Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века - Михаил Ильич Якушев

В результате настойчивых ходатайств А.П. Бутенева перед Портой в том же 1837 г. султан Махмуд издал еще один фирман в пользу православных, содержание которого практически полностью воспроизводило хатт-и шериф 1836 г. (139, л. 9—10; 140, л. 11–12; 141, л. 13—18об; 142, л. 27–28; 376, л. 17–18)40. Этот документ не только подтверждал запрет греко-католикам и католикам носить присвоенный православному духовенству клобук, но и определял форму камилавок (араб, калансуа, мн. ч. калалис)41, которые разрешалось одевать униатам (379, л. 105–108). А.П. Бутеневу удалось также добиться от Порты письменного предписания египетскому паше Мухаммаду Али «привести в исполнение хатт-и шериф» 1836 г., о чем ему было сообщено российским генеральным консулом в Александрии графом А.И. Медемом (1803–1859 гг.) (144, л. 30—31об; 378, л. 126—128об). Мухаммад Али подчинился указанию Порты и направил в Дамаск своему наместнику (хукумдару) Мухаммаду Шариф-паше визирское («визириальное») письмо с предписанием «наблюдать за точным исполнением фирмана». Патриарх Мефодий посчитал вопрос решенным в пользу православных и вернулся из Египта в Дамаск на свою кафедру (21, л. 1; 22, л. 2—2об)42.

Православные патриархи стали чаще писать в Петербург: из Египта в адрес Петербургского синода поступили совместные обращения (от апреля и сентября 1838 г.) за подписями сразу двух патриархов – Иерофея Александрийского и Мефодия Антиохийского. В них они жаловались на постоянные отсрочки египтян, униатов и покровительствовавших им французских консулов католиков в деле исполнения фирмана, а также просили императора Николая посодействовать ускорению оглашения высочайшего эдикта. Из-за смерти султана Махмуда фирман так и не был обнародован (141, л. 13—18об; 140, л. 11–12). Новый 17-летний султан Абдул Меджид издал новый хатт-и шериф, разрешавший католическим священникам «свободно носить камилавку и накамилавочник… крест на груди и одежду голубого цвета… как древние православные» (621, с. 93). Это решение нового султана было воспринято православными христианами как явная уступка падишаха сирийским униатам.

Конфликт между православной общиной в Сирии во главе с Антиохийским патриархом Мефодием и грекокатолической общиной во главе с митрополитом Максимом43 разрастался. В него стали вовлекаться российские и французские дипломаты в османской столице и в Бейруте. Затянувшийся на несколько лет спор получил название «дуэль из-за камилавок». Этот диспут был вызван тем, что униатские священники-арабы предпочитали не снимать облачения православных клириков, чтобы внешне не отличаться от греческого духовенства. В привычном православном облачении униатским священникам было легче вводить в заблуждение православную арабскую паству для того, чтобы сначала сплотить ее вокруг себя, подкрепляя свой авторитет материальным вспомоществованием. Когда же миряне-антиохийцы становились полностью послушными своему униатскому пастырю, тот предлагал им принять грекокатолическое вероисповедание с сохранением арабского языка в качестве богослужебного, но с обязательным признанием над собой примата папы. Новообращенных греко католиков французские консулы охотно брали на работу своими консульскими агентами и драгоманами, предоставляя им статус бератлы. Униатская молодежь имела возможность продолжать учебу во Франции и бесплатно лечиться во французских госпиталях.

Посланник в Константинополе А.П. Бутенев поручил консулу в Бейруте К.М. Базили оказывать всяческое содействие патриарху Мефодию в укреплении его позиций среди православных арабов. В контактах с Антиохийским патриархом Базили выступал в качестве эксперта по церковным делам и даже выполнил для патриарха Мефодия эскизы с вариантами камилавок различных форм, в которых униаты отличались бы от православных священников (40, л. 29—30об; 46, л. 367—368об; 57, л. 374—375об)44. В 1847 г. наконец был издан фирман по делу о камилавках, обязавший грекокатолическое духовенство (митрополитов, священников и монахов) одевать шестиугольную камилавку, отличавшуюся от греческой по форме и цвету, что позволяло православному христианину легко отличить униатского священника от православного (144, л. 30—31об; 28, л. 4—5об)45.

«Дело о камилавках» (кадыйат аль-калалис., или джаулат аль-калансуа) стало первым и, казалось бы, безобидным вопросом, на котором одновременно сошлись церковные интересы сиро-православной и сиро-униатской общин, а также политические амбиции стоявших за ними Петербурга и Парижа (931, т. 3, с. 185; 923, с. 59; 35, л. 217—218об; 46, л. 367—368об; 57, л. 374-375об; 93, л. 361–362)46.

Порта избрала тактику лавирования: с одной стороны, униаты потерпели поражение в «дуэли из-за камилавок», а с другой, в порядке компенсации получили от султана высочайший берат (от 8 января 1847 г.), признавший Максима «патриархом над грекокатоликами Антиохии, Александрии, Иерусалима и всеми охраняемыми подданными» (931, т. 3, с. 185; 380, л. 38—42об).

Полученный российским посланником в 1838 г. новый фирман о запрете униатам носить православное монашеское облачение в Сирии и Египте практически ничего не изменил в ситуации на местах, где прозелитическая деятельность инославных миссионеров в отношении православных христиан не ослабевала. Тем не менее сам этот факт заметно приободрил православное духовенство Антиохийской и Александрийской церквей, показав клирикам, что на защиту их интересов теперь мог встать не только Фанар (старавшийся после 1821 г. больше угодить султану, нежели помочь Антиохийской церкви), но и «белый царь» (аль-малик аль-асфар)47, вызывавший страх у Порты и османского падишаха (565, с. 42).

Для успешного выполнения задач, поставленных Петербургом перед императорскими посланниками в Константинополе, российские дипломаты и консулы активно применяли османскую традицию официальных подношений [пышкешей/пешкешей), которая мало чем отличалась от российской практики взяток и подкупов сановников. Для этого у министров-резидентов имелся в миссии специальный подарочный фонд48. Посланники часто предлагали пишкеш османским сановникам, чтобы те обеспечили издание Портой фирмана в нужной редакции. В свою очередь консулы поступали аналогичным образом в контактах с провинциальными османскими властями.

Помимо чисто консульских обязанностей и общих инструкций, составленных для него посланником А.П. Бутеневым, К.М. Базили имел особые инструкции, в формулировании которых принимали участие товарищ (заместитель) министра и управляющий Азиатским департаментом МИД Л. Г. Сенявин и вице-канцлер К.В. Нессельроде. Центральное место в них отводилось наставлениям по вопросу «об интересах религии и Восточной церкви, который не перестает интересовать императорский двор». Базили предписывалось: немедленно сообщать в константинопольскую миссию о нарушениях привилегий православных и православной церкви в Святых местах Палестины, как и в Сирии в целом; доносить генеральному консулу в Александрии и посланнику в Константинополе обо всем, что касалось исполнения различных фирманов, издаваемых Портой по итогам официальных представлений императорской миссии на Босфоре в пользу православных и их духовенства, а также о спорах, возникавших между различными христианскими вероисповеданиями в Большой Сирии (637, с. 244). В этих инструкциях обозначалась суть церковной политики России в Леванте и формулировались задачи, стоявшие перед их непосредственными исполнителями.

Одним из первых