Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Кит Лоу

Кто-то предположит, что проблема изгнанников постепенно исчезнет по мере того, как будет вымирать старое поколение, но, к сожалению, это заблуждение. Многие самые крикливые «изгнанники» в Германии и других регионах не пережили депортацию. Стоит только взглянуть на то, что произошло в Крыму, и понять, насколько националистические конфликты передались следующим поколениям. В 1944 г. крымские татары были выселены со своих земель, Сталин распорядился расселить их на территории советской Центральной Азии в качестве наказания за сотрудничество с немцами во время войны. После развала Советского Союза в 1991 г. четверть миллиона татар решили вернуться на свою родину в Крым. Они переехали в брошенные дома и отремонтировали их, образовав незаконные поселения на пустующей земле, и постоянно надоедали украинским властям просьбами зарегистрировать их как законных владельцев. Когда полиция стала угрожать выселением, они энергично протестовали, а некоторые даже совершали акты самосожжения. Удивительная черта этих «возвращенцев» состояла в том, что большинство никуда, строго говоря, не «возвращалось»: они родились и выросли в Центральной Азии, отказались от довольно благополучной и безмятежной жизни там, чтобы перебраться на родину, которую до этого в глаза не видели и где их никто не ждал.

Чувства, которые гонят таких людей, возникают из рассказанных им историй и мифов, передающихся в их общинах. Татары впитали страдания депортации с молоком матерей и повторяли эти истории ежедневно на протяжении более шестидесяти лет. В их представлении Крым поднялся в статус некой земли обетованной. Как сказал один татарин: «Для советских людей тридцатые, сороковые, пятидесятые годы – история. Для крымских татар они сейчас… реальная история». Подобно им, немецкие изгнанники бесконечно вспоминают об ужасах своего переселения на запад, тогда как украинцы рассказывают о бесчеловечности операции «Висла», словно это было вчера. Такие рассказы служат одной цели – объединять эти национальные группы.

Запад не защищен от мифотворчества. Норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы, французы и итальянцы – все придумали истории, связанные со злом, причиненным им во время Второй мировой войны, и, бесконечно повторяя их, сумели создать впечатление, что каждый народ был более или менее сплочен против фашистско-нацистских оккупантов. Таким образом, по прошествии десятилетий грязная реальность – сотрудничество с фашистами – легко скрылась. Надежда, что ее не заметят, тому причиной. Сами коллаборационисты тоже сочиняли мифы о несправедливости, от которой они пострадали после освобождения. Рассказы о вопиющем насилии в отношении невинных сторонников правых, если их достаточно часто повторять, создают впечатление, что в этих странах пострадали в равной степени все,независимо от политических убеждений.

У победителей свои мифы. Вторая мировая война стала чем-то вроде национальной индустрии в Великобритании. Художественные и документальные фильмы, пьесы о войне появляются на телевидении ежедневно, а книги о ней неизменно украшают списки бестселлеров. Война присутствует на всех национальных мероприятиях, будь то скандирование английских футбольных болельщиков на матчах Кубка мира или воздушный парад истребителей «Спитфайр» и бомбардировщиков «Ланкастер» в дни государственных праздников. Подобно американцам, англичане думают о периоде Второй мировой войны как о времени, когда их «величайшее поколение» спасло мир от нацизма. И американцы, и англичане предпочитают верить, что они победили практически в одиночку. В популярных рассказах о «битве за Англию» (воздушные бои над территорией Великобритании, особенно в районе Лондона и Южной Англии в 1940–1941 гг. – Пер.), например, редко упоминается о том, что каждый пятый пилот истребителей, защищавших страну, родом из Польши, Чехословакии, Бельгии, Франции или уголков Британской империи.

Проблема таких глубоко лелеемых мифов состоит в том, что они неизбежно вступают в конфликт с чьими-то другими в равной степени поддерживаемыми мифами. Месть одного человека – это правосудие другого. Если судетские немцы вспоминают свою депортацию из Чехии как время зверств, чехи запомнили этот период как время исправления исторических ошибок. Некоторые польские украинцы оправдывают операцию «Висла» в либеральной прессе, некоторые украинские поляки считают их предателями нации. И если англичане видят в бомбардировщике «Ланкастер» символ гордости, то многие немцы помнят его лишь как машину уничтожения всех без разбора.

