Страшный суд - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Позволю» себе лишь одно. Выскажу простую мысль. Сегодня, когда мы, по утверждению господ-демократов, покончили с тоталитаризмом, необходимо перестать навешивать на оппонентов оскорбительные ярлыки. Интеллигенция, в конце концов, должна быть интеллигентной. И, тем более, творческая. Наше дело — не искать ведьм (даже там, где они есть), а работать — писать хорошие книги, публиковать их… Чем, к слову, под руководством писателя Станислава Гагарина я и занимаюсь. Так это или не так — судить нашим читателям. Звоните нам по телефону в Москве (593-05-36), и вам подробно разъяснят: какие книги, в том числе и подписные серии, можно приобрести, заказать по почте в нашем издательстве.
Или пишите: Московская область, Одинцово-10, а/я 31.
Дмитрий Королев, заместитель главного редактора, член Союза журналистов».Иосиф Виссарионович закончил читать, рассмеялся, протянул листок Гитлеру и сказал:
— Посмотри, Адольф, какого пропагандиста завел наш друг Гагарин… Этот Королев и в ответной оплеухе Кучкиной ухитрился прорекламировать родную фирму. Молодец! Если не скурвится, понимаешь, далеко преуспеет, парнишка.
— Надеюсь, — просто сказал Одинокий Моряк. — Но у этой истории есть продолжение… С Алтая пришло письмо от читателя Коклягина. Вот что он пишет.
«Здравствуйте, товарищ Станислав Семенович Гагарин!
Благодарю от всей души за посылку ваших книг с вашими автографами.
Прочитать еще не успел, только что получил, бегло просмотрел и спешу стать подписчиком ваших изданий: «Русские приключения» и «Русский сыщик».
Отправляю на ваш адрес почтовый перевод… Желаю вам всего хорошего. Ваш требовательный, но диаметрально противоположного мнения с Ольгой Сучкиной, поэта и драматурга, политического обозревателя газеты «Комсомольская правда», друг-читатель, один из миллионов русских, презирающий ельциноидных сучкорубов.
Октябрь 1993 г.
Г. Коклягин г. Барнаул»— Так-таки и назвал критикессу Сучкиной? — спросил, давясь смехом, Иосиф Виссарионович и передал письмо барнаульца Коклягина солидарно улыбающемуся фюреру.
— Так и назвал, — подтвердил Станислав Гагарин.
— Обязательно опубликуйте это письмо в романе, — посоветовал Адольф Гитлер, возвращая листок. — Полностью и напечатайте. Глас, дескать, народа… Опять же плюрализм.
— Сомнения имею, — пожал плечами Папа Стив. — А вдруг Кучкина обидится на читателя, который назвал ее Сучкиной… И чего доброго в суд подаст. А на хрена козе, то есть, Станиславу Гагарину, этот баян?
— Если Кучкина рискнет, понимаешь, подать в суд, — проговорил, вытирая выступившие от смеха слезы, Иосиф Виссарионович, — то вы в собственных объяснениях так и утверждайте: описался мой читатель, граждане судьи, описался!
От редакции
Это были последние строки романа «Страшный Суд», написанные Станиславом Гагариным 22 ноября 1993 года.
В этот день он успел создать кульминационную картину современного Апокалипсиса, невиданного испытания для Земли. Ему оставалось дойти, прожить, пережить девять эпизодов последней главы романа «Гитлер в нашем доме». И вместе с Зодчими Мира спасти человечество…
Но смерть прервала бег писательского пера, остановила биение его сердца…
Выстраданная писателем трилогия «Вожди, пророки и Станислав Гагарин» вместила все мыслимые и немыслимые испытания, выпавшие на долю Станислава Гагарина — человека, художественные искания Станислава Гагарина — писателя, надежды и чаяния Станислава Гагарина — гражданина и патриота.
С этим романом он связывал очень многое. Трилогия должна была стать поворотным пунктом в его жизни. И Станислав Гагарин торопился выплеснуть на бумагу бушевавшие внутри его бури, ужасаясь порой собственным даром предвиденья.
Несмотря на весь трагизм описываемых событий, Станислав Гагарин думал закончить роман спасением той части Земли, что служит Добру.
Но уже никто не ответит нам, почему 19 мая 1993 года у него рождается замысел завершить роман фразой о галактической Вере и Стасе Гагарине-двойнике, нашедших друг друга:
«Проводив их глазами… я облегченно вздохнул и подумал, что вовсе не без смысла… прожил на Земле русский сочинитель Станислав Гагарин.
