Бедная Настя. Книга 1. Там, где разбиваются сердца - Елена Езерская

— Да полноте вам, Андрей Платонович, — Долгорукая махнула на него платочком, словно отгоняла назойливую муху, — когда я приехала в поместье, то первым делом повстречала Владимира. А вы были уже в библиотеке. Пойду, посмотрю, как там Лиза. Не прощаюсь с вами, князь.

Долгорукая быстро поднялась и вышла из гостиной.

— Табачку, Михаил Александрович, не желаете? — поинтересовался Забалуев, доставая свою любимую бомбоньерку.

— Благодарю, — отказался Репнин.

— Как угодно, — Забалуев набрал щепотку и затолкал ее себе в нос.

— Признаться, я озадачен, Андрей Платонович. Насколько я помню, во время пашей последней встречи я просил вас о содействии в аресте управляющего Корфов, Карла Модестовича. И вот вы являетесь с исправником не за управляющим, а для того, чтобы арестовать Владимира. Будьте здоровы!

— Благодарю вас, — чихнувший Забалуев полез за новой порцией табачку. — Да я собирался арестовать Владимира Ивановича, но это лишь часть задуманного мною плана. Я хотел, чтобы настоящий преступник расслабился и раскрыл себя.

— И кто же он, по-вашему?

— Я готов назвать вам его имя, но в обстановке, где нас никто не смог бы услышать. Давайте встретимся завтра!

— Где и в котором часу?

— Недалеко от моего поместья, ближе к озеру есть заброшенная избушка, любой крестьянин вам ее укажет. Встретимся там завтра в два часа пополудни…

Оставив Забалуева и Репнина в гостиной, Долгорукая поднялась к Лизе. Разумеется, поход к ней был скорее предлогом, чем насущной необходимостью. Долгорукой не понравилось, как дотошно выспрашивал Репнин и как ловко вмешался в разговор Забалуев, тут же принявшийся усердно выгораживать себя. Подобное поведение будущего жениха дочери ее не порадовало, но и не удивило — Мария Алексеевна и сама не была чиста перед Богом. Забалуев, конечно, тоже не ангел, но полезный человек и вынужденный соратник в ее тяжбе с имением. И поэтому княгиня сочла за лучшее избежать лишних и не совсем приятных вопросов молодого князя и нашла для этого понятный и вполне правдоподобный предлог.

— Лиза! Что ты делаешь? — удивилась Долгорукая, входя в комнату дочери.

— Вот, нашла что-то любопытное, — Лиза стояла перед зеркалом и примеряла на себя фату из сундука, доставшегося ей в наследство от бабушки. — Вы помните этот флер-д-оранж, маменька?

— В этой вуали я венчалась с твоим отцом, — нахмурилась Долгорукая.

— Вы были счастливы в день свадьбы?

— Хотя мой брак устроили родители, я по-настоящему обожала своего мужа и была счастлива.

— Маменька, простите меня за то, что я так часто говорила, будто вы не любили отца. Теперь я вижу, что это не так. А вы помните день своей свадьбы?

— Это трудно забыть, — Долгорукая с подозрением взглянула на дочь, но Лиза смотрела с такой искренностью, что княгиня растрогалась. — Когда я шла к алтарю, было столь светло и празднично, что казалось, все вокруг пронизано любовью и радостью.

— О, как бы мне хотелось почувствовать это… — мечтательно сказала Лиза. — Смотреть через вашу вуаль на своего жениха, и видеть мир, осиянный любовью. Маменька! Вы позволите мне выйти замуж по любви?

— Ах, вот в чем дело! — Долгорукая тут же очнулась и заговорила своим обычным и недобрым тоном. — Хитришь, милая, по-своему повернуть хочешь? Только ничего у тебя не получится. Будет по-моему, ибо я не враг тебе — я тебе счастья желаю!

— Не зря вас папенька кавалерист — девицей называл! Вам бы армией командовать! — в сердцах воскликнула Лиза.

— Отец ваш был чувством юмора не обижен, да и других, с позволения сказать, достоинств у него тоже насчитывалось предостаточно. Только не все они столь безобидные, как его умение пошутить.

— Но вы же любили папеньку, когда выходили за него?

— Не обо мне теперь речь и не о папеньке. Ты, слава Богу, вовремя узнала, что твой ненаглядный дрался на дуэли из-за другой женщины! А представь себе, что тебе стало известно об этом через много лет после свадьбы?

— Уж не хотите ли вы сказать, что тоже разочаровались? — догадалась Лиза. — Так вот о чем мне пыталась сказать Сычиха… Папенька изменил вам?

— Довольно! — прервала ее Долгорукая. — Ты выйдешь замуж за Забалуева, это дело решенное! И я не желаю впредь разговаривать о твоем отце! Никогда! А если кто-нибудь вздумает рассказывать тебе всякие небылицы про него, тот об этом сильно пожалеет. И запомни мои слова крепко-накрепко!

Долгорукая быстро вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью.

Вернувшись в гостиную, она застала там одного Забалуева.

— Андрей Платонович, а где же князь?

— Михаил Александрович вдруг вспомнил о каком-то важном деле. Он просил извиниться и передать, что еще непременно навестит вас.

— Ох, не понравились мне эти его расспросы! И куда он клонит, как вы думаете?

— Я лично подозреваю, что он, как утопающий, хватается за соломинку.

— Да с чего бы? Впрочем, я вмешиваться не хочу, дело это семейное.

— Не скажите, отравление — это уже по части полиции.

— Вот пусть исправник и разбирается, а у меня своих забот — полон дом! Надо к свадьбе готовиться. Кстати, как вы насчет перепелок в винном соусе в качестве второго блюда? Я бы лучше обсудила с вами меню.

— С превеликим удовольствием.

— Татьяна! — Долгорукая снова взялась за тесьму с колокольчиком. — Куда запропастилась, негодная?

— И как вы терпите ее нерасторопность? — сочувствующим тоном сказал Забалуев. — Я вот столкнулся с ней сегодня в коридоре — так чуть кипятком меня не обожгла. И на кого глазела — не знаю, все по сторонам да по сторонам.

— Что правда — то правда, за слугами почти и не слежу — дел-то у меня предостаточно. За всем и не поспеваю.

— А вы мне поручите — я вам содействие окажу.

— И то мысль, — кивнула Долгорукая и тут же набросилась на вошедшую Татьяну. — Где была? Что долго бежала?

— Лизавете Петровне помогала.

— Ты что — доктор? Лучше вот принеси нам ликеру да не забудь, что рюмочки маленькие, и фрукты к нему.

— Хорошо, барыня, — Татьяна кинулась выполнять, но в спешке не заметила, как Забалуев в проход между диванами выставил каблучок. Татьяна покачнулась и упала на колени. И откуда-то из складок платья вылетел конверт.

— А что это здесь у нас? — словно между прочим поинтересовался Забалуев, не позволяя Татьяне поднять письмо. — А рука-то, кажется, Елизаветы Петровны.

— Дайте-ка, дайте мне его сюда! — потребовала Долгорукая. — Сейчас посмотрим. Почитаем.

Татьяна поднялась и с обидой взглянула на Забалуева. Тот подошел к ней и тихо сказал: