Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

И как когда‑то в незапамятные времена сам Джангарай в испуге застыл перед блестящим кругом, образованным мечами в руках Каэтаны, так теперь потрясенный га‑Мавет даже и не пытался преодолеть защиту, созданную перед ним воющими, поющими, летающими в воздухе клинками Ночного Короля Аккарона. Черный бог привык считать себя отличным воином, не опасавшимся никаких врагов, — ведь власть над Арнем‑вендом далась ему и его братьям не просто так: приходилось участвовать в разных битвах и поединках, и все они прежде доставляли ему несказанное удовольствие.

Но сейчас га‑Мавет находился в состоянии, близком к панике: всех его сил, всего могущества Бога Смерти хватало только на то, чтобы защищаться от нападающего на него человека. Не могло и речи идти о том, чтобы сдвинуться с места, оглянуться, хотя — бы сморгнуть, — постоянное напряжение сил на таком пределе было ему незнакомо. А человек все убыстрял и убыстрял темп вращения клинков. И хотя по идее смертный не мог отнять жизнь у бога, га‑Мавет не хотел рисковать и все внимание сосредоточил на поединке.

Поэтому, когда Каэтана встает в круг, держа в руках мечи Гоффаннона, грозная и прекрасная, освещенная только светом луны да отблесками огня маленького костерка, у которого все еще сидит оцепеневший Воршуд, га‑Мавет не видит ее.

Каэтана кивком указывает альву на коней, и умница Воршуд все сразу понимает. Он подбегает к своей лошадке, которая мирно продолжает пастись в стороне от места сражения.

— А теперь, га‑Мавет, — негромко говорит Каэ, — я сама разберусь с тобой.

Она видит, что Джангарай устал и слегка запыхался, — все‑таки сражаться с богом тяжело даже самому искусному фехтовальщику. Она же не чувствует ни страха, ни усталости. Новая и неведомая сила переполняет ее. И хоть это и может показаться самоуверенностью, Каэ бросает своим спутникам через плечо:

— Сейчас уезжаем, — и вступает в поединок. Джангарай не протестует. Будь это драка или битва, он остался бы с госпожой до последнего издыхания, но в поединке он хорошо знает цену этой девочке и ее мечам. А вот Смерть бледнеет.

Каэтана страшна и прекрасна — с разметавшимися по плечам черными волосами, сияющими глазами, которые остро смотрят на бога, не простившая и не забывшая ничего.

Черный бог перехватывает свой клинок мрака обеими руками и начинает вращать его над головой. Но в лице Каэтаны он столкнулся с еще более опасным противником — она вообще не сражается с ним, а последовательно старается его уничтожить. Эту мысль желтоглазый явственно читает в ее неумолимом взгляде.

— Так не бывает, — говорит он, уже задыхаясь — Нет жизни без смерти.

— Будет, — холодно отвечает она, тесня его к деревьям. — И посмотрим, так ли это плохо.

— Ты не можешь, неимеешь права! — Га‑Мавет понимает, что выглядит жалко и нелепо, но что ему остается делать?

Мечи Гоффаннона поют ему погребальную песню.

Выпад, еще выпад, удар, шаг в сторону, обманное движение, еще один выпад.

Наверное, когда‑то на заре времен черный клинок Смерти уже сталкивался с мечами Гоффаннона и знает их силу, потому что с каждым ударом звенит все жалобнее.

Но так это выглядит внутри круга, а со стороны… Со стороны Джангарай с ужасом наблюдает за поединком между громадным, затянутым во все черное воином, в руках которого легко скользит меч с широким и черным лезвием, и хрупкой девушкой, крохотной и слабой на фоне своего противника.

Самое бы время сейчас вспомнить Джангараю любимую присказку госпожи: «Три вещи губят человека: страх губит разум, зависть губит сердце, а сомнения — душу».

Джангарай начинает бояться за Каэтану и сомневаться в ее способности одолеть га‑Мавета. И нет никого рядом, кто понял бы раздирающие его чувства и остудил эту горячую голову. Много раз, фехтуя с ним, Каэтана повторяла:

— Мастер не может позволить себе бояться или сомневаться. Самое главное — легкое дыхание. Ты не ищешь смерти противника, не опасаешься за собственную жизнь или жизнь дорогих тебе людей — иначе все пропало. Забудь обо всем. Времени нет, страха нет, сомнений нет. Есть только ты и твое продолжение — клинок.

Зачем, зачем, госпожа, ты не говоришь этого именно сейчас?!

Охваченный страхом за жизнь своей спутницы, обуреваемый противоречивыми чувствами, Джангарай вдруг увидел, как огромный клинок обрушивается сверху на Каэ неотвратимой молнией. Так это выглядело за пределами круга.

