Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

Я вспомнила, как вежливо, даже изысканно ганд разговаривал на публике и с Орреком, и со своими офицерами. Теперь же он говорил резко, почти грубо, но, несомненно, потому, что страдал от боли. А может быть, еще и потому, что был вынужден разговаривать с какой-то женщиной. Я попыталась отвечать ему холодно и учтиво, но не выдержала и взорвалась:

– Наш Лорд-Хранитель тебе не подчиняется и не побежит по первому твоему зову, как собачка, господин мой! Он предпочитает принимать посетителей у себя, в своем доме. Так что, если тебе нужна его помощь, чтобы сохранить в городе спокойствие, будь добр явиться к нему сам!

– Султер Галва столь же хром, как и ты сейчас, Иораттх, – тихо заметила Тирио.

– Вот как? Это правда?

– Он стал хромым после пыток, – сказала я. – Побывав в темнице у твоего сына.

Мое дерзкое поведение явно разгневало ганда, но, услышав эти слова, он поднял на меня глаза и смотрел долго-долго, потом отвернулся и, еще немного помолчав, сказал:

– Ну что ж, ладно. Я сам отправлюсь к нему. Тирио, прикажи принести носилки, или какой-нибудь стул, или еще что-нибудь. Скажи людям, что мы с Лордом-Хранителем намерены провести открытые переговоры в этом – как его там? – в Галваманде. Не имеет смысла перечеркивать уже сделанное… Достаточно было… – Он не договорил и устало откинулся на подушки; лицо его было очень бледным, почти бесцветным, и очень мрачным.

Чтобы устроить подобные переговоры, сперва требовалось переговорить с представителями той и другой стороны, что наверняка вызвало бы в городе новую волну беспорядков. Иораттх раздавал поручения своим офицерам, когда мы услыхали где-то за Восточным каналом далекое призывное пение трубы. На этот призыв тут же откликнулся трубач в казармах.

А через несколько минут было получено сообщение, что показалось и само войско – точнее, отряд из двадцати всадников со знаменами в руках, как и предполагал ганд. До нас уже доносился все усиливавшийся шум толпы на холме Совета и на улицах, ведущих к Восточному каналу. Впрочем, поскольку за этим небольшим конным отрядом никакого войска так и не последовало, шум стал понемногу стихать.

Из окна, выходившего на юго-восток, были видны Речные ворота и мост Исма. Мы с Тирио видели, как отряд альдов подошел и остановился у полуразрушенной городской стены. Альды сразу вступили в переговоры с горожанами, охранявшими мост и дорогу. На эти переговоры, естественно, ушло какое-то время. Потом одному человеку из этого отряда разрешили спешиться и пешком войти в город через ворота. Сопровождаемый тремя или четырьмя десятками горожан, он прошел по мосту и прямо по Восточной дороге двинулся к казармам. Я заметила у него в руках жезл из белого дерева, который, как я вычитала в книгах по истории, всегда был символом мирных переговоров.

– А вот и твой посланник, господин мой! – воскликнула Тирио, оборачиваясь к ганду.

Вскоре в комнату быстрой походкой вошел офицер в голубом плаще с белым жезлом в руке; его сопровождала небольшая группа местных офицеров. Посланник отдал Иораттху честь и торжественно промолвил ровным раскатистым голосом, каким всегда говорили альды, выступая перед публикой:

– Я привез послание ганду Ансула Иораттху от ганда всех гандов, сына солнца, Верховного жреца и правителя Асудара, господина моего Акрея!

Иораттх чуть приподнялся на подушках, скрипнув от боли зубами, и склонил голову, изображая почтительный поклон, а потом сказал:

– Добро пожаловать, посланник государя нашего Акрея. Все свободны, Полле, – обернулся он к капитану, возглавлявшему свиту посланника. Затем он быстро глянул в нашу сторону – Тирио, я и верная Иалба стояли в изножье его постели – и коротко обронил: – Вон!

В ответ мне страшно хотелось зарычать, как Шетар, но я сдержалась и покорно последовала за Тирио.

– Он все расскажет нам, как только этот человек уйдет, – успокоила меня Тирио. – Зато теперь у нас есть немного свободного времени, так что скажи честно: ты есть не хочешь?

Мне хотелось и есть, и пить – путешествие через весь город и заградительные цепи альдов и горожан отняли у меня все силы. И Тирио тут же принесла мне поесть: стакан воды, маленький кусочек превратившегося в сухарь черного хлеба и пару потемневших сушеных фиг – больше она ничего не могла мне предложить. «Ага, – с улыбкой сказала Иалба, – осадный паек». Но я съела все это с огромной благодарностью, стараясь не уронить ни крошки, как того и заслуживает дар, преподнесенный одним бедняком другому.

