Грязные войны: Поле битвы — Земля - Джереми Скейхилл

Нассер Аулаки все больше беспокоился о своем сыне. Все, что старший Аулаки слышал от своих друзей и коллег в правительстве Йемена, звучало зловеще. Высокопоставленные сотрудники разведки предупреждали его, что американцы готовятся убить Анвара. Они грозили атакой беспилотников на то уединенное место в Шабве, где жил Анвар. Президент Йемена лично позвонил Нассеру и просил того убедить своего сына вернуться в Сану. «Как раз когда мне позвонил президент, чтобы попросить вернуть сына обратно, поступила директива министра внутренних дел и спецслужб захватить его, — рассказывал мне Нассер. — Губернатор провинции Шабва тоже позвонил мне и сказал: «Послушайте, у нас есть приказ Министерства внутренних дел и спецслужб, чтобы мы арестовали вашего сына»[1369].

Для Анвара намерения американцев не были неожиданностью. Он жил в деревне своей семьи в провинции Шабва в четырехэтажном глинобитном доме своего деда, записывал проповеди и вел блог. Вскоре после того как он перебрался сюда, йеменские службы безопасности стали регулярно ставить свои вооруженные машины в долине перед фасадом дома[1370]. Анвар рассказывал отцу, что они периодически целились в дом из автоматического оружия, пытаясь устрашить его. «Послушай, сын мой, я не хочу, чтобы тебя беспокоили, потому что в конце концов или ты кого-нибудь убьешь, или тебя кто-нибудь убьет, — сказал Нассер Анвару, говоря с ним по телефону. — Пожалуйста, сохраняй спокойствие. Что бы они ни делали, будь спокоен». Нассер опасался, что, если бы Анвара попытались арестовать, это привело бы к перестрелке между племенем и йеменскими силами безопасности.

В мае 2009 г. по указанию президента Йемена Нассер с женой поехали в Шабву, чтобы встретиться с Анваром и попросить его вернуться вместе с ними в Сану. «Этого хочет президент, — сказал Нассер сыну. — На него давят американцы»[1371]. Они обсудили выдачу ордера на арест Анвара. «Ты мой отец, — сказал Анвар Нассеру. — Как можешь ты везти меня обратно в Сану, когда эти люди хотят посадить меня в тюрьму? Отец, как ты можешь быть уверен в том, что американцы ничего не сделают со мной?» Нассер ответил, что не может дать сыну никаких гарантий, но, на его взгляд, это самый безопасный ход для Анвара. Анвар не сдавался: «Я не позволю американцам указывать себе, как мне ставить мою кровать», — сказал он[1372]. «У нас вышел очень жаркий спор, — позже рассказал мне Нассер. — И это плохо, потому что тогда я в последний раз видел своего сына. В то время у нас были не очень хорошие отношения»[1373].

Сале бин Фарид тоже поговорил с Анваром и пришел к заключению, что его племянник в сельской Шабве ничем плохим не занимался. Он думал, что у Анвара здесь в любом случае меньше шансов попасть в беду. Бин-Фарид созвонился с начальником йеменской разведки генералом Талибом аль-Камишем. «Думаю, что вы с американцами ошибаетесь, — сказал он генералу. — Анвар сидит в деревне, где живет пара тысяч человек. Если вы думаете, что он представляет опасность, зачем везти его в Сану, где его встретит два миллиона человек. Лучше оставить его здесь»[1374]. Аль-Камиш вздохнул: «Американцы хотят другого». Почему американцы были столь одержимы Анваром, бин-Фарид не понимал. «Как может проповедник, живущий в маленькой йеменской деревушке, угрожать самой могущественной державе мира?» — удивлялся он.

Анвара абсолютно не волновали желания американцев. Когда его родители вернулись в Сану, он начал планировать свой следующий ход. По его мнению, родственники играли роль посредников между ним и правительством Йемена, которое хотело его арестовать. Всем распоряжались американцы. Они знали, где он находится, и их беспилотники могли его найти. У него не было выбора — он мог или сдаться, или уйти в подполье. Жена и дети остались бы в Сане под присмотром родителей. Анвара вынуждали так поступить, и он решил найти дружбу и защиту у других изгнанников, за которыми охотились в Йемене. «В чем меня обвиняют? В том, что я призываю к правде? Что я призываю к джихаду во имя Аллаха и в защиту дела исламских стран? — спрашивал Аулаки. — А теперь еще и американцы. Я не собираюсь им сдаваться. Если я им нужен, пускай поищут»[1375].

