Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Секретарь Хуанита Робертс доложила, что сенаторы и конгрессмены ожидают президента в приемной. Джонсон буркнул, что им придется немного подождать. Он должен был сперва закончить второе письмо. Первое письмо было уже написано. Вот что в нем говорилось:
«Белый дом. Вашингтон, 22 ноября 1963 г.
19.20, пятница
Дорогой Джон!
Пройдет еще много лет, прежде чем ты по-настоящему поймешь, каким великим человеком был твой отец. Его смерть — большая личная трагедия для всех нас. Но мне бы хотелось, чтобы ты особенно знал, что я разделяю твое горе. Ты всегда будешь гордиться своим отцом.
Любящий тебя Линдон Б. Джонсон».
Второе письмо было немного длиннее. Отец двух дочерей, Джонсон особенно любил дочь президента.
«Белый дом. Вашингтон, 22 ноября 1963 г.
пятница, 49. 30
Дорогая Кэролайн!
Смерть твоего отца явилась большой трагедией для всей нации, равно как и для тебя самой. Я хочу, чтобы ты знала, что я сейчас все время думаю о тебе.
Он был мудрый и преданный своему делу человек. Ты всегда сможешь гордиться всем, что он сделал для своей Страны.
Любящий тебя Линдон Б. Джонсон».
Характер Джонсона всегда отличался большой сложностью. В нем могли сочетаться бестактность и нежность, коварство и страстность.
Президент молча Отдал письма секретарю, с трудом поднялся из-за стола и направился в приемную приветствовать лидеров конгресса.
Встреча была краткой и мало что дала. Законодательных проблем вообще не касались. Медленно переводя взгляд с одного лица на другое, Джонсон начал с того, что обратился к присутствующим «как к близким друзьям». Он призвал их сотрудничать с ним, просил совета и поддержки. Все это было горячо обещано ему. Беседуя[$ Майклом Мэнсфилдом и Эвереттом Дирксеном, он выразил надежду, что конгрессу удастся создать новое энергичное руководство, действующее на двухпартийной основе. «Затем, — по словам Мэнсфилда, — все разошлись». Однако один сенатор все же остался. Это был Хьюберт Хэмфри.
Джин Кеннеди-Смит одиноко стояла у окна апартаментов в башенной части госпиталя Бетесде и наблюдала за тем, как темнота безжалостно наступала на холодную гладь стекла. Внезапно она услышала за спиной глухой голос: «Она здесь». Джин обернулась и увидела в центре гостиной свою невестку. Позади нее стоял ее брат — Роберт Кеннеди. Он подошел к телефону, быстро с кем-то переговорил и тут же вернулся к ней. Брэдли вспоминает, что поведение Роберта Кеннеди произвело на него сильнейшее впечатление. По его словам, Роберт «был подавлен, но внешне спокоен. Он помогал Джекки держать себя в руках, старался ободрить окружающих, хотя сам более всех нуждался в ободрении. Он вел себя просто потрясающе».
Отозвав Джекки в сторону, Боб сказал ей:
— Они думают, что нашли убийцу, человека, который это сделал. Он говорит о себе, что он коммунист.
Жаклин изумленно посмотрела на него. «Боже мой, — подумала она, — но это же абсурд». Впоследствии она не раз вспоминала напряженную атмосферу Далласа, пропитанную миазмами ненависти. Но в ту минуту она просто почувствовала дурноту.
В Бетесде Жаклин по настоянию матери, Жанет Очинклосс, которая приехала сюда, заставила себя подойти к страшившему ее вопросу — рассказать детям, Кэролайн и Джону, о случившемся.
— Джекки, ты сама сообщишь детям об этом или ты хочешь, чтобы это сделали я или гувернантка Мод Шоу? — спросила у дочери Жанет Очинклосс.
Жаклин сказала, что последует совету матери.
— Ну… Джон мог бы еще подождать, а вот Кэролайн следует сказать об этом прежде, чем она узнает от своих подруг.
— О, да, мамочка. Но что она подумает, если ей вдруг…
Она задумалась и затем сказала:
— Я хочу сама рассказать им об этом. Но если они узнают до моего возвращения, то пусть Шоу сделает все, что нужно.
Жанет Очинклосс сочла слова дочери разумными, но все же решила положиться на собственное суждение. В этот день она была преисполнена решимости набавить дочь от этой последней и, может быть, самой тяжелой обязанности, Позвонив по телефону няне, она спросила:
— Как чувствуют себя дети?
— Прекрасно — отвечала Мод Шоу. — Они было чуточку растерялись, но в их возрасте все быстро проходит. Они уже доужинали, и их клонит ко сну.