Вскоре во дворе послышался топот – это посланник верховного ганда вышел из казармы, – и Иораттх крикнул:

– Эй, вы, ко мне!

«Мы что, собаки?» – с возмущением подумала я, но все же пошла к нему вместе с Тирио и Иалбой.

Иораттх сидел теперь почти прямо, и его суровое лицо, изрезанное глубокими морщинами, пылало как в лихорадке.

– Клянусь Аттхом, Тирио, нас, по-моему, в последний момент сняли с крючка! – воскликнул он. – Слава великому Аттху! А теперь послушайте меня. Я хочу, чтобы вы обе отправились в этот ваш дворец, где проживает тот, кто, по вашим словам, способен отвечать за эту толпу, и передали ему следующее: никакой армии из Асудара сюда не посылали. И не пошлют до тех пор, пока в городе будут сохраняться мир и спокойствие. Скажите также, что ганд всех гандов предлагает своим подданным в Ансуле полную свободу от уплаты контрибуции и заменяет ее обычным налогом, который им следует платить в сокровищницу Медрона, поскольку их государство становится протекторатом Асудара. Меня же сын солнца удостоил звания генерал-губернатора данного протектората. В свое время я приглашу правительство Ансула к себе на совет и сообщу ему наши указания относительно управления столицей и условия торгового обмена с Асударом. Определенное количество воинов здесь, разумеется, будет оставлено – в качестве моей личной охраны и для защиты города от его же собственных бунтарей, а также на случай вторжения на территорию Ансула армии Сундрамана или какого-то иного государства. Большая же часть расположенных в Ансуле войск вернется в Медрон – когда станет ясно, что вы согласились со всеми нашими требованиями. А теперь скажите, есть в этом проклятом городе хоть кто-то, способный должным образом ответить на все мои вопросы и действовать в соответствии с новым положением дел?

– Я могу передать твои слова Лорду-Хранителю, – предложила я.

– Хорошо, передай. Это все же лучше, чем тащить меня по улицам города на носилках или везти в тележке. Расскажи ему обо всем и возвращайся с положительным ответом. Да приведи с собой кого-нибудь из мужчин, с которыми хоть поговорить как следует можно. Клянусь Аттхом, с какой стати ко мне каких-то детей посылают, да еще и девчонок!

– А с такой, что женщины и девушки у нас в Ансуле считаются такими же гражданами, как и мужчины, а не собаками и не рабами! – опять не выдержала я. – Кстати, если бы ты умел писать, господин мой, то сам мог бы послать ваши так называемые указы нашему Лорду-Хранителю и сам бы прочел его ответ! – Меня просто трясло от гнева.

Ганд быстро и остро глянул на меня и только рукой махнул – чтоб я поскорее убиралась с глаз долой. А потом вдруг спросил:

– А ты, Тирио, не могла бы пойти вместе с нею?

– Хорошо, я пойду с Мемер, – кивнула она. – Так действительно будет лучше.

И впрямь так было гораздо лучше, потому что единственное, что я расслышала и оказалась способной понять из слов ганда, – это то, что нам приказано платить Асудару какие-то налоги, согласиться с ролью его протектората и перестать быть свободным государством, а значит, делать то, что нам прикажут альды.

Так что, когда мы добрались до Галваманда, мне понадобилось сперва услышать то, что Тирио рассказала Лорду-Хранителю о полученных гандом известиях, затем то, что сам он сказал собравшимся людям, а затем еще в течение целого дня прислушиваться к тому, что говорят на сей счет в народе, прежде чем я более или менее поняла: на самом деле Асудар предлагает нам обрести свободу – хотя и не бесплатно, – и, похоже, жители Ансула воспринимают это предложение как значительную победу.

Возможно, горожане сумели так быстро во всем этом разобраться именно потому, что полученная нами свобода имела вполне конкретную цену – в виде определенной суммы налога и различных торговых соглашений, – а в таких вопросах мои соотечественники чувствуют себя как рыба в воде.

Возможно, у меня с пониманием одержанной нами победы возникли такие трудности потому, что во имя этой победы никто не погиб. И на горе Сул не сражались за нее отважные герои. И люди перестали яростно спорить друг с другом на площади Совета. Все свелось к тому, что двое немолодых искалеченных людей, находясь в разных концах города, то и дело посылали друг другу гонцов с посланиями, дабы выработать некое соглашение, и вели себя при этом крайне осторожно и предусмотрительно. Впрочем, в Доме Совета продолжались яростные дискуссии. А на рыночных площадях только и говорили что о новом положении Ансула, и люди, как всегда, спорили и жаловались на жизнь.