Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
409. А. Н. МАСЛОВУ (БЕЖЕЦКОМУ) 7 апреля 1888 г. Москва. 7 апреля. Добрейший Алексей Николаевич! Пока я еще не уехал, отвечаю на Ваше письмо. Да, я деликатный человек, т. е. очень часто не решаюсь говорить и писать правду, но, уверяю Вас, я не скрыл ничего из разговора с Гольцевым. В "Русской м(ысли)" в cамом деле рады будут Вашему сотрудничеству. Нет причин, почему бы им не радоваться.
{02237}
Письма от Гольцева Вы не получите. Почему? Если хотите, то я не скрою от Вас: все эти Гольцевы хорошие, добрые люди, но крайне нелюбезные. Невоспитаны ли они, или недогадливы, или же грошовый успех запорошил им глаза - чёрт их знает, но только письма от них не ждите. Не ждите от них ни участия, ни простого внимания... Только одно они, пожалуй, охотно дали бы Вам и всем россиянам - это конституцию, всё же, что ниже этого, они считают несоответствующим своему высокому призванию. Просить же их о письме к Вам я не был уполномочен; если бы я предложил написать Вам это письмо, то предложение они приняли бы за просьбу и стали бы ломаться. Ну их к лешему! Не скрою от Вас, что как к людям я к ним равнодушен, даже, пожалуй, еще симпатизирую, так как они всплошную неудачники, несчастные и немало страдали в своей жизни... Но как редакторов и литераторов я едва выношу их. Я ни разу еще не печатался у них и не испытал на себе их унылой цензуры, но чувствует мое сердце, что они что-то губят, душат, что они по уши залезли в свою и чужую ложь. Мне сдается, что эти литературные таксы (мне кажется, что таксы, длиннотелые, коротконогие, с острыми мордами, представляют собой помесь дворняжек с крокодилами; московские редакторы - это помесь чиновников-профессоров с бездарными литераторами) - итак, мне сдается, что эти таксы, вдохновленные своим успехом и лакейскими похвалами своих блюдолизов, создадут около себя целую школу или орден, который сумеет извратить до неузнаваемости те литературные вкусы и взгляды, которыми издревле, как калачами, славилась Москва. Прочтите Вы Мачтета, питомца этой школы, пользующегося теперь в Москве громадным успехом, прочтите фельетоны "Русских ведомостей", и Вы оцените мое беспокойство. Меня давно уже зовут в "Русскую м(ысль)", но я пойду туда только в случае крайней нужды. Не могу!!! Весьма возможно, что я ошибаюсь, а потому не примите это письмо за совет не работать в "Р(усской) м(ысли)", хотя, признаюсь, мне приятнее было бы видеть Вас в любом петерб(ургском) журнале, чем в "Р(усской) м(ысли)".
{02238}
У Вас в кармане только три рубля, а у меня целых триста! Это всё, что уцелело у меня после "Степи" и "Сумерек". Но так как эти деньги спрятаны сестрой для переездки на дачу, то я теперь сижу на бобах и питаюсь одной только славой. Что касается Вашего страха перед сюжетами, то излечить его трудно. Принимайте Kalium bromatum. Я тоже не доверяю своим сюжетам. Мне почему-то кажется, что для того, чтобы верить в свои сюжеты и мысли, нужно быть немцем или, как Баранцевич, быть женатым и иметь 6 человек детей. Я советовал Вам писать комедию и еще раз советую. Она вреда Вам не принесет, а доход даст. Мой "Иванов", можете себе представить, даже в Ставрополе шел. Что же касается исполнения, то бояться Вам нечего. Во-первых, у Вас прекрасный разговорный язык, во-вторых, незнание сцены вполне окупится литературными достоинствами пьесы. Только не скупитесь на женщин и не давайте воли Вашей селезенке. Какое, однако, я Вам длинное письмо намахал! Ужасно хочется бездельничать, и рад случаю, чтобы написать кому-нибудь письмо или пошляться по улице. Вчера получил приглашение от "Гражданина". Поклонитесь Сувориным, Виктору Петровичу и Петерсену. Будьте здоровы. Имею честь быть с почтением, извините за выражение, начинающий писатель А. Чехов.
410. В. Г. КОРОЛЕНКО 9 апреля 1888 г. Москва. 9 апр. Посылаю Вам, добрейший Владимир Галактионович, рассказ про самоубийцу, Я прочел его и не нашел в нем ничего такого, что могло бы показаться Вам интересным,- он плох,- но все-таки посылаю, ибо обещал. Будьте здравы и богом хранимы на многие лета. Поклонитесь Волге. Ваш А. Чехов.
{02239}
Семья моя Вам кланяется. Вчера дал прочесть одной девице рассказ, который готовлю для "Сев(ерного) вестн(ика)". Она прочла и сказала: "Ах, как скучно!" В самом деле, выходит очень скучно. Пускаюсь на всякие фокусы, сокращаю, шлифую, а все-таки скучно. Срам на всю губернию!
411. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 9 апреля 1888 г. Москва. 9 апр. Милый Алексей Николаевич! Получил я вчера от Вашего Ал(ександра) Ал(ексеевича) письмо, в котором он приводит строки из Вашего письма к нему. Пишет он о Салтыкове и о Вашем желании иметь возможно скорее мою повесть для "Сев(ерного) вестн(ика)". Первое для меня крайне лестно, на второе же ответствую тако. Я давно уже (с середины апреля) сижу за небольшою (1-1 1/2 печатных листа) повестушкой для "С(еверного) в(естника)", давно уже пора кончить ее, но - увы! - чувствую, что я ее кончу едва к маю. К прискорбию моему, она у меня не вытанцовывается, т. е. не удовлетворяет меня, и я порешил выслать Вам ее не ранее, пока не поборю ее. Сегодня я прочел всё написанное и уже переписанное начисто, подумал и решил начать опять снова. Пусть она выйдет плоха, но все-таки я буду знать, что отнесся я к ней добросовестно и что деньги получил не задаром. Повестушка скучная, как зыбь морская; я сокращал ее, шлифовал, фокусничал, и так она, подлая, надоела мне, что я дал себе слово кончить ее непременно к маю, иначе я ее заброшу ко всем чертям. Во всяком случае передайте Анне Михайловне, что я не тороплюсь исполнить свое обещание только потому, что недоволен своей работой. Вышлю, когда мне будет казаться, что я доволен или почти доволен. Во всяком случае "Сев(ерный) вестн(ик)" может считать себя по части моей беллетристики обеспеченным на июньскую или в крайнем случае на июльскую. Вернее, что на
{02240}
июньскую... Я бы и сейчас послал повесть, но не нахожу полезным торопиться. Я трус и мнителен; боюсь торопиться и вообще боюсь печататься. Мне всё кажется, что я скоро надоем и обращусь в поставщики балласта, как обратились Ясинский, Мамин, Бажин и проч., как и я, "подававшие большие надежды". Боязнь эта имеет свое основание: я давно уже печатаюсь, напечатал пять пудов рассказов, но до сих пор еще не знаю, в чем моя сила и в чем слабость. Теперь об авансе. Об этой штуке Вы не раз писали мне; говорил о ней и Короленко. Если понадобится, то я воспользуюсь любезностью редакции и не буду чувствовать себя неловко, ибо в долгу не останусь. Теперь пока мне еще не нужны деньги. Понадобятся, вероятно, и конце апреля. Если увижу, что без аванса не обойтись мне, то напишу. Что касается Введенского, то претензия его на меня мне кажется неожиданной и по меньшей мере странной. Быть у него я не мог, потому что незнаком с ним. Во-вторых, я не бываю у тех людей, к которым я равнодушен, как не обедаю на юбилеях тех писателей, которых я не читал. В-третьих, для меня еще не наступило время, чтобы идти в Мекку на поклонение... Был у меня Островский. Ездили вместе в Третьяковскую галерею. У меня он познакомился с Короленко. Я готов поклясться, что Короленко очень хороший человек. Идти не только рядом, но даже за этим парнем- весело. Вы сильно огорчите меня, если не приедете в Украйну. Что я должен пообещать Вам, чтобы вы тронулись из Питера? Погода чудесная. Работать совсем не хочется. Кланяйтесь Вашим и редакции. Будьте здравы и живите так, чтобы каждую минуту чувствовать весну. Ваш А. Чехов. Прочел я это письмо и нахожу, что оно написано очень нелитературно.
{02241}
412. Ал. П. ЧЕХОВУ 11 или 12 апреля 1888 г. Москва. Бездельник! Сегодня я послал для Неупокоева (когда он упокоится?) еще текста. Рассказ "Тина" поставь перед "Степью", а два прочие после, но "Поцелуй" должен быть в конце книги. Еще раз напоминаю: рассказ "Счастье" должен быть первым и "посвящается Я. П. Полонскому с костылем". Книгу надо будет назвать так: Антон Чехов Рассказы и тут же на обложке перечисление рассказов петитом. Считался ли за "Сумерки"? 2-е изд. "Сумерек" пора печатать. По крайней мере, пора объявить об этом в понедельницком анонсе. На задней стороне обложки должны быть объявления о моих книгах: "Пестрых рассказах", "Сумерках" и "Рассказах". Это, брат, тебе не Англия! Получил от старичины длинное письмо и сопричислил его к автографам. Денег нет и нет. Писать разучился. Хочу поступить в аптеку. Если тебе кажется, что я затрудняю тебя своими изданиями, то напиши мне. Был сегодня Федор Глебов. Спрашивал о тебе. По-видимому, недоволен тем, что ты незаконно живешь, но не высказывает этого, хотя и удивляется, что "оне - старуха-с"... Насчет денег и Николки по-прежнему долготерпелив... Если увидишь Михаила Суворина, то передай ему, что моих книг нет ни на одной станции. Этак много не наторгуешь. Веди себя хорошо(...) Граф Платов.