Три последних самодержца - Александра Богданович

Павлов привез известие, что якобы Мирский смекнул теперь, что так вести Россию, как он ее повел, нельзя, что чувствует, что с делом не справится; просил царя его уволить и своим заместителем назвал Витте. Эта комбинация о Витте давно уже зрела, и поэтому-то Кутлер и был назначен товарищем, чтобы подготовить почву для Витте. В это время у нас были Штюрмер, Арсеньев и Грингмут, и все они в один голос воскликнули: «Не дай бог Витте!»

17 ноября.

Был Кладо, который в эту минуту герой дня — едет в Париж на Гулльскую конференцию. Его мнение, что Балтийская эскадра должна дойти в Тихий океан, но ее надо подкреплять для этого отсюда, что дойдет она не раньше марта месяца — три месяца плавания и два стоянок. Говорил он, что вел. кн. Алексей Александрович и Авелан враждебно к нему относятся, гонят его из Морского министерства, что от них вряд ли эскадра получит подкрепления, что к этому вопросу халатно относятся в Морском министерстве.

18 ноября.

Сегодня Е. В. был у Мирского. Мирский возмущенно говорил о Штюрмере, о котором он слышать не может; подобных Штюрмеру он назвал «говняками». Когда Е. В. назвал членов земского съезда революционерами, Мирский сказал, что они не революционеры, а порядочные люди, а что Штюрмер и К° — революционеры. Мирский согласился с Е. В., что время выбрано неудачно, что после войны, пожалуй, можно бы про все это говорить, но не теперь. Мирский согласился на предложение Е. В. ехать на юг, где в Николаеве и Севастополе продолжаются беспорядки и принимают очень острый характер. В беспорядки там втянуты и матросы. Рабочий Пруссаков говорил сегодня, что масса ужасных прокламаций разбросана сегодня ночью, в которых говорится про конституцию, «Долой самодержавие!» и проч.

19 ноября.

По следующему рапорту Чухнина от 10 ноября видно, что дело плохо в Севастополе.

«В конце ноября в Севастополь прибудет более 6 тыс. человек нижних чинов запаса армии и будут размещены в обывательских квартирах. Принимая во внимание, что запасные эти из южных губерний, где политическая пропаганда широко распространена и где есть много лиц, зараженных ею, а также и то обстоятельство, что г. Севастополь сам по себе есть очаг политической пропаганды, считаю долгом доложить вашему превосходительству об этом и просить, в особенности ввиду беспорядков, бывших 3 ноября, ходатайствовать, чтобы запасные не были размещены в обывательских квартирах г. Севастополя, а для них был бы выбран другой какой-нибудь город, так как с прибытием их можно ожидать повторения беспорядков.

Я убежден, что противоправительственная пропаганда очень хорошо организована и распространена. Беспорядки в других местностях не могут отразиться так вредно, как в крепости, в которой, кроме того, собрана такая масса морских команд, малодисциплинированных в основе своих понятий о государстве и необходимости подчиниться властям. Имею веские основания к этому. Полагаю даже, что я стал своею волей поперек всей подпольной деятельности тайной организации и что против меня могут быть ею приняты меры для устранения с их намеченного пути. Полагаю, что не следует закрывать глаза и считать все благополучным. Боюсь, что сама мысль о размещении такого количества запасных именно в Севастополе — несчастна, ежели только не умышленна.»

После 3 ноября, чуть ли не 10-го или 12-го, снова в Севастополе начались беспорядки.

Радциг говорил сегодня, что всюду слышит (только не во дворце — там не говорят), что Мирский — поляк, работает в пользу поляков и жидам очень покровительствует. Сказал он также, что царь жалеет Плеве, что после назначения Мирского Муравьев дважды просил отставку, что во второй раз эти слова царя рассердили; когда Муравьев вышел, он вошел в другую комнату, в которой находился Радциг, и громко сказал: «Пускай уходит Муравьев, я его не пожалею, я не люблю, когда так дурно говорят о мертвом, особенно о человеке, труд которого я очень ценил».

Было говорено это про Плеве, которого Муравьев смешал с грязью царю и предлагал новое переустройство Министерства внутренних дел, с отделением из него части в Министерство юстиции. Это предложение Муравьева царь не одобрил, а когда Радциг ему сказал, что если Муравьев не хочет оставаться, то увольте его, царь сказал:

«Пусть сам уйдет». Радциг сказал, что ни о какой конституции царь не думает, а все упорно говорят, что якобы это мысль царя — дать конституцию.

20 ноября.

Читала второй секретный рапорт Чухнина в Главный морской штаб от 14 ноября. Он рисует очень мрачную картину — в нем говорится о революционной пропаганде среди матросов. Чухнин требует энергичных мер, что надо объявить Севастополь в положении усиленной охраны, говорит, что судебные следователи и суды относятся к этой пропаганде безучастно, что найдено было сто прокламаций у одного матроса, его суд не обвинил, так как не было доказано, что он их распространял. Тоже мера, которую предлагает Чухнин, — нижних чинов, заподозренных в политической пропаганде, переводить на всегда плавающие суда без повышения. По этому рапорту не видать, как распорядилось Морское министерство, есть только пометка — про все это сообщить министру внутренних дел, которая сделана по приказанию генерал-адмирала вел. кн. Алексея Александровича.

Говорила сегодня Павлова, что Жданов, ректор университета, уходит, так как студенты ежедневно все более и более бушуют. Принц А. П. Ольденбургский, узнав, что у профессора Набокова собирался в квартире земский съезд, уволил Набокова от профессорства в правоведении.

22 ноября.

Вчера сказанное Толем, что Мирский уходит, сегодня подтверждено сперва Грингмутом, а потом Штюрмером, который сказал, что сегодня представляется царю кн. Васильчиков, и его называют заместителем Мирского. А может быть, будет назначен Муравьев, протеже вел. кн. Сергея Александровича, который в эту минуту в Петербурге, а завтра уезжает в Москву. Понятно только одно, что новый министр должен будет прибрать все в руки, что выпустил из рук Мирский. Штюрмер прямо называет Мирского изменником, двуличным человеком, Грингмут же этого не говорит. При этом говорится, что Мирский оттого не может остаться, что должен подписать циркуляр губернаторам, чтобы они оповестили предводителей, чтобы на земских собраниях говорили только о насущных нуждах, а не касались политических вопросов, а подписать Мирскому подобный циркуляр не под силу, это будет в разрыв с его теперешней политикой. Этим объясняют, что Мирский уходит.

23 ноября.