Цвингер - Елена Костюкович

Хотя не в голове единой сила. Когда она по этим рецептам стряпает, когда она, отдувая челку, вытягивается за пряностями до повешенной над плитой высокой полочки, как играет в вырезе прекрасная надключичная мышца и как очерчиваются под легкой майкой абрис груди и высокие ребра, почти осязаемые ребра!

Кстати, Нати, между прочим, работала всю ночь в Турине — «свежая голова». Поэтому утром звонить нельзя, она только что отдыхать легла. Сопит себе…

Тогда я в дорожно-транспортное… Будто это просто! Хрен дозвонишься. Автоответчик и бодренькая музыка. Ладно, брошу дозвон, Мирей попрошу.

Что-что, Виктор? Какую ты попросишь Мирей? Ты же о ней и звонишь в отдел ЧП. Бестолочь.

Ты имел в виду, наверно, — попросишь Наталию.

Наталия позвонила сама, четко, как дневальный: оказывается, спать с утра и не думала и уже обзвонила все отделы, куда приходит информация о ЧП. Ни в хронике, нигде происшествий с женщиной с присланного фотоснимка не отмечено.

Наталия позвонила и в бюро дорожно-транспортных происшествий (Вика мрачно обматерил себя за мямленье и нерешительность — вот, без меня все охватила уже). Последний раз мобильный телефон Робье, как удалось узнать в «Оранже», пересылал эсэмэс-сообщение вчера, в три тридцать две. Кроме того, по трезвом размышлении Наталия думает, что просто обязана снова съездить к Виктору на квартиру и внимательней рассмотреть обстановку.

— Зачем? А завтра во Франкфурт?

— Затем, что как-то мне не все ясно. Вернусь в Милан, пойду к тебе и все сфотографирую. Квартира странно выглядела. Дай я сделаю что могу полезное. Ближе к вечеру созвонимся. По результатам решим. Может, я даже сегодня прилечу.

— Так у тебя же метание ножей и томагавков?

— Отменилось. Люба вообще, по-моему, не то пьет со своим Николаем, не то с ума сходит. Звонит бестолково, все время меняет планы. Не пришла в воскресенье, хотя она мне была нужна помогать с гостями. Говорит, Николая пришлось возить в больницу с отеком гортани. Ничего не пойму, какой отек? Он же всегда постоянно хрипит. Вчера Джанни срочно вызвали в Черноббио. Он Любу затребовал по телефону. И тут же Люба мне позвонила, что соревнования томагавков не будет. Испугались чего-то там. Так что смотреть мне оказалось нечего.

— Значит, ты можешь вечером ко мне приехать!

— Если отпустит Люба.

— А Джанни?

— Я же тебе говорю, он в Черноббио. На двухдневном семинаре. Ой, пока не забыла, ты еще учти, что завтра… если не отыщется твоя девица… ребята из хроники сказали, человек отсутствует три дня — ты обязан уведомить полицию.

— Ну какие же три дня, если вчера Мирей эсэмэс послала. Хотя, не могу не подтвердить, удивительно, что она с воскресенья не высылает и не высылает расписание.

— Да и не в том дело, что она секретарь агентства, а, насколько я понимаю…

— Ты ни насколько не понимаешь. Хотя, не скрою, правильна твоя догадка, что она на меня в последнее время рассердилась… О, кстати, можешь выслушать меня, Наталия, потому что дело серьезное? Ты только извини, не знаю, как тебя просить. Знаешь, Наталия, мне бы не хотелось, чтобы о Мирей появился репортаж в твоей газете.

— С ума ты, Виктор, что ли, сошел! Неужели я о твоих делах в газету писать буду или кого-нибудь допущу! Подумай! Ладно, давай. Держись. Самое позднее — после обеда попаду к тебе на квартиру и позвоню. Я все думаю, что какой-то не слишком обычный кавардак у тебя в квартире. Я с тобой оттуда поговорю? Сегодня, как вернусь из редакции. Держи телефон у уха. Насчет приезда обсудим. Я уже совсем собралась, а тут подумала: может, я тебе больше в Милане пригожусь.

На что она больше пригодится в Милане? Как это она сказала? «Совсем собралась ехать». Сразу в душу залилось теплое молоко. Нет, не вынесу, нет, хочу ее. Мне так тут жизнь не мила, что плевать на остальное. Кроме твоей тонкой шеи и тоненьких рук, которыми ты обнимешь, которыми рано или поздно ты обнимешь меня, и притягательный дремотный запах… Виктор, постой, а какой же запах, с позволения спросить, ты способен обонять? С этим носом! Знаешь, насморк по-старославянски называется «нежить»? Нежить, то есть не жизнь… Ладно! Способен унюхать или нет, это не ваша забота! А моя! Договорился с девушкой, пускай девушка приезжает. Зачем какие-то квартирные осмотры. Как Нати может вообще угадать, что за взбрык произошел у упрямой секретарши?

Хотя, да, странновато, что Мирей не отвечает на звонки.