Сама няня чувствовала себя ужасно. Ей приходилось прилагать все больше усилий, чтобы сохранять самообладание. Временами она теряла над собой контроль и вынуждена была отворачиваться от детей, пока ей не удавалось вновь взять себя в руки.
— Госпожа Кеннеди просит вас рассказать о случившемся Кэролайн.
Мод Шоу утратила дар речи. Ей хотелось разрыдаться, но она сдержалась: дети были в соседней комнате. Приглушенным голосом, в котором звучали нотки отчаяния, она сказала в трубку:
— Прошу вас, избавьте меня от этого. Пусть эта чаша минует меня.
— Но вы должны это сделать. Больше некому.
— Я не могу лишить дитя последней радости. У меня не хватает сил для этого. Я не в силах погубить весь ее маленький счастливый день.
— Я знаю, что это тяжело, но вы должны это сделать. Няня снова стала умолять избавить ее от разговора с девочкой:
— Пожалуйста, пожалуйста, неужели нет никого другого?
— Нет, никого нет, а госпожа Кеннеди слишком плохо себя чувствует.
Сказать было больше нечего, и они повесили трубки.
Сначала няня уложила в кровать Джона. Потом наступил черед Кэролайн. Когда они вошли в спальню девочки, Мод Шоу медленно сказала:
— Вашего папу застрелили. Его повезли в госпиталь, но врачи не смогли ему помочь.
Наступила пауза.
— Ваш папа, — продолжала няня, — последовал за Патриком. — Мод Шоу снова умолкла. — Он вас очень любил.
Девочка спрятала лицо в подушку и заплакала. Мод Шоу стояла у ее кроватки, судорожно сжимая свои огрубевшие от работы руки, до тех пор, пока девочка не заснула.
Многим вашингтонским чиновникам, решившими было, что их рабочий день закончился, пришлось в этот вечер отвечать на многочисленные телефонные звонки.
По телефонам названивал новый президент. Имея теперь в своем распоряжении два коммутатора Белого дома, он был на вершине блаженства. Одна его рука железной хваткой обхватывала телефонную трубку, — она буквально тонула в его крупной длани, в то время как пальцы другой руки искусно порхали по прозрачным кнопкам аппарата селекторной связи. Среди тех, кому он звонил вечером в пятницу, были Артур Голдберг и Тед Соренсен, Телефон Голдберга зазвонил в 9 часов вечера. Президент заприметил его в группе встречавших на аэродроме Эндрюс. Он потребовал у Голдберга объяснения, почему тот не подошел пожать ему руку. Голдберг объяснил, что приехал на аэродром встретить гроб с телом президента Кеннеди. Он обещал приехать на следующее утро к Джонсону. Соренсен услышал голос Джонсона примерно в половине десятого вечера, когда заканчивал обедать. Как и Голдберг, он — получил приглашение на следующий день. Совершенно механически Тед ответил:
— Слушаюсь, господин президент. — Только тогда весь смысл произнесенных им слов дошел до его сознания. Никогда более он не назовет Джона Кеннеди «господином президентом». Положив телефонную трубку, он опустился на стул в полубессознательном состоянии.
Линдон Джонсон был, пожалуй, самым активным клиентом телефонной сети Вашингтона, а это само по себе было немалым подвигом. По данным телефонной компании «Чезапик и Потомак», все АТС в этот вечер были достаточно сильно загружены. Большинство американцев неотрывно сидело у телевизоров. Поздно вечером к телезрителям присоединился и новый президент. Оставив помощника Риди готовить план работы на следующий день, Джонсон, захватив с собой Мойерса, Валенти, Клифа Картера и Хорейса Басби — в прошлом техасского журналиста, впоследствии присоединившегося к аппарату Джонсона, помчался на автомашине по бульвару Макартура к себе, в Спринг-Вэлли.
В своем особняке «Элмз», охраняемом у чугунной решетки ворот вооруженными агентами, президент принялся безостановочно бродить от одного телевизора к другому.
Леди Бэрд спустилась вниз на террасу и немного посидела в обществе супруга. Вскоре уехал Басби, а остальные гости поднялись в спальню хозяина и расположились у телевизоров. Все молчали. Лишь однажды президент тихим голосом сказал о Жаклин Кеннеди:
— В то время как мы показали миру самые отталкивающие, уродливые стороны нашей жизни, она показала пример и явилась символом наших благородных черт. За это мы должны быть вечно ей признательны.
Он снова замолк и продолжал смотреть на экран. Позднее Валенти вспомнил, как телевизионные станции «воспроизводили в записи ранние репортажи из Далласа и Техаса и передачи, описывавшие реакцию в мире на убийство. Вначале шли хроникальные кадры, показывающие парад, кортеж президента, а затем передавались отрывки из старых хроникальных фильмов с выступлениями и заявлениями Кеннеди. Линдон Джонсон смотрел с большим интересом».
