Эдгар По. Сумрачный гений - Андрей Танасейчук

«Шесть лет назад моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова — через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и все отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В состояниях совершенной бессознательности я пил — один Господь знает, сколько и как часто. Разумеется, мои враги приписывали безумие злоупотреблению вином, но отнюдь не наоборот»[237].

В периоды «ужасного просветления», как мог, он исполнял свои редакторские обязанности, что-то писал, читал корректуру и даже дважды (в марте 1842 года) встретился со знаменитым Чарлзом Диккенсом, когда тот в ходе своего американского турне на несколько дней задержался в Филадельфии. По взял у него интервью, преподнес экземпляр «Гротесков и арабесок» и даже попросил посодействовать изданию его произведений в Англии.

По, конечно, пытался «взять себя в руки», но получалось это не всегда и — обычно — ненадолго. Неудивительно, что дела его в редакции пошли совсем плохо: он стал небрежен, нередко появлялся в офисе пьяным. А поскольку в пьяном виде, по воспоминаниям современников, он становился совершенно невыносимым, его визиты парализовывали работу: он мешал сотрудникам, скандалил.

Так продолжалось до апреля 1842 года. И вот однажды, после очередного длительного перерыва, в один из погожих апрельских дней, приведя себя в порядок, абсолютно трезвый (наступил «период ужасного просветления»), он явился в редакцию, намереваясь вернуться к исполнению своих обязанностей. Однако, придя в офис, обнаружил свое место занятым: в его кресле, за его столом сидел другой человек. Если бы По был пьян, то наверняка устроил бы скандал, но он был трезв и, мгновенно оценив обстановку, не требуя объяснений, повернулся и вышел вон. Так неожиданно, но вполне предсказуемо закончилось его редакторство в «Журнале Грэма».

По мрачной иронии судьбы место Эдгара По в редакторском кресле «Журнала Грэма» занял Руфус Грисуолд (1815–1857), человек, которому суждено было сыграть зловещую роль в судьбе нашего героя — как при его жизни, так и post mortem — и с которым нам еще не раз придется встретиться на страницах этой книги.

Хотя нанесенная обида была, конечно, глубока, По не прервал отношений с Дж. Грэмом и не раз впоследствии появлялся в офисе журнала на Чеснат-стрит. Но уже только в качестве автора. «Редакторская» страница в его отношениях с журналом была перевернута навсегда.

В плену иллюзий. 1842–1843

Любого из нас ведут по жизни разнообразные мечты и надежды. Большинство из них оказываются иллюзорными и никогда не сбываются. Но, если серьезно, только они и заставляют куда-то двигаться, к чему-то стремиться, предпринимать разнообразные усилия, совершать поступки. Горизонты наших представлений и притязаний определяют как внешние — социальные и политико-экономические, социокультурные, национальные — факторы, так и внутренние — сугубо индивидуальные склонности и особенности личности. Поскольку закон этот, можно сказать, универсален, приложим он и к нашему герою. Разве что — в связи с тем, что человеком он был незаурядным, к тому же наделенным, скажем так, неординарным воображением, — внутренние мотивации, «личная механика» играли в его случае куда большую роль.

С болезнью жены и уходом от Грэма у Эдгара По начинается новый этап жизни и творчества, который длится около двух лет и завершает филадельфийский период. Он оказался весьма плодотворным в творческом плане, но по-житейски очень тяжелым — одним из самых трудных в судьбе писателя. Его можно назвать периодом больших, но несбывшихся надежд — иллюзий, которые вели поэта, но которым, в том числе и по вине самого Эдгара По, не суждено было исполниться.

Первая и самая большая иллюзия — конечно, надежда на выздоровление горячо любимой жены Вирджинии. Люди той эпохи имели богатый опыт «общения» с чахоткой. Опыт в подавляющей части скорбный: болезнь не жалела ни старых, ни малых, ни мужчин, ни женщин, косила богатых и бедных, хотя среди последних жертв было, конечно, куда больше. Но бывали и чудеса — случались исцеления. Надеялся на чудо, хотя не признавался в этом даже себе, и Эдгар По.

Подчиняясь ритму «ужасных и бесконечных колебаний между надеждой и отчаянием», протекало и почти все дальнейшее существование поэта. Отчаяние погружало в сумеречные состояния, принуждало пить, надежда — окрыляла, побуждала к работе и творчеству. И хотя в унисон «ужасному» ритму развивалась вся дальнейшая жизнь, все-таки «колебания» эти наиболее яростно проявлялись именно в филадельфийский период — слишком свежи были впечатления и потому так остра рефлексия.

Вторая иллюзия была связана с надеждой обрести наконец синекуру, которая смогла бы обеспечить его семье стабильный доход. По был очень близок к этому — почти достиг желаемого. Но, как увидит читатель, по сути, — сам упустил свой шанс.

И, наконец, третья. Судя по всему, она представлялась самой близкой и досягаемой (и, возможно, была самой желанной), но оказалась самой иллюзорной. Это мечта о собственном журнале, которая так вдохновляла Эдгара По. Но и в том, что и этого не случилось, была изрядная доля его вины.

Впрочем, обо всем по порядку.

14 мая 1842 года в газете «Сэтеди ивнинг пост», которой теперь также владел талантливый мистер Грэм, появилось объявление, что «мистер Руфус У. Грисуолд, джентльмен, известный утонченным вкусом и наделенный талантами», приступил к обязанностям редактора «Журнала Грэма». Немного позднее, уже в майском номере, сообщалось, что «мистер Эдгар А. По вышел из редакции», но журнал желал своему бывшему редактору всяческих успехов и не сомневался, что ему «будет сопутствовать удача».

После первого сильного приступа болезни, после недель ужасной слабости, проведенных в постели, состояние жены пошло понемногу на улучшение. В марте она начала вставать. Тогда же, в марте, Эдгар По сочиняет мрачную историю-арабеску «Маска Красной смерти». Нет сомнения, что цветовую палитру новеллы определила яркая алая кровь, хлынувшая из горла Вирджинии в январе. Рассказ был опубликован в майском номере «Журнала Грэма» — последнем, в выпуске которого принимал участие Э. По.