Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Инциденты все же продолжались. 17 октября американский эсминец «Керни», атаковавший германскую подводную лодку, был торпедирован. Погибло 11 моряков. 31 октября потоплен эсминец «Рубен Джеймс», с ним пошли ко дну 115 человек экипажа из 145 человек. «На Америку напали, – внушительно сказал президент 27 октября, в День флота. – Мы хотели избежать стрельбы, но она началась. И история зафиксировала, кто первым выстрелил». Крепко отчитав нацистов за их захватнические планы в Западном полушарии, Рузвельт сообщил: «Наши торговые суда должны быть вооружены, чтобы защищаться против гремучих змей в Атлантике. Они должны иметь право доставлять американские товары в порты наших друзей. Наш флот должен защищать наши торговые суда».

Тем, кто считал, что США следует остаться в стороне от войны между Германией и СССР, Рузвельт напомнил: «Позавчера один сенатор попросил государственного секретаря США обосновать, почему мы должны оказывать помощь России. Ему ответили: «Это зависит от того, насколько данный человек желает остановить и обратить вспять поход Гитлера к мировому господству. Если он хочет сокрушить Гитлера, ему безразлично, кто помогает ему в этом».

Речи Рузвельта, действия американского флота, вне всяких сомнений, говорили о том, что между США и Германией идет необъявленная война. 3 ноября на пресс-конференции Рузвельта спросили: «Многие люди, которые думают о военных вопросах, как и вы, считают, что продолжать поддерживать дипломатические отношения с Германией бесчестно. Что вы скажете?» Рузвельт ответил: «Нет… Мы не хотим объявленной войны с Германией, потому что каждый наш шаг – оборона, самооборона. Разрыв дипломатических отношений не принесет никакой пользы. Я искренне считаю, что в этом нет ничего хорошего. Будет значительно полезнее сохранять их в нынешнем состоянии»65.

14 ноября 50 голосами против 37 в сенате и 212 голосами против 194 в палате представителей закон о «нейтралитете» по настоянию Рузвельта был изменен. Вооруженные американские торговые суда могли отныне плавать в зонах военных действий. Риск вовлечения в войну с Германией оставался незначительным – гитлеровские армии глубоко увязли в войне с Советским Союзом. Берлин ограничивался бранью.

XIV

Единственным фронтом активной борьбы против держав «оси» осенью 1941 года был советско-германский. Здесь перемалывались силы гитлеровской Германии. В Вашингтоне не раз заверяли, что окажут помощь, однако не торопились с ней. Стимсон очень откровенно объяснил 29 июля 1941 г. советскому послу: «Мы должны знать точно и видеть собственными глазами, как используется наше вооружение. Вы же нам завязываете глаза: наш военный атташе не допущен на театр военных действий – это беспрецедентно в военной истории.

Пока вы не снимете повязки с моих глаз и не позволите нам посмотреть события на месте американскими глазами, колеблюсь принять решение по некоторым частям находящейся у меня на рассмотрении советской заявки».

Стимсон пустился в воспоминания о том, как «прекрасно была принята американская военная миссия» – при Временном правительстве в 1917 году. Посол «на эту тираду Стимсона, высокомерную, враждебную по существу», ответил должным образом. Словесные препирательства, однако, мало помогали делу. Только когда в Вашингтоне убедились, что все сроки сокрушения СССР Германией прошли, а Красная Армия продолжала мужественную борьбу, дело материальной помощи советскому народу было наконец поставлено на практическую почву.

В конце сентября 1941 года в Москве состоялась тройственная конференция, определившая размеры взаимных поставок. Советский Союз расплачивался наличными за то небольшое количество военных материалов, которое поступало из Соединенных Штатов.

Рузвельт никак не мог отойти от формулы, согласованной летом. Тогда на заседании кабинета, записывал в дневнике Икес, «зашел разговор о золотых запасах, которые могут иметь русские. Мы, по-видимому, стремимся к тому, чтобы они передали нам все свое золото в погашение за поставки товаров, пока оно не будет исчерпано. С этого момента мы применим к России закон о ленд-лизе»66. Проводить бесконечно эту политику было опасно с точки зрения тех же американских интересов. Английский представитель на конференции в Москве Бивербрук предупреждал Гопкинса: «Если мы не поможем русским сейчас, они могут потерпеть поражение. Тогда Гитлер, освобожденный наконец от беспокойства относительно Востока, сосредоточит против нас все силы на Западе».

