леонида и его соратников, сам выбрал овцу и заколол её, разложив на камне окровавленные потроха.

Леонид и Агафон, стоявшие неподалёку, молча ждали, что скажет знаменитый прорицатель. Вот Мегистий омыл руки в чане с водой и приблизился.

   — Идемте завтракать, друзья, — тихо и печально произнёс он, — обедать мы будем уже в Аиде.

Поняв смысл сказанного, Леонид отправил Агафона к раненым, что-то прошептав ему на ухо.

Когда Агафон удалился, Леонид взял Мегистия за руку.

   — В случившемся нет твоей вины, друг мой, — сказал царь. — Аполлон Пифийский ясно дал понять спартанцам, что гибель их царя послужит спасением Лакедемону. Это моя судьба. Я хочу, чтобы ты рассказал эфорам и старейшинам обо всём здесь случившемся...

   — Нет, Леонид! Не проси и не настаивай, — твёрдо промолвил Мегистий. — Я не покину тебя. Твой жребий — это и мой жребий. Но если ты хочешь оказать мне услугу, тогда отправь гонцом в Спарту моего сына.

К тому времени Ликомед уже вернулся из Этолии, куда посылал его Леонид за помощью. Этолийцы обещали прислать войско в Фермопилы, но только после окончания Олимпийских игр.

Наскоро перекусив в кругу своих гиппагретов, Леонид вызвал в свою палатку Ликомеда и Аброника, командира афинской пентеконтеры, стоявшей на якоре недалеко от Фермопил.

Царь протянул Ликомеду бронзовый жезл с крошечной фигуркой богини Ники на конце, предварительно сняв пергаментный свиток, на котором был записан приказ эфоров о защите Фермопил.

   — Передашь «Нику» эфорам, — сказал Леонид. В просторечии спартанцы называли жезл «Никой». — Также захватишь с собой мой царский штандарт. Не хочу, чтобы боевое спартанское знамя угодило в руки варваров. Скажешь эфорам: их приказ выполнен. Теперь иди, Ликомед. Аброник перевезёт тебя на своём корабле в Опунт. Дальше ты дорогу знаешь.

   — Царь, но почему я? — дрогнувшим голосом спросил Ликомед.

   — Так распорядился жребий, — солгал Леонид. — Пойми, кто-то должен сделать это. В твоей доблести я не сомневаюсь. Ступай.

Ликомед вышел из палатки, не скрывая досады на лице.

   — Царь, на моём корабле хватит места для всех раненых, — сказал Аброник.

   — Раненые спартанцы никогда не покидают своих соратников, — промолвил Леонид. — Они либо вместе со всеми возвращаются победителями, либо вместе со всеми погибают. Таков военный обычай Лакедемона.

   — Царь, я имел в виду тяжелораненых, — заметил Аброник. — Тех, кто не могут держать оружие в руках. Они ведь только обуза.

   — Ты хочешь сказать, что тяжелораненые лакедемоняне могут попасть в плен к персам, — понимающе покивал Леонид. — Не беспокойся, друг, у нас в обычае добивать своих раненых, если нет никакой надежды на победу. В Лакедемоне всех их будут считать доблестно павшими.

Аброник был потрясён услышанным.

   — Царь! Но разве в Спарте не воздадут почести твоим тяжелораненым воинам, если они вернутся домой? Разве их раны не служат доказательством их доблести? Зачем идти на такие крайности, убивать своих же соратников, когда есть возможность их спасти?