История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657 - Сергей Соловьев

Видим и преследование чародейства со стороны правительства: в Тобольске обыскали какого-то протопопа и нашли у него в коробье траву багрову, да три корня, да комок перхчеват бел; воевода тотчас дал знать об этом царю, и протопоп вместе с коробьею был отослан в Москву. У церковного дьячка Григорьева обыскали какие-то гадальные тетради, называемые рафли , тетради, по указу патриарха, сожгли, а дьячка сковали и сослали в монастырь на черную работу. В 1632 году царь писал псковским воеводам: «Писали к нам из Вязьмы воеводы наши: посылали они за рубеж для вестей лазутчиков, и те лазутчики, пришед из-за рубежа, сказывали им, что в литовских городах баба-ведунья наговаривает на хмель, который из Литвы возят в наши города, чтоб этим хмелем на людей навести моровое поветрие». Вследствие этого запрещено было, под опасением смертной казни, покупать хмель в Литве. В июне 1635 года приехал в Москву силистрийский митрополит Иоаким с просьбою о милостыне и говорил, что был он в Царе-граде, и патриарх Кирилл приказывал ему известить государю и его ближним людям тайно, чтоб государь велел свое здоровье остерегать от грамот турского царя и от подарков его: не было бы какого насылочного дурна от турского султана в грамотах и подарках, потому что на государя султан имеет досаду за мир с польским королем.

Средством против преступлений считали усиление наказания, усиление преступлений считали следствием уменьшения строгости наказаний. В прежние времена фальшивым монетчикам заливали горло воровскими их деньгами; царь Михаил переменил было эту казнь на торговую, «чая того, говорит указ, что они от такого воровства уймутся от наказания, без смертной казни: но те воры нашей государской милости к себе не узнали, таких воров теперь умножилось, и от их многого воровства, по поклепным воровским оговорам, многие простые невинные люди пострадали». Вследствие этого возобновлена была казнь заливания горла. Гнездо фальшивых монетчиков открыто было в 1634 году за шведским рубежом в Корельской земле; занимались этим делом здесь русские перебежчики. Мы видели, что царь Михаил в грамоте своей к новгородцам объявлял всепрощение; ясно видно, что новое правительство поступило точно так же в Москве и во всех других областях; но само предавая забвению политические преступления, совершенные в страшную эпоху смут, правительство потребовало и от частных людей, чтоб они прекратили всякие иски относительно вреда, претерпенного ими в Смутное время; в 1622 году великие государи указали: в поклажах, боях, грабежах, что делалось до разоренья и в разоренье, по кабалам в долгах, которые кабалы не подписаны больше пятнадцати лет и челобитья по ним не бывало, суда не давать. Для прекращения сутяжничества и волокиты в 1635 году велено было бирючам прокликать повсюду, чтоб никто взаймы денег, хлеба, под заклад платья, лошадей и всякой рухляди и никакой ссуды без кабал и без памятей никому не давал и не ссужался. В 1617 году царь подтвердил постановление Грозного — не мириться с разбойниками: «Которые истцы с разбойниками или с приводными людьми с поличным, в разбойных делах, не дожидаясь указа, станут мириться и мировые челобитные в приказ приносить, то этот их мир не в мир ставить и разбойников наказывать по государеву указу, кто чего доведется; а с истцов за то пеню брать, смотря по делу: не мирись с разбойниками». Но относительно убийства в ссоре по-прежнему, как и во времена Русской Правды, мировые допускались; в 1640 году черный поп Никандр помирился с крестьянами Белозерской Тунбажской волости, убившими сына его, священника Луку: «После обедни у Николы Чудотворца учинился спор у вдового попа, сына моего Луки, с троими крестьянами Тунбажской волости, и один из них, Омрос Семенов, сына моего зарезал до смерти; я было, старец Никандр, пришел на разнимку, но тот Омрос Семенов и меня ножом же резал. Я его, Омроса, с товарищами во всем простил, и вперед мне на них не искать, в головных деньгах и похоронных на них государю не бить челом, кроме государевых пенных, а пени что государь укажет, в том его царская воля, а я, старец Никандр, и с своими детьми то все