На повестку дня вставало распространение ленд-лиза на Советский Союз. В октябре поднялась шумиха вокруг этого вопроса в палате представителей. Очередная поправка к закону о ленд-лизе, запрещавшая предоставлять его Советскому Союзу, не прошла, ее отвергли 162 голосами против 21. Голосовавшие против были похвально откровенными. Конгрессмен Спенс: «Куда лучше пустить воевать американские доллары, чем американскую молодежь». Конгрессмен Госсет: «Разве не лучше дать денег России, чем отдавать кровь Гитлеру?»

7 ноября Рузвельт объявил: «Сегодня я выяснил, что оборона Советского Союза важна для обороны Соединенных Штатов». Шел 140-й день Великой Отечественной войны. До конца года Соединенные Штаты поддержали вооруженную борьбу советского народа поставками по ленд-лизу на сумму 545 тыс. долл. СССР в 1941 году получил ОД процента всех поставок по ленд-лизу. Кроме того, с июня 1941 года Соединенные Штаты продали СССР товаров на 41 млн. долл.

Президент вынашивал обширные планы помощи СССР. К величайшему изумлению своих советников, в конце 1941 года он огласил план: скупить всю шерсть в нейтральных странах. «Он мыслил так: а) возможно, русские все же удержат немцев; Ь) если так, неизбежна зимняя кампания; с) зима всегда тяжела для армии, вторгшейся в Россию; d) немцам потребуется много шерсти для зимней формы одежды; е) не дать им возможности получить ее»67. Ничего не известно о реализации хитроумно-великодушного плана.

XV

Военные заботы поглощали все больше и больше времени, а то немногое, что оставалось на личную жизнь, у ФДР заметно обесценилось. В конце июня после вечеринки, устроенной Рузвельтом для штата Белого дома, Мисси Лихэнд упала в обморок. Инсульт в 41 год! Левая половина тела парализована, язык не повиновался. Мисси с трудом произносила несколько односложных слов. Недуг приковал ее к постели.

Рузвельт, веривший в целебные свойства Уорм-Спрингса, поторопился отправить ее туда. Единственный результат – неудачная попытка к самоубийству Мисси. Президент вернул ее в Белый дом, где она заняла свое прежнее помещение на третьем этаже. К Мисси прикомандировали трех медсестер. Каждый вечер президент, собравшись с духом, вкатывался в кресле в комнату Мисси с широчайшей улыбкой. Инвалид пытался приободрить инвалида, произнося длинный монолог о текущих делах. Единственная реакция – пристальный взгляд страдающих глаз. «Ну, до завтра!» – самым бодрым тоном восклицал Рузвельт, когда запас новостей иссякал.

Мисси неадекватно воспринимала происходившее. С трудом она начала писать письма, в которых фигурировал некто, любивший ее, фантазия о жизни, которую она не могла вести. Пришлось отправить Мисси к родным в Нью-Йорк. Оттуда Рузвельту приходили письма от Мисси, малопонятные, но преданные. Ее лечили. Рузвельт знал, чего это стоит, и изменил свое завещание: по его смерти Элеонора унаследует половину состояния ФДР, другая половина – на лечение Мисси.

После смерти матери Рузвельта Элеонора попыталась было изменить обстановку в Гайд-парке, сделав ее уютной на свой вкус. Он запретил, пусть дом будет музеем. Элеонора не без вызова жила в Гайд-парке в маленьком коттедже. В Белом доме помощники президента избегали обедов с ним, когда за столом вместо скупой на слова и мягкой Мисси говорила Элеонора. Она не была наделена большим чувством юмора и долбила об обнаруженных несправедливостях с большой серьезностью и очень многословно. Даже дочь Анна как-то заметила: «Мама, ты что, не видишь, что портишь папе аппетит». ФДР нашел выход – на третьем этаже Белого дома ему устроили персональную кухню, откуда и подавали еду. Тем самым он избегал кулинарных шедевров несравненной Несбитт, а она была в фаворе у Элеоноры. После этой реформы президент без труда зазывал к своему столу собеседников.

И личная жизнь не терпит пустоты. Заметно участились встречи Рузвельта с Люси Рутерферд. Компетентный исследователь жизни ФДР рассуждал в 70-х годах: «Секретность этих встреч, обусловленная супругой и войной, родила домыслы, великое любопытство. Для Анны большинство посещений Люси не было секретом. Теперь, спустя много лет, она говорит о них с готовностью, заинтересованностью дочери, выросшей в атмосфере истории, с уважением к истине и истории, с осознанием, что несколько искаженная правда нанесла бы ущерб ее отцу. Она знала, тогда, вероятно, только она одна, что жизнеспособность отца угасала, он был одинок и в последние дни жизни возвращался к милым друзьям и дорогим воспоминаниям».