После распада бывшей Югославии один обозреватель сербской газеты Vreme выразился так: «Месть или прощение. Память или забвение. Эти послевоенные проблемы никогда не решаются по канонам Божьей справедливости: будут еще и неоправданная месть, и незаслуженное прощение. Политика поддержания памяти и забвения уже не проводится так, чтобы служить миру и стабильности. Сербы хотели бы забыть именно то, что хорваты или боснийцы хотели бы помнить, и наоборот. Если случайно обе стороны помнят одно и то же событие, то это преступление для одних и подвиг для других».

Эти чувства в равной степени относятся и к последствиям Второй мировой войны, и к большинству других народов Восточной Европы.

Другая проблема, связанная с постоянным повторением национальных мифов, состоит в том, что они неизбежно перемешиваются с полуправдой и даже откровенной ложью, и зачастую невозможно их разъединить. Для людей, чувствующих себя пострадавшими, важно не фактическое содержание рассказов, а эмоциональный отклик. Почти каждая цифра статистики, приведенная в этой книге, оспаривается той или иной национальной группой. Например, организации немецких переселенцев по-прежнему утверждают, что в ходе депортаций из Восточной Европы были с особой жестокостью убиты два миллиона немцев, в то время как даже один взгляд на государственную статистику, цифры которой, по их утверждениям, они цитируют, указывает на грубое искажение фактов. Такие слова, как «холокост» и «геноцид», произносятся без всякого понимания их реального значения, а польские тюремные лагеря вроде Ламбиновице и Шветохловице заклеймены как «лагеря уничтожения», будто сотни умерших в них людей могут сравниться с миллионами тех, тела которых были сброшены в печи Собибора, Бельцека и Треблинки.

Конкурирующие национальные группировки по всей Европе регулярно пропагандируют собственную статистику и клевещут на цифры своих соперников, мало думая о реальности. Так, общепринятая цифра 60–90 тысяч поляков, убитых украинскими националистами во время войны, часто игнорируется «историками» с обеих сторон: поляки умножают эту цифру на пять, украинцы на пять делят. Аналогично сербы всегда исторически раздували численность своих граждан, погибших во время войны, до 700 тысяч человек, хорваты так же раздувают число своих убитых югославским государством после войны. Политические группировки на Западе в равной степени охотно используют фиктивную статистику. Десятилетиями французские правые рассказывали истории о 105 тысячах сторонников режима Виши, хладнокровно убитых бойцами Сопротивления после войны. Принятая в настоящее время цифра – несколько тысяч. Эти фальшивые показатели настолько распространены, что даже серьезные историки периодически повторяют их, тем самым пропагандируя их еще больше.

Подобная ситуация коварна в том смысле, что мифы и цифры начинают просачиваться в общепринятые взгляды. С конца XX в. вся Европа переживает заметный сдвиг вправо, и крайне правые группировки добиваются большего влияния, чем в любой период со времен Второй мировой войны. Они пытаются переложить бремя вины с нацистов и фашистов, запустивших машину зверств и ответных мер, на своих левых противников. Но когда крайне правые начинают проталкивать свой особый взгляд на историю, следует быть осторожными, как и с коммунистами, когда они проделывают то же самое.

Пример того, как история подверглась манипулированию ради политической выгоды, произошел в Италии в 2005 г., когда правительство объявило о праздновании совершенно нового Дня памяти. События, которые правительство решило отметить, произошли в 1945 г., когда пограничные земли на северо-востоке страны захватили югославские партизаны. В ходе неистовых этнических чисток, схожих с теми, которые проходили в других регионах Югославии, тысячи итальянцев – гражданских лиц были зверски убиты или брошены живыми в глубокие пропасти. В ознаменование 60-й годовщины и годовщины договора, по которому этот северо-восточный район страны отошел к Югославии, власти планировали устроить ряд памятных церемоний. Одна из этих них прошла в Триесте недалеко от границы – места совершения югославами части этих зверств. На церемонии присутствовал министр иностранных дел Джанфранко Фини, политическая партия которого – Национальный союз – стала преемницей послевоенного неофашистского движения.