дело отдали богу судить, в чем я с своими детьми и мировую запись дали Омросу с товарищами». В 1636 году в Сольвычегодске была любопытная мировая: посадские люди и волостные крестьяне, выведенные из терпения насильствами воеводы Головачева, написали одиначную запись, чтоб друг друга не выдавать, пошли всем миром к воеводе и разграбили его, говоря: «Которые-де мы деньги давали, те и взяли»; они хотели было убить Головачева, но приехали на воеводский двор Андрей и Петр Строгановы и помирили Головачева с мирскими людьми: написана была мировая, и мирские люди взяли у воеводы за миром триста рублей. Закрепление крестьян необходимо вызывало определение, как поступать в случае убийства крестьянина, которое теперь прямо причиняло ущерб землевладельцу. В 1625 году князь Дмитрий Михайлович Пожарский докладывал боярам, и бояре приговорили: убьет боярский человек боярского человека и с пытки станет говорить, что убил в драке, неумышленно или пьяным делом, то убийцу, высекши кнутом, выдать тому боярину, у кого убил человека, с женою и детьми в холопи, а жены и детей убитого у его боярина не отнимать; если сын боярский, или его сын, или племянник, или прикащик боярский, дворянский, или приказных людей, или сына боярского прикащик убьет крестьянина и с пытки скажет, что убил неумышленно, то из его поместья взять лучшего крестьянина с женою и детьми неотделенными и со всем именьем и отдать в крестьяне тому помещику, у кого крестьянина убили, жену и детей убитого крестьянина у помещика не отнимать, а убийц метать в тюрьму до государева указа. Убьет крестьянин крестьянина до смерти и скажет, что неумышленно, то убийцу, высекши кнутом, выдать с женою и детьми помещику убитого.

Подтверждено было и прежнее уложенье, ограничивавшее страшную свободу языка; подтверждение это показывает, что прежнее уложение не исполнялось: писал с Костромы воевода, что сидит в Костроме в тюрьме разбойник Васька Щербак шестой год; и тот старый тюремный сиделец говорил на людей вновь язычную молку, а в первых годах, как он пойман, с первых пыток на тех людей не говорил; и те люди, на которых язык говорил, били челом государю, что язык этот многих людей клеплет, и к ним присылал, чтоб они ему дали на хлеб денег, а если не дадут, то он на них язычную молку выговорит; воевода расспрашивал его и пытал, и язык признался, что этих людей он поклепал напрасно, иных по недружбе, а других за то, что не дали денег. Государь указал: не верить язычным молкам, если тюремные сидельцы, спустя долгое время, станут оговаривать кого-нибудь, на кого прежде ничего не говорили. В 1637 году приказано было, чтоб воеводы по городам не сажали в одну тюрьму с уголовными преступниками людей, судящихся по гражданским искам, потому что «от того татям и разбойникам и оговорным людям чинится теснота и голод, и от тесноты и от духу помирают»; людей, судящихся по гражданским искам, велено держать за приставами. В том же году запрещено казнить смертью беременных женщин, потому что «рожденное от преступницы не виновато»; а казнить, когда после рождения минет шесть недель. Смутное время имело то гибельное следствие, что приучило русских людей к обманам, подстановкам самозванцев, заставило их во всем сомневаться, во всем видеть обман и подстановку. Указывали русскому человеку: вот царевич! А уже у него готово было возражение: «Да настоящий ли это царевич?» Разумеется, не нужно было обращать внимание на такие сомнения, которые должны были пройти вместе с изглажением из памяти печальных явлений Смутного времени. Но до такого взгляда возвыситься не умели, и русский человек дорого должен был платиться за привычку сомневаться. Тем с большим уважением должен вспомнить историк о лице, которое поднялось выше современников в этом случае. Буйный монах Хутынского монастыря, Тимофей Брюханов, подал донос на архимандрита своего Феодорита в непригожих речах , митрополит Аффоний хотел затушить вздорное дело, но не успел; Феодорита и некоторых других взяли к допросу, пытали накрепко и огнем жгли, не допытались и не дожглись ни до чего, и несмотря на то, митрополиту торжественно в Софийском соборе при всем народе сделан был строгий выговор за неисполнение святительской обязанности.