Военный психиатр Нидал Хасан продолжал писать Анвару Аулаки, хотя и не получал ответов на свои электронные письма. Он задавал Анвару богословские вопросы, интересовался его мнением о борьбе «Хамас» с израильским государством. Среди прочего он спросил: «Позволительно ли стрелять по Израилю неуправляемыми ракетами?»[1376] После нескольких длинных электронных писем Хасан сменил тему и начал спрашивать Аулаки, как он может пожертвовать деньги на его дело. Он предложил Аулаки сообщить адрес, куда можно было бы посылать переводы или чеки, чтобы не пользоваться электронными платежами.

«Это позволит обеспечить анонимность для тех, кому это важно», — писал Хасан[1377]. В тот же самый день он снова написал Аулаки. «Иншаллах, приз в 5000 долларов будет присужден автору наилучшего эссе/текста названного «Почему Анвар Аулаки — великий активист и лидер». Для нас было бы большой честью, если Вы сами определите победителя»[1378]. Хасан добавил постскриптум: «Однажды, очень давно, мы кратко встретились, когда Вы были имамом в мечети Дар аль-Хиджра. Сомневаюсь, что Вы помните меня. С тех пор я получил медицинское образование и окончил ординатуру». Аулаки наконец ответил. «Молю, чтобы мое письмо застало Вас в добром здравии, — написал он Хасану. — Джазак Аллаху Хайран (Да воздаст вам Аллах благое) за добрые мысли обо мне. Я не путешествую, поэтому я не смогу физически вручить премию. Кроме того, я в любом случае слишком «стеснен» — назовем это так за неимением лучшего слова, чтобы присуждать ее. Да поможет Вам Аллах в трудах ваших»[1379].

Аулаки не указал, что вспомнил Хасана. Хасан вновь написал ему, предложив деньги и добавив постскриптум: «Я давно ищу жену, которая хотела бы бороться со мной во славу Аллаха… Я был бы очень благодарен Вам за рекомендацию»[1380]. Аулаки ответил: «Спасибо за предложенную помощь. Она нужна, но я не знаю, как это сделать. Есть бедняки, сироты, вдовы, благотворительные мусульманские организации — и этот список можно продолжить. Если у Вас есть соображения, как перевести эту помощь, не нарушая закон в обстановке, которую можно назвать суровой, пожалуйста, дайте мне знать. Расскажите больше о себе. Я послежу за сестрой»[1381]. Это письмо было отправлено 22 февраля 2009 г. и является последним из известных писем Аулаки Хасану.

В течение нескольких последующих месяцев Хасан продолжал направлять Аулаки электронные письма. «Я знаю, что Вы заняты. Не забывайте обо мне, и если считаете меня полезным, позвоните мне за мой счет», — писал Хасан[1382]. С этого момента их связь стала односторонней. Тон писем Хасана стал напоминать работу с пациентом, пытающимся принять сложные жизненные решения. В одном из писем, направленных в мае 2009 г., Хасан с важным видом рассуждал о моральном аспекте актов террористов-смертников и поднял вопрос «о «побочном ущербе», когда принимается решение допустить гибель невинных для того, чтобы уничтожить важную цель. В Коране говорится, что с врагами надо биться так же, как они бьются с тобой, однако не совершать при этом греха. Поэтому я предположил бы, что террорист-смертник, целью которого являются вражеские солдаты или их помощники, может допустить в процессе своего удара гибель невинных. Кроме того, если вражеские солдаты используют тактику, которая является неэтичной или бессовестной, им можно отвечать тем же самым»[1383]. Хасан закончил свое письмо словами: «Нам очень не хватает Ваших слов!»

Блог Аулаки стал намного менее активным, чем он был в 2008 г. Ощущая своим затылком дыхание американского и йеменского правительств, он понимал, что у него есть другие более важные задачи. Аулаки начал, не привлекая к себе особого внимания, перемещаться по различным местам проживания своего племени. Если у него оказывался доступ в Интернет, он размещал в блоге одно-два эссе.

Когда Аулаки стал готовиться к жизни в подполье, администрация Обамы усилила давление на правительство Йемена с целью захватить находившихся в стране боевиков «Аль-Каиды». 1 августа 2009 г. Аулаки разместил в своем блоге анализ стычек между йеменским правительством и моджахедами в Марибе. Он отметил: «Первая встреча лицом к лицу между армией и моджахедами закончилась громкой победой моджахедов. Да благословит их Аллах будущими победами. Армия отошла, попросив перемирия у моджахедов»[1384]. В заключение Аулаки написал: «Пусть это станет началом величайшего джихада, джихада Аравийского полуострова, который освободит сердце исламского мира от тиранов, обманывающих умму и стоящих между нами и победой». Для Аулаки джихад, к которому он много лет призывал в своих речах, начинал становиться реальностью. По его мнению, в Йемене начиналась война, и ему предстояло решить для себя, что важнее — блог или клинок.