Наверно, следовало бы искать Мирей, решительно искать. И конечно, я должен сообщить о происходящем Бэру…

Да! Позвоню ему. Э, что за черт, и Бэр тоже трубку не взял.

Не нравится мне вся эта история, ох как не нравится.

Виктор подергал себя за ухо, вздохнул, нажал кнопочку «Ульрих».

— Ты знаешь, Варнике, тут что-то, вообрази, вокруг меня прямо детективное заваривается.

И Вика выкладывает Ульриху, почти исповедуясь, весь бедлам: исчезновение Мирей и Бэра, рассказ о ералаше в квартире, а также про разбитый компьютер и что исчезло расписание.

Несомненно, Ульрих, слушая, протоколирует по пунктам на блокнотный лист.

Его только пусти, дай порешать психологический практикум.

Узнав о пропаже секретарши агентства, он досадливо вскрякивает:

— А чего же ты вчера молчал? А кто там ее ищет в Милане? Кто из квартиры твоей звонил?

— Сотрудники газеты «Стампа» тоже ищут…

— Какие сотрудники?

— Ты их не знаешь…

Ни про интрижку с Мирей, ни про чувства к Наталии неохота Ульриха в курс вводить. Вот так в стародавнее время он ни слова не сказал Ульриху про Антонию.

Хотя, как подумаешь, безумие. Ведь не исключено, что, доверься он тогда, Ульрих смог бы помочь. Может, и нашли бы ее. С интерполовскими-то связями!

Но Вика простеснялся, просомневался. Не мог преодолеть свой нрав. Ну и боялся, ясно, Антонии повредить. Интерпол все-таки.

Ну, дело давнее. Напрасно терзать себя. Да, Виктор всю свою жизнь простеснялся чего-то. Проробел перед Ульрихом. Проопасался Ульриховой ревности. Пропрятал свои любови.

Как сердцу высказать себя? Поймет ли другой, чем мы живем? Ну, может быть, и поймет чувством сердца. Но только смотря какой «другой». Не такой же долдон, как Ульрих.

— Я с позавчера работаю секретарем твоим, — говорит Ульрих. — Диктуй мне сотовые телефоны Мирей и Бэра. Инструкция от адвокатши по твоей позиции в переговорах с болгарами придет сегодня вечером, максимум завтра утром. Надеюсь, ты не ввязался в паршивую историю с Конторой. И мне, увы, пришлось ползать на брюхе перед Роже и снова перед Жильбером. У него сын имеет доступ. По старой памяти попрошу мне помочь, проверить телефонного провайдера. А у Мишеля Баланша, кажется, внук в аэропортовом секьюрити. Попробуем понять, куда твои подельники подевались вдруг.

Заказываем кофе, тосты и сок прямо в номер. Если и был назначен сегодня, во вторник, деловой завтрак, меня на нем никто не увидит. И бог со мною. Все лучше, чем прийти в ресторанный зал и по перепутке усесться завтракать совершенно не с теми.

Да. Все правильно. Ульрих работал в Интерполе. Мама тоже ему не во всем могла, вероятно, доверяться. Думаю, она не говорила знакомцам, где работает муж, а также где он в годы молодости числился.

В тот памятный день в Париже, в мае шестьдесят восьмого, в день короткого знакомства с никогда уж после не увиденным Оливье — могло ли Люке прийти в голову отрекомендоваться супругой флика? Да Оливье бы с нею и двух минут не проговорил…

Мама как раз сдала на права. Это были первые выезды. Вика жутко гордился и мамой и машиной. В СССР он с такими людьми и знакомств не имел, у которых машина была, — а тут собственная! Своя! И за рулем мама! Курточка по локоть! Вика участвовал в мамином ликбезе, заучивал с ней знаки, а на дороге подсказывал, что впереди, что сбоку справа. Давал маме сомнительные советы. Отходили от припаркованной машины оба взмокшие. Ввертываясь в узкую щель, Люка всякий раз просила Вику глянуть, не цепляет ли столбы и бордюры. Вика старательно смотрел. Хотя, как правило, не в ту сторону. Так что мама бесилась. Оставляя с облегчением авто, они стреноживали его внутри длинным капканом педаль-руль. Виктор заведовал капканом, Люка — ключом от капкана. И вот в свою первую парижскую весну собрались в центр. Путь их лежал недалеко — из девятого в шестой, это километра четыре. Радио, правда, с утра бубнило что-то о беспорядках в городе и на транспорте.

— Обещают остановить метро. Опоздаем на встречу с завучем. Давай уж возьмем машину. Напишу на бумажке путь, на какую улицу поворачивать, будешь лоцманом.

Отправлялись они, с мучительными сборами, записывать Виктора в школу. Надо было определиться к осени. Откуда-то возникла идея знаменитой школы Альзасьен. На обсуждение, решение и перерешение ушло начало мая.

— А может, лучше, чтобы было близко, у дома. Я сама еще в Париже не обжилась, тут еще за Викой ездить.