Напишите эти слова на его могиле, потомки…»
КАЛЕЙДОСКОП ВСЕЛЕНСКОЙ БОЙНИ,
или
Как я работал над последней книгой трилогии «Вожди, пророки и Станислав Гагарин»
I. ЛИХА БЕДА НАЧАЛО
Традиционное послесловие к роману «Гитлер в нашем доме» изладить я задумал давно, когда еще заканчивал «Вечного Жида» — второй роман трилогии.
Но идея зримо оформилась — а это у меня всегда связано с появлением в сознании заголовка — после воскресного обеда 4 апреля 1993 года, когда после обычного в такие дни сна принимал душ.
Едва облачившись в халат, я сел к письменному столу и принялся набрасывать эти строки.
Именно сегодняшний день буду считать началом работы над новым сочинением, хотя первая глава его написана еще тринадцатого сентября 1992 года, я решил написать роман о Гитлере, вдруг сообразив, что без такого сочинения образ товарища Сталина будет неполон.
Эту главу я отложил в сторону, стараясь не увлечься новым сюжетом и текстом и не расплескать в себе жидовский настрой — в те дни хотя и не полным ходом, но шла работа над «Агасфером».
Работу над ним я завершил шесть дней тому назад, и вот уже прикидываю, каким будет мой «Гитлер».
Где-то я уже записывал, не помню, как Дима Королев, подарив мне книгу о Чингиз-хане, высек у меня искру, и я решил вызвать из прошлого великих завоевателей, а спустя несколько дней во время прогулки на Власихе нашел и тему последнего романа: Гражданская война в России.
Работа над архитрудным сочинением, более трудной у меня не было задачи, еще впереди, но мне хотелось, чтоб читатель узнал, как осмысленно я её начинал и серьезно к ней готовился.
Сегодня до обеда я просматривал книгу швейцарского эллиниста Андре Боннара «Греческая цивилизация», с интересом читал те места, в которых ученый говорит об Александре Македонском — одном из будущих героев моего романа, и понял, что следует записывать те книги, периодические издания, которые использую в работе над романом «Гитлер в нашем доме».
В списке этом не будет ни нумерации, ни алфавитного порядка. Помещать использованные материалы я стану в порядке их изучения, хронологическом, то бишь… Газеты, которые я читаю постоянно сейчас, в смысле выписываю — «Советская Россия», «Юридическая газета», «Книжное обозрение», недавно купил на власихинской почте два номера «Modus vivendi international», странная газета на русском языке, по содержанию вроде бы патриотическая, а так хрен его знает — никаких выходных данных вообще…
Со второго полугодия собираюсь выписать «Правду».
Итак, «Греческая цивилизация» Андре Боннара возглавляет список. Вторым идет мой роман «Вторжение», с которого, собственно, и началась трилогия.
Прежде никогда не читал своих книг, после того как они выходили из печати. Роман «Вторжение» — первое сочинение, которое потянуло меня прочитать, и не скрою, хотя кому-то может показаться нескромным, читаю сейчас собственную придумку с огромным удовольствием.
Но продолжим список. Ильф и Петров. Одноэтажная Америка.
А. X. Горфункель. Томмазо Кампанелла. 1969 и «Вопросы литературы», 1992, выпуск 1. «Тоталитаризм и культура».
Сборник «Осмысление духовной целостности». Издание Уральского университета, 1992.
Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. 1991 год.
А. С. Пушкин. Звезда пленительного счастья. Стихотворения. Поэма-роман в стихах. 1990.
Словарь латинских крылатых слов. 1986.
Англо-русский словарь. 1974.
А. С. Васильев. История религий Востока. 1988.
История Древнего Мира. Упадок древних обществ. 1989.
Первый том избранных фантастических сочинений Василия Головачёва. 1992. В последнее время Вася лихо издается…
Сборник «В ночь на 14 нисана. Иисус Христос. Иуда Искариот. Понтий Пилат». Издание Ассоциации уральских писателей. 1991.
Ф. X. Кессиди. Сократ. 1988.
М. Б. Пиотровский. Коранические сказания. 1991.
Журнал «Октябрь» № 3, 1991.
Поль Сезанн. Переписка. Воспоминания современников. 1972.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. Том XX. 1897.
Кстати, о птичках… Сим словарем, а у меня его все восемьдесят с лишним томов, пользуюсь постоянно.
Еще «Оккультная мессия и его рейх» В. Пруссакова. 1992.
«Немецкая идеология» Маркса и Энгельса. 1988.
Вот те книги, которые у меня лежали на письменном столе на тот момент, когда я начинал вести эти записи.