А в кругу Каэ свирепо улыбалась, и га‑Мавет понял, что проиграл. Он слишком высоко занес меч, и в том времени, где находилась его противница, этот огромный сгусток мрака неподвижно завис у нее над головой. Га‑Мавет отчаянно рвался за ней в измерение, где время текло с той же скоростью, но она его туда не допускала.

Мечи Гоффаннона, которые упивались этим великим сражением, впитали всю энергию любви, надежды и веры.

Каэтана сделала движение, похожее на взмах крыльев огромной бабочки, и два сверкающих в лунном свете меча понеслись к сердцу Смерти, которая застыла перед Каэ, высоко занеся свой клинок. У нее было время пронзить грудь га‑Мавета, затем повести правым мечом вверх, чтобы разрубить ему голову, и еще несколько долей секунды для отступления на шаг назад, давая противнику возможность упасть к ее ногам на истоптанную траву.

Джангарай возник перед ней в самое последнее мгновение, и единственное, что она успела, — это отвести свои мечи назад, а вот перехватить черный клинок в его движении вниз уже не могла — Джангарай был горазда выше нее.

И улыбающийся га‑Мавет изо всех сил обрушил лезвие мрака на ингевона, который живым щитом закрыл свою маленькую госпожу.

— Нет! Нет!!! — закричала она, понимая, что теперь кричать поздно. И этот крик несся в окровавленном времени, раздирая на части ее горло и грудь.

И альв, и Бордонкай вдруг поняли, как нелепо подставил себя Джангарай под клинок Бога Смерти.

— Джангарай! — закричал великан, соскакивая с седла.

А га‑Мавет выдернул из страшной раны свой меч и моментально растворился в темноте — он больше не в силах был сражаться ни с кем.

Джангарай стоял шатаясь, как тростинка на ветру, и понимал, какую страшную ошибку он совершил. Он споткнулся и рухнул прямо на подставленные руки Бор‑донкая.

Каэтана уронила мечи Гоффаннона на землю и изо всех сил зажала рот обеими руками, чтобы не завыть.

Джангарай потянулся к ней и прикоснулся окровавленными пальцами к щеке, когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в холодный лоб.

— Прости, прости глупого…

Она молчала, сжимая его холодеющую руку вйсвоих горячих маленьких руках.

— Ты задашь мой вопрос?

— Да.

Воршуд подобрал мечи Гоффаннона и, волоча их по земле, подошел ближе к умирающему. — Прощай, мохнатик.

— Прощай, дружище…

Бордонкай изо всех сил вцепился в тело уходящего друга, словно не хотел отдавать его смерти.

— Я опять встречусь с ним? — спросил Джангарай прерывисто.

— Нет, — ответила Каэ твердо. — Ты уйдешь совсем в другое место, обещаю. — И она знала, что говорит правду.

Джангарай улыбнулся, затем все его тело задрожало от невыносимой боли. Он ясно и твердо взглянул в глаза своим друзьям, всем по очереди, сжал руку Бордонкая и, наконец, обернулся к тому, кто пришел за ним, чтобы проводить его в другой, неведомый мир.

…Они похоронили Джангарая и его клинки рядом и на рассвете пустились в путь.

Рыжий сараганский конь не пожелал покинуть своего господина, и они не принуждали его…

Когда растерзанный, едва живой после отчаянного поединка Малах га‑Мавет ввалился во дворец Джоу Ла‑хатала, все семейство было уже в сборе.

— Явился наконец, — проворчал Верховный владыка, недовольно похлопывая рукой в белой кожаной перчатке по подлокотнику своего великолепного трона. — Тебя, братец, только за смертью посылать.

Остальные присутствующие в зале поспешили рассмеяться в ответ на это проявление божественного остроумия.

— Как раз за смертью меня теперь лучше не посылать, — ответил Черный бог.

— Что так?

— Я слабее. С ней Тиермес отказывается сражаться, а ты посылаешь меня. — Пережив столь сильное потрясение на поляне, желтоглазый бог уже не боялся своего грозного брата и смело смотрел ему в глаза.

— Так ты успел и с Тиермесом поговорить? — недобро ухмыльнулся Джоу Лахатал. — Когда же это?

— Не важно, брат. Важня, что она набирает силу. Но я этого уже не боюсь.

— Знаю, знаю. Ты боишься какого‑то несуществующего врага, который однажды выскочит из‑за угла и громом поразит нас всех. Не стоит утруждать себя выдумками, га‑Мавет. Ступай, отдохни. Думаю, мы как‑нибудь справимся и без тебя.

— Попробуй, Лахатал. Но не говори потом, что никто не предупреждал тебя о последствиях.

— Быть может, — предложил А‑Лахатал, — нам всем вместе выступить против них? В конце концов, их всего лишь трое, и, даже если она сейчас сильнее, чем когда только вернулась на Вард, она все еще ничего не помнит. Или я ошибаюсь?