Относительно мер общественной безопасности сделаны были следующие распоряжения: в 1622 году черных сотен сотские и черных слобод старосты подали челобитную: с 1613 по 1622 год было с нас на земском дворе тридцать человек ярыжных, да три лошади; а в нынешнем 1622 году взяли с нас к тридцати человекам в прибавку сорок пять человек ярыжных; даем мы этим ярыжным, да на три лошади в месяц по 60 рублей денег; но кроме этих денег с нас же берут на земский двор, для всякой пожарной рухляди, паруса, крюки, трубы медные, топоры, заступы, кирки, пешни, бочки и ведра. Кроме того, теперь правят с нас еще пятнадцать человек ярыжных и три лошади, да со всякого человека по трубе медной: и нам стало не в силу, взять труб негде, купить нечем, людишки все бедные, молодшие, и от такого тягла бредут розно. Государи указали: с черных сотен, и с гостиной и суконной сотни быть сотне ярыжных, но лишних лошадей брать необходимо для пожаров, зимою велеть быть по четыре лошади, а труб больше прежнего не наметывать, дать им для пожарного времени по сотням тридцать труб держать на земском дворе, и приказать по сотням накрепко: где случится пожар, и у них бы с трубами были люди готовы тотчас, и людям велеть смотреть для того, если уже взяли это на себя, то на пожары ходить не ленились бы. Но сотни ярыжных оказалось недостаточно: в 1629 году прибавлено было еще 100 человек, деньги велено давать им из государевой казны, из большого приходу; велено устроить 50 парусов, по пяти сажен и по четыре, на щиты взять 100 лубов и сделать с рукоятьми; устроить телеги и бочки из государевой казны — 20 телег и 20 бочек, извощиков росписать по 20 человек в ночь, а днем съезжать им для извозу; если же и днем случится пожар, то быть им на земском дворе по 20 человек; в Белом каменном городе и за городом, по большим улицам, сделать большие колодези с десяти дворов по одному, для пожарного времени. Пожары по-прежнему были страшные: в 1626 году загорелось в Китае-городе на Варварском крестце, начали гореть ряды, Покровский собор, перекинуло в Кремль, загорелись церкви в монастырях Чудове и Вознесенском, двор государев и патриарший, в приказах всякие дела погорели, так что государь послал писцов во всю землю; в 1629 году загорелось в Чертолье и выгорело по Тверскую улицу и за Белым городом погорели слободы; а потом загорелось на Неглинной, на Покровке и в других местах. После этого пожара черные сотни били челом: «Ставят у нас в сотнях и слободах выходцев панов, немцев и всяких иноземцев, и русских людей, сибирских и донских и Круговой станицы козаков, дворян и детей боярских, которые приезжают из городов с государевыми делами и отписками, и городовых писцов; а в нынешнем году погорели Дмитровская, Новгородская, Ржевская, Ростовская, Устюжская и Чертольская сотни, и погорелые люди разведены по нас же стоят, и из Белого города всяких чинов торговые люди у нас же поставлены; и нам от этих стояльцев теснота великая». Государь пожаловал, велел погорелых людей ставить также по дворцовым слободам. В 1633 и 1634 годах опять сильные пожары, вследствие которых черные сотни опять били челом: «Погорелые сотни дворы свои с тяглыми местами закладывают дворянам и всяким людям мимо черных тяглых людей, в больших закладах; на сотских старост и сотенных людей по этим закладным бьют челом, чтоб дворы и дворовые места выкупать сотнями, но им по таким большим закладам выкупать нельзя; и на этих дворах живут и на дворовых местах строятся всяких чинов люди, а тягла не тянут; те же люди, которые закладывают, из сотен и из слобод, из тягла бредут розно, отчего черные сотни и слободы пустеют, и вперед государева тягла и податей взять будет не с кого». Государь указал: кликать биричю по улицам и переулкам, чтоб в черных сотнях и слободах дворяне, дети боярские и всяких чинов люди у посадских людей дворов и дворовых мест не покупали и в заклад не брали.