Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бэсполэзные слова, Ларыса Мыхайловна, — мягко ответил Мамедов.
Ему эта самовлюблённая девушка была совершенно понятна. Альоша — он тайна, а Ляля — нэт. Ляля стремится к первенству, вот и всё. Ничего нового.
Мамедов не забыл, как летом во время переговоров на «Межени» Ляля давила на несчастного Колю Маркина — и Коля подчинялся. Он очень хотел соответствовать требованиям избалованной Ляльки — хотел стать доблестным победителем. На это и следует рассчитывать, чтобы добиться своей цели.
На авиабарже заработала лебёдка, и «парсеваль», важно опустив толстый нос, неспешно пошёл на снижение. Разведка завершилась.
Ляля не стала прощаться с Мамедовым, но у сходни на «Межень» всё-таки оглянулась: мальчишка-маслёнщик что-то увлечённо говорил Мамедову, а тот серьёзно слушал и кивал. Ляля поняла, что завидует мальчишке.
Вернувшись на «Ваню», Мамедов пошёл к Маркину.
Комиссар сидел в своей каюте у столика в тельняшке и подштанниках. Перед ним стояла банка с самогоном, но выпивка, похоже, не лезла в глотку.
— На правом бэрегу, гдэ лэсосэка, у бэлых батарэя из двух орудый, — доложил Мамедов. — За островом дэжурит пароход. Одын.
Маркин поскрёб пятернёй всклокоченную голову.
— Хамса, а Лялька про меня что-нибудь говорила? — спросил Маркин.
Мамедов грузно присел напротив, спокойно рассматривая комиссара.
— Говорыла.
— Что? — жадно вскинулся Маркин.
— Говорыла, что ты трус. В ссору нэ вмэшиваэшься, в бой нэ идёшь.
Маркин едва не зарычал и схватился за банку с самогоном.
— Вали из каюты! — рявкнул он Мамедову.
14
Маркин рванул в рейд на рассвете.
Бронепароход «Ваня» на всех парах в одиночестве шёл вверх по реке — то ли ещё тёмной, то ли уже проясневшей. В трюме сопела и клацала машина; под крамболом кипел бурун; колёса, урча, рыли тихую воду. Справа за лесным косматым берегом разгоралась красная полоса холодной октябрьской зари.
Маркин не протрезвел, но соображал чётко. Значит, Лялька считает его трусом… Эх, Лялька, Лялька… Сука ты!.. Что ж, Коля Маркин докажет всем, на что способен. Он сам, без помощи флотилии, расхерачит и батарею на Малиновском мысу, и пароход, что прячется за островом Заумор!.. Летом Лялька уже довела его, Колю, и он пристрелил Стахеева с мамашей — а потом отодрал Ляльку как сидорову козу в салоне «Межени». Что ж, надо повторить. Лялька пожалеет, что пренебрегла комиссаром!.. Коля задыхался от обиды.
Сквозь утреннюю обморочность остывшей реки пароход двигался ровно и мощно, словно не ведал никаких сомнений. В его железной громаде что-то поскрипывало — так у отряда на марше брякает снаряжение. Команда заняла места по боевому расписанию, никто не болтал и не ржал. Маркин нервно мотался по рубке за спиной штурвального, и тот замер как изваяние. Молчал и капитан Осейчук, курил трубку и не мешал Маркину терзать себе душу.
Мамедов вышел на палубу и облокотился на планширь фальшборта. Он был спокоен. Он добился своего: униженный Маркин полез в западню. Хамзат Хадиевич знал, что случится через час-другой, но вины за это не испытывал. Он защищал большое дело — промысел, новое учение об устройстве земных недр. Всё остальное не важно. На Апшероне, охраняя предприятия, он стрелял по всем: по большевикам и эсерам, по дашнакам и мусаватистам, по бандитам, что грабили рабочих, и по рабочим, что поджигали нефтяные фонтаны. У него, у Хамзата Мамедова, всегда была только одна сторона и только одна правда.
Белые обнаружили «Ваню» раньше, чем тот приблизился на дистанцию выстрела. Мамедов не сомневался, что так и получится: Маркин не стратег.
Лесосека на устье речки Малиновки обслуживала суда, работающие по старинке на дровах. Чтобы пополнять запасы по пути, на удобных берегах пароходства арендовали делянки под вырубку и устраивали «дровяные станции». Малиновская «станция» была заброшена, как и всё в гражданскую войну, даже крестьяне из Пьяного Бора ничего здесь не разворовали — далеко тащить. Орудия с плавбатареи «Чехословак» притаились за поленницами.
…Внезапно рядом с «Ваней» с шумом взметнулись два водяных столба, и только потом докатился сдвоенный гул выстрелов. Пароход встряхнулся, словно просыпаясь для боя. Маркин выскочил из рубки на мостик.
— Палланго, пали! — крикнул он командиру носового орудия.
— Ньедольёт будьет! — ответил эстонец Палланго.
— Пали, я сказал! — ярился Маркин.
Орудия «Вани» послушно громыхнули.
— Осейчук, шпарь напрямик! — скомандовал Маркин капитану.
Мамедов отступил за бронированную стену надстройки.
Выбрасывая клубы мазутного дыма, «Ваня» рвался вперёд. Его спасение было в скорости — чем быстрее он доберётся до дистанции огня, тем больше вероятность уничтожить артиллерию врага и уцелеть. Водяные разрывы взлетали и справа, и слева. В тёмных коробках орудийных башен, как черти, суетились канониры; стволы пушек по очереди хрипло харкали пламенем; на палубу из башен с тонким звоном вылетали гильзы. Само время изменилось: крохотные мгновения стали огромными и медленными, как баржи.
Маркин на мостике глядел в бинокль. Он видел длинные ряды поленниц на оголённом Малиновском мысу и всплески снарядов на воде у берега. И вдруг одна поленница бешено подпрыгнула, рассыпаясь в воздухе. Мелькнули фигуры артиллеристов и вертящееся колесо опрокинутой пушки.
— Попали! Попали, братва!.. — заорал Маркин.
И тотчас, как возмездие, вражеский снаряд ударил «Ване» под мостик. Пароход дёрнулся. Маркин упал, выронив бинокль, и пулемётчики в барбетах повалились друг на друга. В рубке Осейчук поймал штурвального за шкирку.
Мамедов вцепился в планширь, всматриваясь прямо по курсу в остров Заумор, заросший серым лиственным лесом. Где корабли адмирала Старка?.. Да вот они!.. Три вооружённых парохода появились в правой протоке, потом ещё два — в левой. Издалека они напоминали угловатых железных жуков с растопыренными усами и надкрыльями. Над жуками вились дымы.
Заметив суда учредиловцев, Маркин на мостике охнул от изумления:
— Да в рот же вашу мать!.. Откуда, падлы, вас так много?!
Маркин понимал смысл морских построений: бронепароходы Старка двигались в боевом ордере и перегораживали всю Каму. «Ваня» неминуемо должен был попасть в перекрестье их огня. До «Вани» доплыл многоголосый и протяжный вой гудков, будто угрожающе замычали быки, — белогвардейцы, не начиная стрельбы, предлагали сдаваться. Сопротивление означало гибель.
Но неравенство сил словно подхлестнуло Колю Маркина. Лялька назвала его трусом, а он сдастся белым, подтверждая Лялькины слова?!.. Да ни в жисть! Он сдохнет, но не допустит, чтобы Лялька, стерва, была права!
— Палланго, добивай батарею! — отчаянно скомандовал Маркин носовому орудию и побежал на дальний
